Все главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
В один из первых мартовских вечеров, когда Игорь Моисеевич Бурштейн усталый сидел дома на диване и невидящим взором буравил телевизор, в его дверь внезапно позвонили.
— Ну, кого еще?.. — буркнул Бурштейн, оправдывая фамилию, и отправился открывать.
Оказалось, что его скромное жилище посетил сыщик домашних животных Николомбола. Обычно звериный детектив не приходил в квартиру Бурштейна, они виделись в офисе. Там сыщик держал отчет о том, как продвигаются поиски кота Бориса (ударение на о), и с удовольствием брал задаток на следующие розыскные мероприятия. А тут надо же — домой нагрянул!
«Наверное, что-то важное, что-то о Боорисе!» — подумал Игорь Моисеевич, и в его тоскующем по любимому коту сердце запылала надежда.
— Добрый вечер, Игорь Моисеевич, — с привычной печалью сказал Николомбола, роясь обеими руками в карманах своего помятого серого плаща.
— Добрый, — улыбаясь, ответил Бурштейн. — Заходите.
Николомбола зашел, продолжая рыться в карманах, Игорь Моисеевич закрыл за ним дверь и протянул ему руку для приветствия.
Детектив спохватился, стал вытаскивать правую руку из кармана и впопыхах его надорвал, в досаде отступил и врезался задницей в комод. С комода полетела всякая мелочь. Николомбола резко наклонился, чтобы поднять упавшее, и ударил головой Бурштейна в живот.
Игорь Моисеевич почти успел отскочить, но вскользь атака все же прошла.
— Не беспокойтесь, я потом сам… — выдавил Бурштейн.
— Извините, Игорь Моисеевич, — искренне попросил Николомбола, разогнувшись. — Я не хотел нанести беспокойство и причинить столь поздний визит…
— Чего?! — не понял Бурштейн. — А! Нанести визит! Ничего страшного, уже причинили, так сказать… Есть новости?
—Есть! То есть, нет! — пуще прежнего разволновался Николомбола, пожимая и тряся руку Бурштейна. — Дело в том, что я сдаюсь!
— Но сдаются только квартиры и, простите… — Игорь Моисеевич не договорил, стараясь мягко освободиться от затянувшегося рукопожатия.
Спохватившись, детектив отпустил руку Бурштейна и полез в карман за блокнотом. Потом он торопливо стал перелистывать страницы, шевеля губами и делая разные гримасы, очевидно, даже не подозревая, насколько психиатрично выглядит.
— Вот! — торжествующе воскликнул Николомбола. — Я его потерял. Я потерял вашего Боориса вместе со всеми его ударениями!
— А чему же вы тогда радуетесь? — поинтересовался Игорь Моисеевич.
— Я не радуюсь, — стушевался сыщик домашних животных. — Мне стыдно признать, но ваше задание — мой профессиональный проигрыш. Кот пропал с радаров. Я умываю руки.
— Погодите умывать, умыть вы всегда успеете, — озадаченно возразил хозяин блудного Бориса. — Вы обязательно возьмете след, я же вижу, что у вас талант!
— Спасибо, но нет, — грустно заявил Николомбола. — Неделю назад был сигнал. Мутная какая-то история совсем не из района Торгового городка, а с Московского шоссе… Девочка якобы поймала кошку, но черную, а потом там якобы навел шороха рыжий кот. Громкая история, но вообще никак не проверяемая. А потом даже такое закончилось. Вообще. Ни одного сигнала за неделю. Это фиаско. И мне стыдно! Это первое дело, которое окончилось ничем… Раньше хотя бы тушку находил…
— Тушку?! — переспросил Бурштейн.
—Ну, да. Трупец. Кошка сдохла, хвост облез… — задумчиво и в то же время сокрушенно проговорил детектив. — Ой! Извините! Будем надеяться, что Борис живее всех живых!
