"Я рос порядочным мальчиком и хотел прожить достойную жизнь. Но сражаясь во Второй мировой войне в России я совершил столько ужасных поступков. Я принимал участие в преступлениях против человечества", — так начал рассказ о своей непростой жизни Генрих Метельман — бывший военнослужащий 22-й танковой дивизии вермахта. Только что закончил перечитывать его мемуары и хочу сказать пару слов по-свежу...
Но вначале пару слов о сути явления...
После развала СССР и отмены советской цензуры нашу страну затопил вал немецкой мемуарной литературы самого разного качества. В основной своей массе ее авторы были рядовыми, унтер-офицерами или же младшими офицерами на Восточном фронте и писали свои мемуары еще в 50-х и 60-х гг. — в самый разгар Холодной войны. Именно на те годы пришелся пик западного обывательского интереса к теме немецкой войны в СССР. Нужно ли говорить, что большинство этих книжонок написано в откровенно апологетической пронацистском духе с целью обелить широко считавшийся тогда "чистым" вермахт? Ну а заодно, чтобы под шумок представить себя перед англо-американцами борцами за "западные ценности". Вот почему в таких книгах авторы, как правило, предстают бесстрашными и все знающими рыцарями без страха и упрека (в стиле Рэмбо), вынужденными сражаться в дикой лесной стране с такими же дикими атеистическо-коммунистическими "Иванами", которые вдобавок миллионами валятся под пулеметы, сводя с ума благородных немецких солдат.
Именно эта мемуарная литература благодаря реалиям Холодной войны сумела породить на Западе множество неизжитых до сих пор мифов. Кроме того, она помогла самооправдаться и дожить многим бывшим немецким ветеранам вермахта если не в почёте, то хотя бы в понимании и комфорте. Лишь в 1990-х гг. (!!!) немецким историкам вновь удалось поднять вопрос о преступности вермахта, и ещё целое десятилетие прошло у них в бурных спорах, пока это не стало общепринятым фактом. К неудовольствию некоторых доживших...
Парадокс, но в то же самое время уже успевшая изрядно протухнуть (на том же Западе) немецкая мемуарная литература неожиданно обрела вторую жизнь на изголодавшемся после советской цензуры российском рынке. Причем, по моим наблюдениям, пик этой популярности пришелся на нулевые годы, когда издательства выпускали целые именные серии немецких мемуаров. Были представлены воспоминания пехотинцев, летчиков, подводников, танкистов, артиллеристов и даже эсэсовцев!
Так, эта литература, споры о которой на профессиональном уровне отгремели в Западной Европе ещё в 70 гг., стала уже для нашего обывателя едва ли не откровением и, повторюсь, обрела вторую жизнь. Все полки книжных магазинов были завалены этими книгами с броскими заголовками и обложками. Особенно в специфических странах Прибалтики и, конечно же, на западной окраине. Их потом между делом находили даже в личных вещах боевиков "Азова" (сам видел видео обыска, где среди оружия и флагов нашли книги воспоминаний эсэсовцев "Лейбштандарта"). И это печально, ибо, снова повторюсь, в массе своей эта литература представляет собой низкопробную и недостоверную апологетику нацистскому прошлому и к истории имеет мало общего.
Справедливости ради, далеко не все изданные воспоминания немецких ветеранов порочны или откровенно лживы. И среди г-на иногда можно найти конфетку...
Добропорядочный птенец гитлерюгенда
Воспоминания Генриха Метельмана из 22-й танковой дивизии, названные им "Сквозь ад за Гитлера", и являются той самой конфеткой. По ним в Англии в 2003 году даже сняли документальный исторический фильм, который я прикреплю в самом конце этой статьи. Написать их он решился уже в пожилом возрасте, будучи гражданином Великобритании, где он осел в 1948 году после плена...
Генрих Метельман родился в Гамбурге в 1922 году. Его отец был рабочим левых взглядов, а мать — убежденной правоверной христианкой. Несмотря на религиозный акцент в воспитании матери, в гитлерюгенде Метельман быстро отбросил все эти "устаревшие догмы" и вскоре искренне приобщился к идее расового превосходства немцев, а также к атмосфере товарищества и желания повоевать "за фатерлянд и фюрера". И уже в 1941 году в возрасте 19 лет он в составе вновь сформированной во Франции 22-й танковой дивизии отправился в СССР...
"Что тебе эта русская, яблок принес?"
