Все главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
Настырный не прекращающийся звонок в дверь разбудил Игоря Моисеевича Бурштейна примерно в три часа ночи. Сдавленно матерясь, он в одних трусах добрёл до прихожей, отомкнул дверь и увидел перед собой сладкую парочку — соседку-пенсионерку Тамару Григорьевну в ночной рубашке и кота Бориса (ударение на о) в чём кошка родила.
Вот он, красавец. Большой, красивый, рыжий, сибирской породы, подобранный котенком на помойке из жалости. Сидит и в ус не дует.
Бурштейн снял соседкин палец с кнопки звонка, насладился мгновением тишины и приготовился слушать.
— И-и-игорь! — почти заорала соседка, и голос её был подобен циркулярной пиле, вгрызающейся в свежайший сосновый брус. — Твой кот полночи кричит, как потерпевший, а ты его не впускаешь. Это же спать невозможно, как кричит! Пожарная сирена, а не кот! Мёртвого подымет! А мне нельзя волноваться, у меня сердце и печень…
— Да-да, Тамара Григорьевна, плюс давление и сахар, — закончил за соседку сонный Бурштейн. — Спасибо вам за ваш звонок, он очень важен для нас. Кот в последнее время почему-то возвращается по ночам. График у него такой, наверное.
— Истинно тебе говорю, Игорь, доиграетесь вы со своим котом. — Соседка подняла к небесам скрюченный морщинистый палец. — Я старая, больная, но мирная женщина, к тому же яд дорого стоит, не по моей пенсии... Но есть и другие. Вон, Сидорчук из пятой квартиры обещал твоего кота на шаурму пустить.
— Да в нём мяса-то нет, шерсть одна…
— Во-во, а шкуру, говорит, на шапку! Ты смотри, Игорёк, как бы твой кот не пропал.
Соседка пошаркала к своей квартире, а Бурштейн обратил взор на Бориса (ударение на о):
— Ну, чего расселся? Заходи!
Кот демонстративно зевнул, даже не думая заходить.
— Ясно. По приколу живёшь: ёж птица гордая, не пнёшь — не полетит, да?
Бурштейн вышел на площадку, чтобы забить котом гол в собственные ворота, но Борис (ударение на о) оперативно прошмыгнул в квартиру и растворился в темноте.
«Да, с этими прогулками надо что-то делать, — раздумывал Игорь Моисеевич, ворочаясь в кровати и пытаясь заснуть. — Третий такой подъём за неделю уже… И хрен тут выспишься, и отношения с соседями как-то не туда двигаются…»
Дело в том, что кроме бабки Тамары Григорьевны в дверь Бурштейна уже звонили по ночам и другие соседи. Тот же Сидорчук из пятой. И он лично поделился с Игорем Моисеевичем планами по переработке Бориса (ударение на о) на мясо и шапку.
«Всё-таки надо было сразу Сидорчуку в бубен пробить, — с лёгким сожалением подумал Бурштейн. — Но с котом надо менять ситуацию. Это хорошо, что он уже почти месяц ссыт в лоток и на улице, а не в тапки. Пожалуй, должен был привыкнуть. Будем сокращать его прогулки, наверное…»
Тут Борис запрыгнул на кровать и устроился в ногах хозяина, привычно тарахтя от удовольствия.
Это обстоятельство успокоило Бурштейна, и он, наконец, заснул.
Утром выяснилось, что кот вернулся грязным (всё-таки ноябрь) и щедро поделился песком и грязью с одеялом.
— А вот это совсем лишнее, — сказал коту Бурштейн. — Решено! Объявляем мораторий на прогулки.
Тапки были вероломно атакованы через двое суток. Без объявления войны. Обильно, как в старые добрые времена, когда Бурштейн каждый вечер выкидывал по новой паре одноразовых тапочек.
— Я тебя усыновил, я тебя и кастрирую! — гневно сказал коту Игорь Моисеевич, брезгливо снимая мокрый носок.
«Ага, старые разговорчики… — Кот деловито вылизывает лапу. — Хотел бы кастрировать, давно бы уж… Ну, и куда ты там звонишь?..»
Бурштейн звонил ветеринару.
— Здравствуйте, Бурштейн! — раздалось из динамика. — Всё ещё выясняете со своим котом, у кого что крепче?
— Похоже выяснили, доктор, — ответил Игорь Моисеевич, глядя в глаза Бориса (ударение на о). — Ждите нас завтра.
— Ой, свежо придание... А завтра-таки суббота… Но добро пожаловать!
Бурштейн убрал смартфон в карман и понёс тапки в помойное ведро.
— Понял, блохастый, что тебя ждёт?
Кот обиженно фыркнул.
Далее были ужин, телевизор и все прелести пятничного вечера. Игорь Моисеевич даже забыл о том, что запланировал завтра везти кота на экзекуцию. Перед сном Бурштейн решил полистать ленты соцсетей. И почти сразу наткнулся на старый анекдот:
— Не верю я, что кастрированные коты живут дольше некастрированных.
— Почему?
— А зачем?
Анекдот-то старый, а ситуация с Борисом (ударение на о) вновь встала во весь рост перед совестью Игоря Моисеевича. Он вздохнул и посмотрел на подоконник.
