Послужной список, безусловно, главнейший документ о службе нижнего чина, ведь там перечислены все её основные вехи (прежде всего, участие в различных кампаниях и награды). То есть, в одном месте аккумулирована вся нужная информация о человеке. Однако и при его отсутствии можно составить представление о том, где и с какого момента человек состоял на службе.
Согласно Высочайше утверждённому «Положению об увольнении нижних чинов военно-сухопутного ведомства в бессрочный отпуск» от 30-го августа 1834 года на каждого из увольняемого в январской трети года составлялся формулярный о службе список, который обязательно впоследствии поверялся.
Поверка же списков заключалась в переписке с Казёнными Палатами Губерний, «из коих нижние чины поступили на службу», и состояла «в засвидетельствовании Палат: точно ли нижние чины отданы в рекруты того года, месяца и числа, как показано в формулярных списках» (§ 53) .
Для полковых канцелярий наступало «горячее время» - документооборот резко возрастал и порой, чтобы удостовериться в том, что рекрут поступал на службу тогда-то и оттуда-то, требовалась длительная переписка.
В результате подобное делопроизводство ныне представляет собой ценнейший источник всевозможной информации. В частности, мне довелось изучать переписку канцелярии Лейб-гвардии Конного полка за 1860 и 1861 годы.
Во-первых, необходимо было правильно формулировать запрос в казённые учреждения. Например, при сверке данных о службе рядового Лейб-гвардии Конного полка Фрола Артемьева Маслакова оказалось, что полковая канцелярия запрашивала данные на одного человека, тогда как по спискам Казённой Палаты он был записан совсем по-иному. Естественно, что на первоначальный запрос ответ был отрицательным.
Так, 13-го мая 1860 года от имени Командира полка генерал-майора Свиты Его Императорского Величества князя В. Д. Голицына в Казанскую Казённую Палату был направлен запрос за № 450 о «тщательной выправке в делах Рекрутского Присутствия» данных на Фрола Артемьева.
«... был ли принят Артемьев (он же Маслаков) в рекруты в Спасском Уездном Рекрутском Присутствии 1845 года марта 16 дня, и, если принят, то, сколько он имел тогда от роду лет…» .
30-го мая пришёл ответ, в котором утверждалось, что такого человека в службу не принимали:
«… Казённая Палата имеет честь уведомить, что рядового вверенного Вам полка Фрола Артемьева по тщательной выправке в делах Рекрутского Присутствия, принятым в рекруты в 1845 году, не оказалось…» .
В результате, 13-го июня, из полка вновь направили запрос с необходимыми пояснениями:
«… Рядовой же Артемьев объявил, что он принят в рекруты 1845 года марта 16 дня в Спасском Уездном Рекрутском Присутствии, из государственных крестьян Казанской губернии, Чистопольского уезда, Петропавловской волости, и что фамилия его Маслаков…».
И только тогда, 20-го июля, из Казённой Палаты пришёл новый утвердительный ответ:
«… Казённая Палата имеет честь уведомить, что рядовой Фрол Артемьев Маслаков принят в рекруты 16-го марта 1845 года, из государственных крестьян Казанской губернии, Чистопольского уезда, Ново-Шешминской волости, слободы Петропавловской, 31 года, женат на Татьяне Ивановой, имел дочь Анну, по формулярному списку состоит под № 84…» .
Как видно, в Палате искали рекрута на букву «А», в то время как он был записан на букву «М». Переписка продолжалась более 2-х месяцев.
Немалую проблему составляла категория нижних чинов, переведённых из других частей. В этом случае поначалу следовала переписка с канцелярией этого соседнего полка.
Так, для выяснения даты поступления в рекруты Никиты Михайлова, был направлен запрос в Тульский Егерский полк:
«… Имею честь покорнейше просить Ваше Высокоблагородие уведомить меня как можно поспешнее, действительно ли рядовой вверенного мне полка Никита Михайлов сын Михайлов, зачислен первоначально на службу во вверенном Вам полку, как значится 1845 года июня 13 дня из незаконнорожденных детей Орловской губернии, Кромского уезда, села Соснова, и сколько он при зачислении на службу имел от роду лет…» .
Однако, как оказалось, письменные дела полка находились не при нём, а в Мценской Инвалидной команде, расположенной в станице Сунженской, Терской области, куда и ушёл соответствующий запрос, «учинить справку».
10-го июля оттуда был получен ответ:
«… по справке в письменных делах Тульского Пехотного полка за 1845 год оказалоь, значущийся в сей переписке рядовой Никита Михайлов сын Михайлов действительно зачислен первоначально на службу в Тульский Пехотный полк 1845 года июня 13 дня, уроженец Орловской губернии, Кромского уезда, села Совскова, из незаконнорожденных детей; от роду тогда имел 20 лет, холост…».
Переписка продолжалась почти 2 месяца.
На вопрос о подтверждении даты вступления в службу в 1848 году рядового из казаков Кобелякского уезда, деревни Бреусовки Павла Дмитриева Карнаухова, Полтавская Казённая Палата ответила, что его «в 1848 году принятым в рекруты не оказалось». И вообще посоветовала обратиться в другую инстанцию:
«… Если он, действительно, происходит из казацкого звания и поступил в рекруты во время рекрутского набора, то в таком случае, учинение об нём надлежащей справки зависит от Полтавской Палаты Государственных Имуществ, в которой хранятся дела о приёме в службу казаков по наборам с 1835 года…» .
В этом случае пришлось прибегнуть к помощи коллег. Лейб-гвардии Конный полк «покорнейше запросил» Лейб-гвардии Волынский полк выслать необходимые сведения:
«… в самом скором времени справку о первоначальном вступлении в службу переведённого в госпитальную команду сего полка унтер-офицера Павла Карнаухова, если таковая о том в полку имеется; если же оной в полку не имеется, то выслать засвидетельствованную установленным порядком копию рекрутского формуляра Карнаухова. В рекруты Карнаухов принят 1845 года января 18-го дня, а рядовым зачислен в оный полк 1845 года мая 10-го…» .
Переписка продолжалась более 2-х месяцев.
Ещё более осложнялось дело, когда речь шла о службе не в боевом полку, а в одной из многочисленных команд при гарнизонном батальоне. Пример тому – «дело Салугина».
Так, 29-го сентября 1861 года Командир Лейб-гвардии Конного полка направил запрос на имя командира Симбирского Батальона Внутренней Стражи подполковника Лазарева с просьбой уточнить детали службы одного нижнего чина из его полка -
«… Гвардейской Инвалидной Команды при госпитале вверенного мне полка состоящей унтер-офицер Алексей Салугин объявил, что он во время нахождения в отпуску по слабости здоровья, нёс службу при вверенном Вам батальоне с мая месяца 1849 года до отправления в Карабинерный, что ныне Астраханский Гренадерский Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Александровича полк в начале 1851 года.
Вследствие чего имею честь покорнейше просить Ваше Высокоблагородие, уведомить меня, действительно ли Салугин нёс службу при вверенном Вам батальоне, и, если нёс, то с которого и по какое именно число, для внесения службы этой в формулярный его список…» .
26-го октября Командир Симбирского Батальона Внутренней Стражи подполковник Лазарев предписал заведующему архивом поручику Янченко, «навести самовернейшую справку о времени нахождения и о последующем доложить» .
30-го числа от Янченко последовал ответ, что «справки учинить невозможно, за необъяснением, в какой именно роте или команде нёс службу» Салугин , однако Лазарева такой рапорт не устроил и он предписал «поручику Янченко «немедленно справиться и донести» (мол, разбирайся с этими делами самостоятельно – на то ты и заведующий архивом) .
14-го декабря Янченко переслал переписку Командующему 1-й ротой батальона
«… вследствие надписи за командира Симбирского Батальона Внутренней Стражи подполковника Лазарева от 30-го ноября сего года за № 14728, покорнейше прошу Ваше благородие учинить справку по делам командуемой Вашим благородием роты, не состоял ли в оной на службе унтер-офицер Алексей Салугин в 1849-1850 и в 1851 г., или не был ли прикомандирован к оной…» .
30-го числа поступил ответ от командира 1-й роты, а на следующий день – от командира 2-й роты, что вышеупомянутый нижний чины в ротах не состоял.
3-го января 1862 года заведующий архивом доложил, что «по учинённой справке в делах роты оказалось, что напред сего не состоял по спискам и в прикомандировании унтер-офицер Алексей Салугин» , и 29-го числа Командир батальона возвратил в Петербург переписку на 7-ми листах с резюме «о неоыскании в дел рот и архива» нужной информации:
«… Алексей Салугин по документам при батальгне налицо не состоял, а равно и прикомандированным не значился…» .
Прошло ещё 8 месяцев и 7-го сентября из Лейб-гвардии Конного полка пришёл очередной запрос, в котором содержались уточнённые данные. Командир полка просил «навести справки в делах пересыльной команды»:
«… Означенный в сей переписке инвалидный унтер-офицер Алексей Салугин объявил, что он не в унтер-офицерском звании, а, будучи ещё рядовым Карабинерного, что ныне Астраханский Гренадерский Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Александровича полка нёс службу, как в отношении за № 1080 сказано: с мая 1849 года до начала 1851; не при Симбирском Батальоне Внутренней Стражи, а при Симбирской пересыльной команде, вместе с рядовыми находились также по слабости здоровья в отпуску и бывшими прикомандированными к пересыльной команде: Лейб-гвардии Гренадерского полка Макаром Титовым, лейб-гвардии Московским Андреем Константиновым и лейб-гвардии Уланского полка Иваном Писаревым и прочими, коими он же упоминается, и что доказательством того, что он нёс службу во время прикомандирования, может служить то, что он получал годовые вещи и жалование, и в 1850 году находился в Симбирском лазарете…» .
18-го октября начальник Симбирской пересыльной команды доложил командиру Симбирского Внутреннего Гарнизонного Батальона, что информация о Салугине, действительно, нашлась:
«… по справке в делах вверенной мне команды оказалось, что упоминаемый в переписке сей унтер-офицер Алексей Салугин, действительно, состоял прикомандированным при команде, но рядовым, с 15-го июня 1849 года по 1-е января 1851 года, который нёс службу наравне с прочими нижними чинами и получал годовые вещи все сполна…» .
