На площади у Московского вокзала стоял храм во имя Входа Господня во Иерусалим — в просторечии его называли «Знамение».
Эту церковь закрыли после смерти физиолога И.П. Павлова. При нем сделать этого не решались: ученый некогда венчался в этом храме и поставил условие, чтобы он был открыт, в противном случае пригрозил прекратить работу. Тщетно его супруга Серафима, похоронив мужа, хлопотала о сохранении дорогого и ей храма, который она постоянно посещала, — безбожники безжалостно его закрыли, а потом взорвали.
Не пощадили
Произошло это в 1941 году под праздник Вознесения, поздно вечером в среду. Живущие окрест были предупреждены заранее, им было предписано заклеить полосками бумаги стекла окон.
Вандалы ХХ века не пощадили редкий памятник архитектуры — белоснежный, оформленный внутри белым камнем, крестообразный храм, украшение района, да и всего города. Над главным алтарем на фоне настоящего золота была написана замечательная копия фрески Леонардо да Винчи «Тайная вечеря».
Когда я утром в четверг Вознесения проезжала в трамвае из дома в Никольский собор (ближе храмов не осталось!) мимо свежих руин, то увидела, что из всех стен святого храма чудом уцелела только одна небольшая часть алтарной апсиды с образом (он был снаружи) Знамения Божией Матери.
До взрыва по сторонам этого образа были две иконы: святая Варвара и святая Мария Магдалина.
Эти иконы не уцелели — стояла Одна Пречистая, воздев за нас богоносные руки Свои! Многие в трамвае крестились, видя явное чудо в сохранении лика Богоматери, кое-кто даже прослезился.
Четыре дня стояло это чудо, а когда мы ехали к обедне в воскресенье Свв. Отец Первого Собора, то застали такую картину: бригада комсомольцев какими-то железными орудиями, вероятно кирками, скалывала с оставшейся апсиды лик Пречистой. Ужас и негодование объяли многих ехавших в трамвае.
- Много терпел Ты, Господи, но такого надругательства над силой Твоей, сохранившей лик Тебя Рождшей — не потерпел!
И вот, вскоре началась Великая Отечественная война.
Россия выстоит!
В ночь на 19 сентября, на день воспоминания чуда Архистратига Михаила, видели мы с братом Борисом и одной верующей женщиной и ее детьми удивительное небесное явление, несколько похожее на северное сияние, но в южной части неба.
Лучи колеблющегося света исходили из одного центра, в самом почти зените небосвода. Лучи огромной величины. От нас это явление виделось как бы со стороны Александро-Невской Лавры.
Брат, подметавший двор, вызвал меня — он первый увидел эти лучи. Мы опустились на колени, и брат, потрясенный, взывал:
«Свят, свят, свят Господь Саваоф... »
Я повторяла за ним те же ангельские слова. Потом вызвала соседку Серафиму — и она, выйдя из своего жилища в подвале каменной пристройки нашего дома, в трепете сказала те же самые слова ангельского славословия, хотя была и малограмотная, и в церковь не ходила, разве что очень редко.
Долго мы стояли, созерцая дивное видение славы Божией. А центр, откуда исходили лучи, казался то лежащим наклонно Крестом, то Всевидящим Оком.
Явление это началось около девяти часов вечера и длилось, меняя силу и постепенно, с 12 ночи, ослабевая, — до трех часов пополудни. Один луч, самый широкий, зашел за западный горизонт, и я подумала, что он означает славу России.
Много раз выходили мы с братом во двор и снова с трепетом смотрели на небо...
Папа лежал совсем слабый и спать не мог. Я рассказала ему о небесном явлении, и он воспринял это со вниманием и благоговением. Наутро весь город говорил о знамении с неба, а в газете напечатали, что это было обыкновенное северное сияние. Но никто не верил газете.
Чудо веры
Во время бомбежек осенью 1941 года было два известных мне (наверное, их было больше) чуда.
Близко знакомая мне Ольга Кузьминична Столярова, келейно принявшая постриг с именем Сергии, и воспитавшая двух сирот, во время бомбежки стала на молитву в свой иконный угол...
Бомба попала в их трехэтажный дом и как отрезала уголок с невредимо стоящей м. Сергией.
Тогда еще можно было вызвать пожарных — приехали, приставили лестницу к углу 3-го этажа и сняли матушку. С собой она взяла икону Божией Матери, очень ею чтимую. Это было на 5-й Советской улице, напротив Афонского подворья (давно закрытого).
Рассказывали мне и о втором случае. На Тверской улице женщина также уцелела во время бомбежки: сохранился угол комнаты, где она в молитве стояла перед Казанской иконой Царицы Небесной.
Однажды я, изнемогая от мук голода, просила св. пророка Илию о милости. И вдруг мне и Наде Зверевой одновременно пришла мысль — полезть в дымоход печи покинутой комнаты Орловых.
И — о чудо!
Я вытаскиваю оттуда мешочек сухарей!
Мы разделили их на три части — мне, Наде и Коле. Каждому досталось понемногу, но восторг от чуда пророка поднял мои силы и укрепил уверенность в том, что я все-таки выживу.
Надежды я не теряла: я помнила слова отца Серафима Вырицкого, что мне должно быть в монастыре и во всем помогать игумении.
Из рукописного дневника исповедницы веры православной, ленинградки Анны Сергеевны Иговской.
Слава Богу за все!