Кот сидел там и во все глаза нагло пялился на Бурштейна.
— Чего уставился, Борис Джонсон? — хмуро обратился к коту Бурштейн по полному имени. — Вот если бы звали тебя Шарик, так не кастрировал бы я тебя. Последний шанс тебе даю, поганец. Если за ночь ничего не обоссышь, то визит к ветеринару отменяется.
Котяра ничего не ответил, лишь удостоил Игоря Моисеевича презрительным взглядом, потом спрыгнул с подоконника и вяло пошел на кухню снять стресс.
Хозяину осталось лишь спорить с самим собой: «И всё-таки кастрация перебор… Резать коту яйца только за то, что он мужик?! Ведь так можно с кем угодно. Сегодня ты ему, а завтра и за тобой придут!.. Хм, но я ведь в тапки не ссу. Да и вообще не нарушаю законов… Надо с кем-то посоветоваться».
В телефонной книге смартфона сразу же выскочил номер Хана, но Анкимову Бурштейн звонить не стал, не тот случай. Решил набрать номер Володи Сорокина.
— Да, алло! — раздался далёкий голос друга-философа, и сразу стало ясно, что Володя вкушает крепкие напитки.
«Ну, пьяный ведь что ребёнок, — подумал Бурштейн. — А устами младенца глаголет истина!»
— Слушай, Володя, нужен твой совет, — сказал Игорь Моисеевич.
— Совет? Это всегда пожалуйста… Про кота?
— А ты откуда?.. — начал было спрашивать Бурштейн, но сам понял, что последние два раза звонил Сорокину именно посоветоваться, что делать с котом.
Причём в первый раз Сорокин чуть ли не велел кастрировать Бориса (ударение на о), а во второй раз категорически отмёл кастрацию как способ решения проблемы. Ибо мать-природа наделила кота яйцами не для того, чтобы всякие Бурштейны их отрезали.
«Получается один-один, — подытожил Игорь Моисеевич. — Вот как сейчас скажет, так и сделаю. С минимальным перевесом. Или лучше монетку подбросить?»
— Обоссанный тапок подбрось, — сказал Сорокин. Оказывается, Бурштейн думал вслух.
— Так что ты посоветуешь, Володя? — спросил Бурштейн.
— Если ты его решил держать дома, как комнатное растение, то никакого другого способа отучить его от проказ нет, — рубанул Сорокин. — Резать однозначно. Более того, я сам могу провести соответствующую операцию.
— А ты такие делал, что ли?! — удивился Игорь Моисеевич.
— Нет. Но это легко. У нас в деревне многие мужики кроликов собственноручно холостят. Лезвием «Нева».
— А наркоз?
— Самогоном твоего кота напоим. Он наутро и не вспомнит, что у него под хвостом что-то болталось!
Поспешно поблагодарив друга и обещав подумать, Бурштейн повесил трубку.
— Кругом одни фашисты, — прошептал он. — И я туда же. Докатился…
Полночи помучавшись и поворочавшись в кровати, Игорь Моисеевич, наконец, забылся тревожным сном, и снились ему здоровенные лютые врачи, бегающие за ним и Борисом (ударение на о). Белые халаты были заляпаны кровью. В мускулистых ручищах врачи держали огромные садовые ножницы. Бурштейн и кот бегали от этих маньяков по какой-то заброшенной стройке, а доктора щёлкали секаторами и громко звали обоих беглецов на операцию.
В конце концов, погоня окончилась тупиком, и когда стало ясно, что враги вот-вот победят, ведь их больше, плюс у них секаторы, Борис (ударение на о), прижимавшийся к хозяину, вдруг отпрыгнул в сторону, встал на задние лапы и молвил человечьим голосом, указывая на Бурштейна:
— Режьте ему! Я вообще ни в чём не виноват!
И смылся через дыру в стене!
Бурштейн в дыру явно не помещался.
— Ах ты предатель! — воскликнул он, глядя, как неостановимо подступают к нему улыбающиеся врачи, клацая секаторами…
Утро вечера мудренее. Бурштейн проснулся в поту и душевных муках. Он был зол на предательство Бориса (ударение на о), хотя понимал, что это был всего лишь сон. Но сон намекал на предательство отнюдь не кота! Предателем выходил он, Бурштейн! Где его мужская солидарность?..
— Да, зря я это всё… Друг всё-таки… — пробормотал Игорь Моисеевич, садясь на край кровати.
Он на автомате вдел ноги в тапки и тут же крепко зажмурился, стиснув зубы.
Ему хотелось зарычать и порвать рыжую наглую тварь на сто тысяч кусочков, потому что в тапках было сыро. И пахло соответственно.
…Увидев переноску, Борис (ударение на о) удивился, но изловить себя дал. К переноске он почти привычный.
— Ну, всё, яйценосец, — голосом строгого судьи, приговаривающего рецидивиста к жестокой каре, сказал Бурштейн коту. — Поехали отсекать лишнее.
Дверь захлопнулась, привычно прохрустел ключ в замке, и в опустевней квартире наступила тишина, в которой тикали часы, как бы намекая, что продолжение следует…
Теперь этот рассказ можно послушать в профессиональном исполнении!
Все главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11