После двухнедельного неторопливого "круиза" в военном эшелоне через всю Германию, Польшу и Украину части 22-й танковой дивизии влились в состав 11-й армии Манштейна и осели в Крыму. В течении полугода они периодически участвовали в боях с советскими десантниками, в том числе во время печально известной "Охоты на дроф" и ликвидации Крымского фронта. Метельман весьма интересно описывает разные бытовые случаи тех времён. Например, как они выселили из дома, где остановились на постой, мать с двумя детьми на мороз, и как он заставил себя не думать об их дальнейшей судьбе. Также у него случилась любовь (бесконтактная) с русской девушкой, которая оказалась партизанкой. При этом Метельман не скрывает жестокость оккупационного режима и случаи казней гражданских за любую провинность. Достаточно тепло у него написано про советских солдат, сражавшихся с достоинством. При этом он честно рассказывает и о своем участии в военных преступлениях...
В мае 1942 года части 22-й танковой дивизии перебросили под Харьков и переподчинили 6-й армии Паулюса. В конце июня 1942 года в рамках "операции Блау" 22-я танковая дивизия начала наступление на юге СССР. И замелькали названия, хорошо известные нам и из нынешних событий: Изюм, Северский Донец, Донбасс и т. д. Наступление велось немцами с задором, в полной уверенности в победе. Метельман рассказывает о случае, произошедшем недалеко от Ростова:
...В тот же день мы покинули Изюм и повернули на юго-восток, направляясь к крупнейшему промышленному центру Северного Кавказа — Ростову-на-Дону. Когда мы приближались к селу, раскинувшемуся на нашем пути, мы пальнули из пушек, так, острастки ради, как выразился наш наводчик. Целью был выбран дом, едва различимый за кустами. Подъехав ближе, мы заметили множество фруктовых деревьев с зеленевшими на ветвях первыми яблоками. Решив пополнить и разнообразить рацион, было решено, что я схожу в сад и насыплю яблочек в снарядные ящики, а остальные в тягаче будут дожидаться меня чуть поодаль. Подходя к дому, я вдруг услышал всхлипывание. Пройдя через калитку, я заметил лежавшую на траве девочку лет двенадцати в светлом летнем платьице с короткими рукавами «фонариком». Светлые волосы были заплетены в косички. Вся левая сторона ее тела представляла собой кровавое месиво. Тело ребенка дергалось в предсмертных конвульсиях. Спиной ко мне, склонившись над умиравшим ребенком, стояла женщина, очевидно мать. Она, заходясь плачем, непрерывно повторяла имя девочки. Услышав шаги, она резко повернулась, и я увидел залитое слезами, искаженное горем лицо. Тут же на траве валялась разбитая тарелка и нарезанный хлеб. Мать медленно выпрямилась и, поняв, кто перед ней, вмиг изменилась. Горестное выражение сменилось ненавистью. Посмотрев на меня сузившимися от гнева глазами, она заговорила. Я не все понял, но то, что я все же сумел понять, сразило меня, словно удар наотмашь. Несмотря на свою напускную и привитую мне чисто нацистскую спесь в отношении населения оккупированных стран, меня мгновенно обожгло чувство вины. До этого мне приходилось оказываться в непростых ситуациях, но эта не шла ни в какое сравнение с ними. «Простите!» — единственное, что я сумел пробормотать, но тут же понял всю неуместность этого слова.
«Простите? — повторила женщина. — И вы еще просите за это прощения?! — возмущенно воскликнула она. — За все, что вы наделали? Ей просто захотелось встретить вас хлебом-солью. А ведь для этого нужна смелость. А вы, трус, негодяй, чем вы ответили?!»
Я не знал, как на это реагировать. И, как самый настоящий трус, я бросился наутек из этого сада, подальше от этого дома, желая только одного — поскорее оказаться среди своих. Бросившись на водительское сиденье, я рванул машину и помчался прочь, к центру села, где уже собирались остальные наши. Я рассказал своим товарищам о том, что произошло и почему я вернулся без яблок и даже без снарядного ящика. Они выслушали меня, не прервав ни разу. «Ну, и что здесь такого? — спросил один из них, когда я умолк. — Подумаешь, осколок нашего снаряда прикончил русскую девчонку. Ты лучше объясни, почему яблок не притащил?»
Вот так выглядит этот эпизод в стоп-кадрах из документального фильма о Метельмане...
Ну а дальше был Ростов.
И удивление Метельмана...
Здесь есть цивилизация!
Он пишет:
...С берегов Миуса мы направились дальше на юго-восток и примерно в июле 1942 года овладели Ростовом-на-Дону, крупным промышленным центром в устье Дона. Когда мы входили в город, видели множество трупов на улицах, причем все это были представители мирного населения. Жара стояла невыносимая, а убитых было некому убирать, от жары трупы вздулись и посинели. В воздухе разило мертвечиной. Нам доставили почту из дому, я получил письмо от матери. Хотя нам воспрещалось указывать в письмах место дислокации, мать знала, где я нахожусь. Я описал ей чувство гордости, охватившее меня, когда приходилось овладевать очередным городом. Она писала мне, что во всех этих городах и деревнях живут люди, простые люди: мужчины, женщины и дети и что мне следовало бы на досуге подумать, чем оборачивается для них возможность для меня лишний раз возгордиться. Мать моя была глубоко верующей женщиной и пыталась посеять во мне сомнение в правоте национал-социализма, что меня всегда бесило...
Далее он описал свое удивление тем, что оказывается и здесь есть "цивилизация", иной раз "не уступающая немецкой":
...Ростов-на-Дону оказался вполне современным городом с чистыми улицами и куда более крупным, чем города Донбасса. Улицы в центре города были широкие, по некоторым пролегали трамвайные пути, окантованные газонами. Было много парков и скверов с удобными скамейками. Иными словами, власти проявляли заботу о жителях этого города...
На танках и бронетранспортерах мы въехали на территорию большого завода с огромными и пустыми цехами. Заводские постройки были новыми, удобными. Кроме того, здесь имелись и спортивные комплексы, столовые, залы с душевыми — все это было нам в диковинку, потому что мы никак не ожидали увидеть в России каких бы то ни было признаков цивилизации. А здесь нашим взорам представали объекты, ничуть не уступавшие аналогичным в Германии, и даже кое в чем их превосходившие. Например, прекрасный стадион с ровными гаревыми беговыми дорожками...
Он честно упомянул о том, какую "цивилизацию" они сами принесли в эти места:
...На стадионе было полным-полно людей — айнзатцгруппа СС проводила спецоперацию — на футбольное поле сгонялись гражданские лица, исключительно мужчины. Их уже было не менее сотни человек, и постоянно прибывали все новые и новые группы. Я был поражен: мы едва успели войти в город, как здесь СС железной рукой наводили порядок. Эсэсовцы пояснили нам, что это все инженеры, преподаватели институтов, словом, представители интеллигенции, а их собрали здесь для проверки...
Если вы ничего не поняли о СС и насильственном сгоне интеллигенции для "проверки" в импровизированный концлагерь на стадионе, советую почитать вот эту мою статью. А вообще, это ещё один наглядный пример того, как много мы, на самом деле, еще не знаем о той войне. Сколько изучал историю Ростова в Великой Отечественной, о таком эпизоде ни разу не слышал. Хотя слухи о концлагере на ростовском ипподроме ходили (Метельман принял его за простой стадион). Есть даже одно фото, на котором он окутан специфической колючей проволокой, использовавшейся в немецких лагерях (фото ниже, читайте описание).
А теперь минутка юмора из этой книги. Ведь автор явно не лишён этого чувства. Взять хотя бы фрагмент о визите к ним капеллана. Однажды в городе Комсомольск Ростовской области, где стояла часть Метельмана, им объявили, что вскоре к ним явится капеллан и обязали всех собраться и построиться вокруг наспех сооружённый трибуны. Когда капеллан со своей свитой направлялся к ней кто-то из строя пошутил по поводу торчащих из-под церковной одежды кованных солдатских сапог: "Иисус моторизованный". Далее священник прочел им лекцию о Гитлере, Боге, фатерлянде, заострив внимание на важности борьбы против большевиков-безбожников. Метельман продолжает:
...пастор стал обходить строй солдат, благословляя нас и нашу технику. В этот момент мое внимание привлекли местные горожане, глазевшие на нас из-за забора. Видимо, им очень хотелось знать, о чем это молятся эти коленопреклоненные христиане после того как, отмотав по России не одну тысячу километров, ничего, кроме выжженной земли и трупов, после себя не оставили...
Здесь я, признаюсь, посмеялся.
Ну а дальше был Сталинград...
22-я дивизия, несшая "европейскую цивилизацию восточным дикарям", была наголову разгромлена и Метельман ненадолго попал в советский плен. Чудом бежал, блукал по донским степям, пока не попал к своим. Громко ругал в книге румын.
А потом была Германия, конец войны и американский плен, где его заставили работать на плантации. В 1948 году Метельмана отправили в Британию и освободили. Он вернулся домой и узнал, что его мать мать умерла сразу же после войны, не дождавшись его. Отец умер ещё при нем в 1940 году от рака. Посмотрев на разрушенный отчий дом, на неисправимость своих поверженных соотечественников, во многом остававшихся озлобленными нацистами, он не захотел жить в Германии и вернулся в Британию. Там он получил гражданство и стал активным борцом за мир. Со временем вступил в коммунистическую партию и прожил жизнь обычного рабочего на железной дороге. Умер в 2011 году. Что интересно, 24 июля — в очередную годовщину захвата немцами Ростова-на-Дону.
Знаете, я вам все-таки рекомендую ознакомиться с его мемуарами (книга есть в Сети, наберите в поиске). Ну или посмотреть вот этот фильм про его жизнь. Он был снят за 8 лет до его смерти и многие эпизоды из книги сыграны актерами:
