- Я просто делал свою работу! («Оппенгеймер»)
Есть у западных кинематографистов одна верная примета: за фильмы ужасов «оскара» не дают.
Если очень напрячься, приз ужастику возможен за звуковое оформление. Если очень-преочень напрячься, возможен приз за спецэффекты. «Шестое чувство» едва не получило несколько главных «оскаров», но положимте руку на сердце, это не совсем фильм ужасов. Я бы даже сказал, совсем не фильм ужасов. Доклад закончил.
Похожая ситуация с боевиками, но там всё гораздо сложнее, ибо по формальным признакам порой трудно отличить реального претендента на «оскар» от среднестатистического приключенца. Но получить приз киноакадемии за боевик все равно бесконечно трудно. Скажем, тот же Спилберг мог сколько угодно сотрясать приключенческое кино, ставить его с ног на голову и решительно менять правила игры во всей отрасли, но свой «оскар» получил, только когда обратился к теме еврейского холокоста времен второй мировой.
Примерно такая же ситуация и с Ноланом. На склоне жизненного пути он определенно задумался об «оскаре», как многие в этом возрасте зачем-то задумываются о мемуарах, и вышедший недавно «Дюнкерк» продемонстрировал, что эта высота ему вполне по силам. Не мемуары. «Оскар».
Поэтому новый фильм Нолана довольно камерен, местами монохромен и про евреев в эпоху второй мировой. Короче, оскароносен.
Это процессуальный байопик. В России такое даже произнести страшно. У нас процессуальные фильмы наподобие «Двенадцати разгневанных мужчин» сразу означают полный непроходняк и громкий провал. В Штатах же это вполне привычный дискурс, учитывая их прецедентную судебную систему, в результате чего адвокаты там столь же обыденны и многочисленны, как у нас водители автобусов, а в судебных процессах многие режиссеры и сценаристы находят вдохновение для все новых и новых драматических экзерсисов. Процессуальный байопик – в Штатах вполне монетизируемый жанр.
Повествует фильм о создании первой в мировой истории атомной бомбы, проект которой возглавил Роберт Оппенгеймер. Для этого он в пустыне на границе с Мексикой при помощи американской армии воздвиг секретное поселение Лос-Аламос, куда собрал всех ведущих физиков Америки того времени. Судя по фильму, в итоге туда даже был эвакуирован из Европы гениальный Нильс Бор – «человек, который осмелился возражать Эйнштейну».
Нам продемонстрирована любопытная ярмарка тщеславия, плавно перерастающая в ярмарку лицемерия. Манхэттенский проект был инициирован американскими ядерщиками с мировыми именами, которые оказались встревожены сообщением о том, что немцы расщепили ядро атома и встали на путь создания ядерной бомбы. И беспокойство еврея Оппенгеймера, соплеменников которого массово уничтожали в нацистской Германии, было вполне обоснованным: если бы нацистам удалось сбросить атомную бомбу на Нью-Йорк и завоевать Америку, судьба местных евреев оказалась бы страшной.
Но советские войска через пару лет взяли Берлин и довели австрийского художника Шикльгрубера до преудивительного суицида: он разгрыз ампулу с цианидом, а потом выстрелил себе в голову. Наверное, ядерная программа США за отсутствием прямой и явной угрозы была тут же приостановлена? Ничуть не бывало: надо же было указать Сталину его незавидное место в новом мировом порядке.
Закончилось все тем, что два японских города были подвергнуты ядерной бомбардировке. Ученые Манхэттенского проекта успокаивали себя тем, что в результате были спасены миллионы и миллионы жизней американских солдат, которые иначе пришлось бы положить за капитуляцию Японии – и даже, представьте себе, миллионы жизней японских солдат, которые иначе вынуждены были бы продолжать воевать.
Вот только документы и воспоминания демонстрируют, что Хиросимы и Нагасаки японцы почти не заметили. У них были гораздо более крутые трагедии крупных городов, стертых с лица земли обычными бомбардировками. И гораздо большее влияние на императорскую Японию и ее желание воевать оказало вступление в боевые действия Советского Союза – грозного противника, уже закаленного в боях против нацистской Германии.