— Будем, — согласился Игорь Моисеевич. — Может, чаю?
— Нет-нет! — замахал руками Николомбола, отчего его блокнот вылетел и упал на пороге кухни.
Детектив протопал по коридору, оставляя грязные следы. Бурштейн молча закатил глаза к потолку. Стихийное бедствие, а не человек…
— Ох, я наследил! — Тут сыщик начал виновато растирать ботинком следы, пока Игорь Моисеевич его не остановил, мол, не надо, сам потом уберу.
Извинения Николомболы росли, как снежный ком.
— Подождите, — Бурштейн поднял руку. — Ничего страшного, проехали, вернемся к проблеме Бориса. Давайте так: вот вам еще три тысячи рублей, а вы еще неделю помониторьте ситуацию, хорошо?
— Ну… Не знаю… — поникшим голосом сказал Николомбола, но деньги все же взял.
Выпроводив страдающего детектива и вернувшись на диван, Бурштейн крепко задумался.
Три месяца он беззаветно верил, что непотопляемый Борис вернется. Такие, как он, не пропадают. Унылый сыщик, можно сказать, впервые заронил в душу Бурштейна зерно сомнения. Даже не так! Сомнения-то копились, но фактическое дезертирство Николомболы привело к тому, что Игорь Моисеевич встал перед вопросом: а на что ты, собственно, надеешься?
В Полянах никто кота после бегства от ветеринара не видел. В окрестностях Торгового городка, похоже, тоже шлындал не Борис. Есть ли вообще малейшая вероятность, что наглый обоссыватель тапок, разнежившийся на селедке и в квартирном комфорте, выжил в суровых зимних реалиях Рязани и области?..
— Есть! — заявил Бурштейн вслух и даже стукнул себя кулаком по колену.
Но получилось-то не очень уверенно. Недостаточно убедительно как-то. Без огонька.
Игорь Моисеевич решил в выходные прогуляться и у Торгового, и на Московском. Он так уже делал не раз, только результат был нулевым. Но и просто сдаться он не мог. Не в его упрямом характере пасовать. А пока он нагло завалился спать.
Заснул не сразу, совесть промучила его часа полтора.
А когда Бурштейн забылся-таки тревожным сном, ему, разумеется, приснился Борис!
Рыжий кот был в беде — он висел над обрывом, держась за каменистый край когтями передних лап и сосредоточенно сопел.
«Какой, на хрен, обрыв?!» — изумился Бурштейн, осмотрелся и понял, что он находится на Архызе, вот они, знакомые виды, только они сейчас совсем его не радовали, ведь совсем близко погибал Борис, а Бурштейн никак не мог ему помочь!
Нельзя было ни дотянуться, ни перелезть на уступ, где висел кот. Ни лыж, ни веревок, а до него метра четыре, не больше.
— Не допрыгну, — прошептал Игорь Моисеевич, понимая, что очутился в горах одетым в полосатые трусы и майку, и становится как-то холодновато.
— Мяу! — жалобно, но и в то же время как-то требовательно позвал его Борис.
— Да знаю я! — в отчаянье прокричал Бурштейн. — Но как тебя спасти?
Он видел, как постепенно, по одному, отцепляются когти от камня.
Мяуканье Бориса стало совсем жалобным и протяжным.
Бурштейн встретился с любимым котом взглядами. За это долгое мгновение Игорь Моисеевич мысленно попрощался с Борисом, а кот попрощался с Бурштейном. Наконец, два последних когтя оторвались от каменного карниза, и Борис стал падать, крича долгое утробное «Мя-а-а-а-у-у-у!..»
Тут-то и зазвенел звонок…
…Настырный бесконечный звонок в дверь разбудил Игоря Моисеевича Бурштейна примерно в три часа ночи. Он в одних трусах добрел до прихожей, негромко поминая различные неприличные органы и их взаимодействия, отомкнул дверь и увидел перед собой соседку-пенсионерку Тамару Григорьевну.
У ее ног сидел кот Борис (ударение на о). Живой, собственной наглой рыжей персоной.
И притом с о-о-очень довольной рожей.
А рядом с Борисом сидела изящная черная кошка. Но на нее сонный Бурштейн сначала даже внимания не обратил.
Он привычным галантным движением снял соседкин палец с кнопки звонка, насладился мигом тишины и предусмотрительно приоткрыл рот, чтобы не контузило.
— И-и-игорь!!! — заорала глуховатая соседка фирменным голосом, который тембром и мощью не уступал циркулярной пиле, вгрызающейся в кусок металлической трубы. — Истинно тебе говорю, Игорь, доиграетесь вы со своим котом. Опять полночи кричит, как потерпевший, а ты его не впускаешь. И эта вот черная ему помогает! А мне волноваться никак нельзя…
— Да-да, Тамара Григорьевна, а то сердце, давление, сахар, соль и перец… — закончил за соседку Бурштейн. — Вообще-то его три месяца не было. Я уж думал, не увижу… Вы принесли радостную весть, дайте, я вас обниму и поцелую!
— А вот это лишне… — испуганно залопотала соседка, отступая от раскрывшего объятья Бурштейна, и пожилой мушкой впорхнула в свою квартирку.
Игорь Моисеевич остался наедине с Борисом. Точнее, не наедине, ведь на него смотрели четыре кошачьих глаза, а не два.
Наличие пары кошек предполагает примерно двукратный рост проблем. Но Бурштейн в эти секунды был действительно счастлив, видя своего давнего друга живым и внешне здоровым, поэтому как-то само собой вырвалось:
— Ну, заходите, что ли…
Борис переглянулся со спутницей (а по размерам было очевидно, что это кошка, не кот) и они одновременно встали и проследовали в квартиру Бурштейна.
Он немало удивился это синхронности, но чего спросонья не увидишь?
Закрыв дверь, Бурштейн посмотрел на ждущих его кошек, встретился глазами с Борисом и сказал:
— Так… Обниматься не будем, ты грязный, а ее я вообще не знаю. Правила прежние. В тапки не ссать. Никуда не ссать. Ясно?
— Ясно.
— Что?!
— Мяу!
«Показалось, наверное», — подумал Игорь Моисеевич и продолжил инструктаж:
— Лоток там же, ждет тебя… И тебя тоже, — добавил он, взглянув на черную кошечку, слушавшую его с каким-то гипнотизирующим вниманием. — Имя тебе дадим позже, сейчас спать хочу. Пойдемте, дам вам пожрать…
Игорь Моисеевич Бурштейн засыпал со счастливой улыбкой, слушая, как с кухни доносится треск сухого корма на зубах двух голодных питомцев.
«Ну, двое даже лучше, чем один», — радостно подумал Игорь Моисеевич, наконец-то проваливаясь в здоровый спокойный сон.
Бурштейн не знал и не мог знать, что кот Борис и кошка Клякса всю неделю провели в подвале недалеко от Бурштейнова дома (он был в командировке), и это была самая настоящая кошачья медовая неделя, так как у Кляксы случился гон.
Борис великодушно простил своего вероломного хозяина за то, что тот отвез его к ветеринару на кастрацию. Простил и приготовил небольшую месть. Неслучайно говорят, что месть — блюдо, которое надо подавать холодным. Тут горячку пороть не стоит.
Дело в том, что Бурштейн впустил сегодня в квартиру не просто кота с кошкой. Кошка по понятным причинам оказалась троянской и вскоре она выносит и родит пятерых здоровых котят. Четырех рыжих и одного черненького.
Ну, Бурштейн, готовься принимать роды. И придумывать, куда бы пристроить котят. Ты же не станешь их топить. Ты же добрый, хоть и вредный. Мяу?
Теперь этот рассказ можно послушать в профессиональном исполнении!