Оппенгеймер был адски человеколюбив и лично принимал участие в определении целей для атомной бомбардировки. Хиросиму он выбрал за то, что это небольшой город и жертв в нем будет всего ничего – каких-нибудь 20 – 30 тысяч, в то время как при бомбардировке Токио обычными боеприпасами погибло 100 тысяч человек. Но, хвала Сатане, общее количество погибших в ядерной бомбардировке Хиросимы, включая умерших раненых и жертв радиационного заражения, оказалось значительно выше и в итоге превысило 200 тысяч человек. А ведь был еще Нагасаки…
Особенно трогательно выглядит на этом фоне, что по настоянию секретаря президента США из списка целей был исключен древний Киото: они с женой провели там незабываемый медовый месяц, и разрушение этого уникального города было бы со стороны американцев уже каким-то совершенно запредельным варварством. Убить массу народа можно и в каком-нибудь городишке попроще, жемчужина ЮНЕСКО для этого не годится. Можно повредить фрески.
Нет, понятно, конечно, что рыбка задом не плывет, что раз ввязавшись в ядерный проект, ученым уже поздно было рефлексировать, волей-неволей пришлось бы доводить его до конца в любом случае – не против немцев, так против японцев, не против японцев, так против русских, не против русских, так еще против кого-нибудь. Как говорится в одной старорусской мудрости, попала собака в колесо – пищи, но беги.
Вот только оправдания этому «до конца» какие-то малоубедительные – «я просто делал свою работу». Примерно так же нелепо оправдывались на нюренбергском процессе вожди нацистов: я ведь не при чем, я в домике, я просто выполнял приказы!
И весьма любопытно, как при таких условиях с трагическим звоном осыпаются и выворачиваются наизнанку всякие самооправдания участников проекта. Никто ведь ни разу не сказал, что двести тысяч человек на самом деле были принесены в жертву, чтобы Америка стала великой. Если верить официальной пропаганде, их якобы убили, чтобы спасти миллионы и миллионы других, как в комиксе «Хранители».
Особенно забавно, что многие участники проекта искренне верили, будто создание атомной бомбы приведет к миру во всем мире и полной невозможности мировых войн. Ясно, что «санкта симплициссима» - сказано про лютую наивность людей вообще, а не просто про невежество низших. Фильм «Оппенгеймер» красиво демонстрирует, что можно читать на санскрите и при этом оставаться предельно наивным человеком. Потому что если эти идеи про невозможность войны после создания атомной бомбы – не восторженный наив, а просчитанный цинизм, то это еще хуже. Гораздо хуже.
Про Оппенгеймера в фильме не раз сказано, что он не осознает последствия своих действий, что для него главное – чистая наука, заглянуть за грань возможного, а что будет после этого – он не вполне готов понимать. И мы отчетливо это видим. Как неуклюжий ученый-ботаник с больной совестью оказался совсем не в то время совсем не в том месте, где ему следовало бы. К его чести, угрызения совести он все-таки испытывает – даже несмотря на то, что Америку в результате атомного проекта удалось выволочь за волосья на первые роли в мировой политике.
Впрочем, если бы первым в атомной гонке оказался Курчатов, очень не факт, что дело ограничилось бы двумя японскими ядерными бомбардировками. Совсем не факт.
В характеристике Оппенгеймера Нолан столкнул две интересные тезы. Работающие в Лос-Аламосе ученые подозревают, что в случае применения ядерной бомбы цепную реакцию остановить не удастся, что самоподдерживающийся процесс деления атомов перекинется на атмосферный водород, в результате чего полыхнет вся земная атмосфера.
Один из ученых проводит серьезные расчеты, из которых становится ясно, что нет, не полыхнет. Вроде бы. Поэтому авторы проекта решают-таки рискнуть и испытать бомбу.
Вот только не раз и не два в фильме проводится мысль (и даже сказано пару раз открытым текстом), что теория порой не равна практике, что математические модели могут ошибаться, что для того, чтобы сделать правильные выводы, необходимо провести натурный эксперимент. Вот испытание Бомбы и было таким экспериментом – ну-ка, все-таки полыхнет или не полыхнет? А даже если и полыхнет – ну, кому нужен мир, если в нем нет Штатов?!
Читал странные отзывы на этот фильм – что, дескать, невозможно воспринимать в роли генерала с зализами Роберта Дауни-младшего, перед глазами все время Железный человек. По-моему, чушь собачья. Роберт Дауни – шикарный актер с огромным творческим диапазоном, способный к абсолютному перевоплощению, его роль в фильме вполне хороша. Так же, как восхитительно хорош Мэтт Деймон в роли полковника, координирующего атомный проект в Лос-Аламосе, простого служаки и искреннего патриота своей родины. А если кто-то не способен отделять актера от его ролей – так это его собственные проблемы.
Совершенно прекрасен в роле Оппенгеймера Киллиан Мерфи. Мало того, что он очень похож на историческую личность, которую изображает – он еще и играет восхитительно.
Серьезно переигрывающим показался только Гэри Олдман в роли Трумэна. Но это уже, наверное, мои проблемы, поскольку актер реально велик. Впрочем, неудачи бывают и у великих.
Если бы сейчас были нормальные годы кинематографа, примерно так семидесятые, я готов бы был биться об заклад, что видел триумфатора следующего «Оскара». Совсем не уверен, что случился бы полный покер, как, скажем, в случае с фильмом «Полет над гнездом кукушки» - испытываю мучительные сомнения насчет главной женской роли Эмили Блант, особенно в конкуренции с бурлескной «Барби» Марго Робби, которая уже давно заслужила золоченую статуэтку, и присудить приз могут уже только за это.
Но все остальные главные призы большой пятерки, по-моему, бесспорны – за лучший фильм, лучшую режиссуру, сценарий и главную мужскую роль. Да и приз Блант, изображающей сильную женщину в мужешовинистическом обществе, в противовес легкомысленной Барби, киноакадемики тоже вполне способны дать. Просто потому, что роль общественно значимая, а прочая ерунда факультативна. Ход мысли киноакадемиков (среди которых могут попадаться довольно далекие от искусства люди наподобие осветителей или монтажеров звуковых эффектов), как известно, извивен и крайне непредсказуем, а голос мастера-осветителя равнозначен голосу, скажем, Мартина Скорсезе.
Впрочем, есть определенные сомнения и с оставшимися частями покера, ибо кино это про сороковые годы, а такое всегда рискованно в плане наград - там нет ни чернокожих в главных ролях (их там, по-моему, вообще нет, в соответствии с историческими реалиями – разумеется, негров в те времена не могло быть ни в университетах, ни, тем более, в секретном атомном проекте), ни открытых представителей LGBTQ+ (по тем же причинам), ни женщин (они в Лос-Аламосе неизбежно есть, но исключительно на позициях телефонисток, машинисток и жен господ ученых).
Поэтому обилие «оскаров» фильму, скорее всего, не светит, так же, как ранее не светило и мастерписам «Однажды в… Голливуде» и «Ford» против «Ferrari», которые в общем-то вполне хороши, но пытались придерживаться исторической правды – а у призов киноакадемиков ныне строгая разнарядка по количеству продемонстрированных представителей меньшинств, и не имеет значения, что это за эпоха – второй мировой войны или артуровских рыцарей. Меньшинства должны быть, и всё тут, новый марксизм в этом отношении строг. А субтильного гееобразного Оппенгеймера даже в геи не запишешь - женатый человек, имевший любовницу.
Что же касается того, насколько это кино соотносится с прочей фильмографией Нолана… Ну, вы же небось все видели эту фильмографию, да? Вот и «Оппенгеймер» приблизительно такой – с поправкой на то, что это процессуальный байопик. Или вон, к примеру, видели «JFK: Выстрелы в Далласе»? Так вот, по отношению к творчеству Оливера Стоуна этот фильм – примерно то же самое, что «Оппенгеймер» по отношению к творчеству Кристофера Нолана.
Пока не поздно, сходите на это кино, реальный претендент на оскаровский покер следующего года, не пожалеете.
Василий Мидянин
Другие тексты автора:
