Ведьма сидела на берегу реки и ждала. Кого, этого она не могла сказать наверняка, но точно знала одно — сегодня этот кто-то непременно должен прийти. Нынче ночью видела она сон. Ведьма была очень стара, так стара, что и сама не помнила сколько вёсен встретила она уже на этой земле. Лицо её, испещрённое паутиной глубоких коричневых морщин, было иссохшим и суровым, плотно сжатые, сухие губы, казалось уже были мёртвыми и навеки смолкшими, однако впавшие блёклые глаза смотрели мудро и глубоко. Они одни и жили на этом древнем лице, в них была вся жизнь. Ведьма устала. Она прожила много лет, повидала всякого на своём веку, переняв от своей прабабки знания, что шли из глубины веков. То, что умела ведьма, не многим из колдуний было по силам. Подвластны ей были природные стихии и человеческие судьбы, которыми играла она словно колодой карт. И вот закончился их род. Ведьма была единственной дочерью своих родителей и седьмым поколением ведьм. На ней прекратился цикл, отмеренный иными силами. Так должно быть. Ведьмы существуют семь поколений, затем цепочка должна оборваться. Но это не означало, что это — конец. Нет. Дар можно передать. Пусть и не близкому по крови человеку. Её предшественницам было проще. Умирая, они передавали знания своей дочери. Так и шла цепочка. У ведьмы же не было никого. Слишком силён был её дар, чтобы обзаводиться семьёй. И потому у неё было два выхода — либо перенести дар в чёрную собаку, чтобы хоть как-то облегчить свои предсмертные муки, либо передать его той, что будет использовать и продолжать его развивать.
Ведьма ждала. Нынче ночью приснился ей сон, что сегодня придёт та, кто нужна ей. И ведьма проснулась в великом волнении. Очень многое было ей под силу, но вот знать КТО станет преемницей — нет. Она должна почувствовать её, предугадать, унюхать, взять след. И лишь солнце окрасило небо кровавым рассветом, ведьма вышла из своей ветхой избы, и пошла на высокий берег реки. Она будет ждать здесь. Вот на этом широком, тёмном от времени пне, покрытом мхом. Она не может пропустить избранницу, ведь она так желает долгожданной смерти. Хотя та и не принесёт покоя. Ведьма это знала. Но дряхлое тело осточертело ей, немощность давила на её гордый и сильный нрав. Но молодость не могла быть вечной, сколько бы новорождённых она не сгубила, из скольких не забрала бы жизнь. Время пришло. Лимит исчерпан. Пора. Ведьма жила вдали от людей. Но те, кто нуждался в её помощи, умели найти дорогу к её избушке. О, как много их было за всю её жизнь! Вереницы страждущих, тех, кто искал любви, отмщения, дитя, красоты и молодости, здоровья, власти, денег, величия… Каждый из них хотел что-то своё. И она давала им это. За плату, разумеется. О, она быть может и не была столь строга, и многое могла бы сделать за просто так, но её помощники, те, кто исполняли её приказы, требовали платы. Требовали мзды за свершённое. Порой плата была куда страшнее и выше, чем полученное. Ведьма всегда предупреждала об этом. Но глупые люди настолько одержимы были жаждой исполнения своих прихотей любой ценой, что шли на всё, становясь глухими и слепыми к советам.
День клонился к завершению. Уже миновал жаркий полдень, когда на берегу, среди густого клевера перестали жужжать толстые мохнатые шмели и пчёлы, лакомящиеся нектаром, уснув в чашечках цветов, когда лес затих в полуденной неге и марево накрыло землю, когда воздух дрожал и переливался, а птицы лениво чирикали в тени деревьев, когда широкая полноводная река, что текла внизу, замедлила свой ход, а ведьма всё сидела на пне, словно не чувствуя ни жары, ни зноя, ни жажды, ни голода. Вот уже спал зной, и солнце перекатилось на вторую половину небосвода, а на другой его стороне появился бледный серп полумесяца.
— Новолуние, — подумала ведьма, — Хорошо начинать что-то новое.
Она усмехнулась, и вновь вгляделась подслеповатыми глазами вдаль. В ту сторону, где было человеческое жильё. Да, сюда никто не приходит просто так, только по надобности, и вряд ли кто-то забредёт сюда незнаючи. Но был сон. И ведьма знала, что преемница придёт. Надо лишь набраться терпения. Но когда же, когда? День клонился к завершению. Ведьма начала волноваться — неужто ослабел её дар? Неужто стала сдавать и сон её был пустой? Но нет! Она вдруг услышала шелест высокой травы где-то вдали. Там, за высокими тёмными елями, кто-то шёл быстрым, стремительным шагом. Ведьма вся обратилась в слух, который был у неё острее, чем у зверя. Точно — шаги! Ещё очень далеко. Но они точно идут сюда. Ведьма распрямила спину и замерла — идёт молодая девушка, лет восемнадцати не больше того. Она светловолосая и зеленоглазая. Невысокого роста, стройная и лёгкая — летит и травы под нею не гнутся, расступаются. Хорошая будет ведьма. А на сердце-то у неё тяжело, ох, как тяжело. Ведьма на миг даже смутилась. А ну как это не преемница, а одна из тех, что приходят сюда за её колдовской помощью? Но нет, нет. Чутьё не могло её подвести. Это она. Та самая. Заветная. И ведьма стала ждать…
Из-за елей вылетела на высокий берег девица. Она и вправду летела, а не шла. Словно мантия развевались длинные пшеничные волосы за её прямой спиной, зелёные глаза метали молнии, на щеках горел румянец, то ли от невыносимой жары, то ли от разрывающего незнакомку гнева. Ведьма прищурила глаза, пытаясь разглядеть девушку получше. Да, глаза уже подводили её, но чутьё — никогда. Она чётко увидела духовным своим зрением ту, что шла к ней. Да, это она. ОНА… Та, что избавит её и освободит. Преемница. Девушка резко остановилась на краю высокого берега, дальше он спускался полого вниз, к реке, и задумалась. Она часто дышала, грудь её вздымалась и опускалась. Нервные пальцы перебирали пряди. Волосы окутали фигуру до самой поясницы, словно кокон. Девушка приподнялась на стройных ножках, встав на цыпочки и посмотрела куда-то вдаль, будто хотела заглянуть за горизонт, за видимые черты земли, чтобы разглядеть там, за сиреневым краем земли, в фиолетовой дымке, что-то одной ей открытое, и ей одной предназначенное. Постояв немного, девушка решительно шагнула вниз, но нога её тут же застыла в воздухе, потому что сзади раздался вдруг скрипучий, старческий голос:
— Топиться собралась?
Девушка в изумлении резко оглянулась в ту сторону, откуда доносился голос, и широко распахнутыми глазами уставилась испуганно на древнюю старуху, сидевшую на пне, которую легко можно было принять за каменную статую, до того она была неподвижная и прямая в строгом своём чёрном одеянии. Руки, похожие на сухие птичьи лапы, покоились на отполированном временем посохе. На голове повязан был чёрный платок.
— Кто вы? — воскликнула девушка.
— Та, что нужна тебе сейчас, — ответила старуха.
Девушка вопросительно уставилась на неё.
— Что так глядишь? Али я не права? Ведь ты шла сюда топиться, верно?
Девушка медленно кивнула, молнии в её зелёных глазах померкли, и их тут же заволокло пеленой слёз, так что они стали мутными, и цвет их сменился с травянисто-зелёного на блекло-серый.
— У меня нет выхода! — стиснув зубы, ответила она ведьме.
— Ты так думаешь? — улыбнулась старуха своим, похожим на трещину в коре старого дерева, ртом, — Ты совсем молода и ничего не знаешь о жизни, девочка моя. И поверь мне, выход есть всегда. Даже по ту сторону могилы.
— Он опозорил меня! — воскликнула она, — Мы уже всем объявили о нашей свадьбе, мы со школы были вместе, и вдруг он разлюбил меня! Разве такое бывает, а? Вот так, просто, одним днём? Вечером ещё любил, а с утра уже нет! Глаза дурные сделались. Смотрит на свою Светочку, как телёнок и ходит за ней по пятам, чуть слюни не пускает. А у нас всё к свадьбе готово было. Даже платье куплено. Но самое-то главное, это то, что он свадьбу не отменил, он просто сменил невесту! Представляете? Какой циник, мерзавец, наглец, тварь! Ненавижу! Он объявил всем, что женится на этой гадине. А со мной, мол, любовь прошла. Представляете — прошла! Каково, а? На меня в селе все смотрят с насмешкой, никто даже не пожалеет, словно эта Светка всему селу головы заморочила. Ещё и глядят с осуждением, мол, гулящая. А вот Светочка — та истинная пара Алёшке. М-м-м-м!!
Девушка стиснула кулаки, и длинные ноготки её впились в плоть так, что на ладонях показалась кровь, но она, казалось, даже не замечала этого. Ведьма выслушала её тираду внимательно, не перебив ни единым словом, она знала, что нужно дать человеку высказаться, до того момента он всё равно будет глух и слеп, и не услышит ничего. Нужно позволить ему выпустить пар. А вот потом уже можно действовать.
— Милое дитя, — проговорила медленно ведьма, — А много ли будет проку, если ты утопишься? Что изменится с того в жизни тех, кого ты ненавидишь? Не станет ли им даже легче с твоим уходом, если ты прекратишь маячить перед их лицом, как немой укор и напоминание о содеянном?
Девушка молчала, тяжело дыша.
— Не-е-ет, — протянула ведьма, — Нет. Ты только сделаешь им лучше. Они рады будут узнать, что тебя не стало. Что ты сгинула. Что твоё тело съели пиявки и речные сомы, что живут на глубоком илистом дне, в холодных водах.
— И что же мне делать? — спросила девушка.
Старуха улыбнулась — вот теперь пора, теперь можно, время настало.
— Ты можешь проучить их. Разве не хочется тебе отмщения? Разве не желаешь ты видеть, как расплата настигнет твоих обидчиков?
— Мстить — грех, — неуверенно пробормотала себе под нос девушка.
— Да неужто? — вскинула брови ведьма, — А то, что ты собираешься сейчас сделать — не грех по-твоему? Да это самый большой грех, который может быть. Ты верующая?
— Ну, я не знаю, — ответила девушка, — Я даже не крещёная. Так получилось. Родители были комсомольцами и всё такое. А когда выросла, то как-то не дошло до этого. Всё собиралась…
В глубине ведьминых глаз вспыхнули огоньки. Всё складывалось как нельзя лучше. Некрещёная — она легко сможет принять её дар, нет преграды, нет защиты, нет ничего, что препятствовало бы этому.
— Ну, что ж, я могу помочь тебе наказать твоих обидчиков, — произнесла ведьма вслух, — Ты ведь хочешь этого, признайся?
Девушка кивнула.
— Хочешь, — повторила ведьма, — Тогда зачем же сдерживать свои желания? Это может привести к плохому исходу. Нет, пар нужно выпускать. Да и справедливость должна восторжествовать в конце-концов.
Ведьма прикрыла глаза и замолчала. Девушка стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь тревожить старуху. А та словно уснула. Но вдруг белёсые глаза её распахнулись, и ведьма произнесла:
— Я видела их.
— Кого?
— Алёшку твоего со Светкой. Завтра свадьба у них, верно?
Девушка снова взвыла и кивнула:
— Как вы узнали, что завтра?
— Я всё вижу. И ты права, не добром взяла она жениха твоего. Была она у бабки. Та ей средство дала, навела твоя Светка приворот на Алёшку.
— А можно его снять?
— Что? Приворот-то? Нет, — покивала головой ведьма, — Под приворотом до смерти ходят. А вот наказать обоих могу. Да ты и сама это сможешь сделать. Бабка та так себе колдунья, дунь на неё и не станет, я таких в порошок стирала толпами.
— Вы... ведьма? — догадалась девушка.
— Она самая, — кивнула старуха.
— Но почему вы сказали, что я сама смогу их наказать? Я же ничего не умею такого… Колдовского.
— Не переживай, скоро ты сможешь такое, что многим и не снилось.
— И как это случится?
— Я передам тебе свой дар.
— Но зачем?
— Моё время пришло. Костлявая давно ходит возле моей избы, кружит, ждёт, а я всё обманываю её, оттягиваю времечко. Но и мне пришёл срок. Надобно уходить. Но не могу я уйти со своим даром. Не хочу уносить знания с собой. Преемница мне нужна. Согласишься?
Девушка молчала.
— Я… Я не знаю. Говорят, это страшно и нельзя даже руку подавать умирающей ведьме…
— Говорят-говорят, — передразнила ведьма, — Люди много чего болтают. Да только не от большого ума. А тебе их мненье опосля побоку станет. Что они тебе? Да и то. Топиться ведь шла. Что ж, али не лучше ведьмин дар принять, да жить с ним, чем на дне лежать, налимам на корм?
Старуха пытливо уставилась на девушку, сверля её пронзительным взглядом белёсых своих глаз.
— Решайся, Златушка! Тем более, ежели ты согласишься, ты в какой-то мере исполнишь задуманное, ведь если ты станешь ведьмой, ты умрёшь для всего мира.
Девушка вздрогнула и обратила к ведьме свои огромные глаза:
— Я не называла своего имени.
Старуха расхохоталась:
— Неужто ты думаешь, что я не могу узнать такую сущую мелочь?
А после зашептала:
— Да ты сможешь гораздо больше. Все тайны откроются перед тобою. Дар мой велик, а ты приумножишь его ещё больше, ведь жизнь твоя будет длинной. Очень длинной.
Злата прикрыла глаза и прислушалась к биению своего сердца. Она стояла неподвижно на краю обрыва и поднявшийся ветер трепал её волосы, раздувая подол длинного светлого платья. Перед мысленным взором её встала вдруг Светка в подвенечном платье и Алёшка в костюме жениха, такие счастливые и отрешённые от всего мира. Нет! Я не допущу этого!
— Я согласна! — вскинула она на ведьму свой твёрдый взгляд.
— Ну что ж, тогда идём, — ответила ведьма и поднялась наконец со своего пня. Ростом она была когда-то, видимо, высока, однако же сейчас сгорбилась, скукожилась, и едва ли доставала Злате до груди.
— Дай мне руку, деточка, — пробормотала ведьма, — Да не бойся, дар так не передаётся. Просто стара я стала, спускаться с такого обрыва уж не под силу. А я должна дойти сама безо всякого колдовства.
Злата подала ведьме руку и они медленно стали спускаться с высокого берега к реке. Густые травы обхватили их, приняв в свои объятия, закачались верхушки вековых елей, вскрикнула где-то тревожно птица.
Наконец они были у реки. Волны набегали на берег и, вздыхая, откатывались прочь. Где-то в зарослях осоки послышался вдруг девичий смех.
— Кто здесь? — испугалась Злата.
— Не бойся, — махнула рукой ведьма, — Русальная неделя нынче, вот и гуляют утопленницы.
Злата опасливо глянула в ту сторону и поёжилась. От воды шла прохлада, кувшинки качались возле прибрежных камышей. Что-то незримо изменилось кругом. Красный шар солнца повис на западе, готовясь закатиться в реку и уступить смену ночному светилу.
— Что я должна делать? — спросила Злата у ведьмы, вся дрожа.
— Просто возьми меня за руку и иди за мной.
Злата послушалась, и старуха медленно стала входить в воду. Всё дальше и дальше от берега. Вот уже вода дошла до колен, мокрое платье облепило стройные ноги девушки, идти стало тяжело. Затем до пояса — длинные светлые волосы поплыли по воде, намокая, тяжелея, и опускаясь плавно вниз. Вот уже и по грудь вода.
— Сколько нам нужно идти? — спросила Злата, ноги её путались в водорослях и густом иле.
— Ещё немного, — ответила старуха.
Внезапно дно ушло из-под ног, Злата судорожно вдохнула воздух и, вдруг резко, с головой, ушла под воду. Она отчаянно дёрнула свою руку, пытаясь вырваться, но ведьма крепко сжимала её ладонь своей тощей ручонкой, в которой вдруг оказалась невиданная сила. Злата выпучила глаза, и сквозь мутную толщу воды уставилась на ведьму, силясь закричать, но вода, попав в рот, обожгла внутренности. Девушка билась в конвульсиях, но ведьма продолжала всё крепче сжимать её ладони, не давая вынырнуть на поверхность. Глаза девушки помутнели, она судорожно вдохнула ещё раз, и последним, что она увидела, были глаза ведьмы, горевшие красным пламенем и глядящие прямо на неё. Сердце больше не билось. В голове прозвучал голос:
— Умереть для мира, но приобрести дар. Отныне он твой. Владей им. Всё найдёшь в избе. К людям тебе теперь нельзя-я-я-я…
Свет померк в глазах Златы. И только тогда ведьма разжала руки, и, в тот же миг, сама плавно пошла ко дну. Глаза её потухли и веки опустились. Руки ослабли и повисли плетьми. Тёмные воды подхватили её, и понесли на глубину, туда, где в темноте жили неведомые существа. В ту же секунду Злату со страшной силой потянуло наверх и вытолкнуло на берег. Несколько минут девушка лежала бездыханно, но вот дрогнули тонкие веки, шевельнулись пальцы на руках, поднялась точёная грудь, и Злата сделала глубокий вдох. Вода хлынула из неё — мутная и чёрная. Она долго кашляла, а затем поднялась на ноги, повернулась к реке, и взглянула на огненный кровавый шар, почти уже закатившийся в её воды. Закат окрасил реку багровым. Ночные птицы кричали в лесу. Пересмеивались в камышах русалки. Злата усмехнулась и, подняв лицо к небу, громко расхохоталась. Она долго смеялась, а когда закончила, то отвернулась и неспешно стала подниматься в гору, туда, где на высоком берегу ждала её избушка. Её дом.
— Ну что ж, — усмехнулась Злата, — Завтра свадьба. Нужно выбрать наряд и причёску, чтобы поздравить молодых. Теперь вы за всё ответите.
Злата вновь расхохоталась безумным диким смехом, а в глубине её глаз сверкнули и пропали огненные искры.
***
Солнце окончательно утонуло в реке, и на землю опустилась тьма. Но она была недолгой. Из-за облака выглянул молодой остророгий месяц и осветил всё вокруг мертвенно-бледным своим светом. Злата подняла голову к небу и взмахнула рукой. Тут же россыпь ярких больших звёзд заискрилась на небосводе. Как у неё это получилось, Злата и сама не смогла бы объяснить. Неведомая сила ощущалась внутри, где-то под сердцем, и это чувство было двояким. Оно и жгло, причиняя боль, и наполняло покоем и умиротворяло, и безудержной эйфорией пьянило кровь одновременно. Злата глубоко вдохнула влажный ночной воздух, напоённый ароматами трав и пошла дальше.Все звуки и запахи ощущались ею теперь острее, чем раньше. Злате казалось, что она видит сейчас родное село, находящееся отсюда в нескольких километрах, слышит о чём говорят домочадцы в той или иной избе, и не только говорят, но и о чём они думают. Внезапно сбоку раздалось уже знакомое хихиканье. Злата свернула с тропки и, раздвинув камыши, вышла к воде. Там, на склонивших свои ветви к реке ивах, качались прозрачные девушки в белых одеждах и весело переговариваясь, хихикали серебристыми, как звон ручейка, голосками. Завидев Злату, девушки притихли, и молча приблизились к ней. Окружив девушку плотным кольцом, они прикоснулись к ней своими ледяными прозрачными пальцами и ощупали словно слепые.
— Ты новая ведьма! — ахнула одна из утопленниц.
— Новая! Новая! — зашумели остальные.
— Теперь ты будешь здесь править?
Злата утвердительно кивнула, чувствуя что русалки признают её превосходство и силу.
— Да, я новая хозяйка этих мест.
Русалки затрепетали, расступились и самая главная из них подошла к Злате, и, склонив почтительно голову, надела на её волосы венок из белоснежных чистых кувшинок.
— Что прикажешь нам?
— Веселитесь, — ответила Злата, — Ночь нынче будет лунная, как вы любите.
Утопленницы вновь засмеялись, захлопали в ладоши и разбежались по поляне, повиснув на ветвях, брызгаясь водой, и играя в прятки среди деревьев.
Злата поднялась на высокий берег, и уверенным шагом зашагала к тому месту, где должна быть изба. Она не видела избу, и уж тем более никогда не бывала здесь раньше, но каким-то внутренним чутьём чётко знала, куда ей следует идти. Изба высилась перед ней тёмной громадиной. Злата даже и не ожидала, что дом окажется таким большим. Почему-то изба ведьмы представлялась ей как-то иначе, крохотная ветхая избёнка с окнами над самой землёй и просевшей крышей, а тут… Высокая, похожая на огромного зверя, свернувшегося клубком и спящего чутким сном, она, казалось, дышала и была живой. Вздымались бока-стены, дрожала спина-крыша, смотрели на неё глаза-окна, словно оценивая, сгодится ли эта девица в её новые хозяйки. Не слишком ли тщедушна и мелковата. Но вот тишину нарушил скрип отворяемой двери, она сама приоткрылась и чёрным своим зевом пахнула на Злату:
— Проходи…
Злата поднялась на крыльцо, оглянулась на берег и широкую реку, сиявшую там, внизу, в лунном свете, и шагнула внутрь.
В сенцах было холодно и пахло сырой землёй и тленом, словно из раскрытой могилы. Злата чуть постояла, привыкая к темноте и изучая обстановку. В сенцах стояла лавка вдоль одной стены и вели несколько ступеней к двери в избу. На лавке копошилось что-то или кто-то. Но когда Злата протянула к нему руку, нечто вмиг спрыгнуло с лавки и укатилось прочь, в самый тёмный угол. Злата поднялась и открыла дверь в избу, волна тепла накрыла её, запахи трав, теста, старого тряпья, жжёного дерева, мокрой шерсти ударили в нос. Целая гамма запахов и их оттенков вскружила голову.
— Неужели я теперь всегда так остро буду всё чувствовать? — подумала про себя Злата.
И тут же шёпот в голове прошелестел:
— Привыкнешь, после станет легче-е-е-е…
Злата вздрогнула и огляделась. Одинокая свеча тлела на столе, словно кто-то невидимый зажёг огонёк к её приходу. Изба и правда была большая. В углу стояла огромная русская печь, вокруг неё висела на стене и лежала на полках разная утварь, у стены стояли кочерга и ухват. В печи ещё теплились красные угли. На полу настланы были половики. В дальнем углу стоял стол, за печью — кровать, зашторенная пологом. У другой стены старинный шкаф и комод.
— Хм, очень уютно, и я бы даже сказала современно для Бабы-Яги, — улыбнулась Злата.
Она подошла к старинному тёмному зеркалу в резной раме, висящему на стене, и заглянула внутрь. Отражение показало ей прекрасную девушку с точёными чертами лица. Скулы заострились и стали выше, взмах длинных ресниц был похож на полёт крыльев ночной бабочки, в глубине глаз светились красные искры. Величие и сила скрывались в её образе и Злата осталась довольна собой. Она уже хотела было отойти прочь, как вдруг по зеркалу пошла рябь, и в отражении появилась старуха. Это была ведьма. Злата отшатнулась назад от неожиданности, но тут же взяла себя в руки. Глаза ведьмы открылись, и обведя комнату мутным взглядом, она разжала синие свои губы:
— Тебе нравится в новом доме?
— Нравится, — ответила ей Злата.
— Теперь ты здесь хозяйка, — прошелестела ведьма, — Сорок дней я буду поблизости, стану помогать тебе, чтобы ты попривыкла. А после уйду. Да и ты освоишься за это время. Когда нужен будет совет, просто подойди к зеркалу и коснись его рукой.
— Я теперь ведьма? — спросила Злата.
— Да, — ответила старая ведьма, — В тот момент, когда мы с тобой умерли, мой дар перешёл к тебе.
— Умерли? — прошептала Злата не понимая, — Но как же, ведь я вот тут, стою живая и говорю с вами. Я думала мы вошли в воду лишь для свершения ритуала…
— Да, это так, — согласилась ведьма, — Но точно так же мы могли это сделать, войдя в огонь, или шагнув с высоты. Не в этом суть. Просто я не хотела портить твоё хорошенькое тело. Мне-то теперь всё равно.
Ведьма захихикала скрипучим резким смехом.
— Помнишь мои слова? Умереть для мира, но родиться для того, чтобы стать ведьмой. Ты уже не совсем ты. Я вернула тебя к жизни силой дара. И теперь ты можешь творить всё, что умела и я. Ты будешь развивать свой дар и укреплять его. А в конце жизни ты должна будешь в свою очередь передать его другой.
Злата молчала.
— Что, пожалела о содеянном? — спросила из мутного зеркала ведьма.
— Нисколько, — мотнула головой Злата, — Это стоило сделать хотя бы ради одного-единственного дня.
— Завтрашнего, — добавила мрачно она и расхохоталась.
Ведьма в зеркале улыбнулась синими мёртвыми губами:
— Сила в тебе, ты всё сможешь. Приступай…
Злата не спала в эту ночь. Она осмотрела каждый уголок в доме, найдя много интересных вещиц — старые потрёпанные книги, засушенные растения и разноцветные камни, свечи и перья, веточки и плоды, сухие птичьи лапки и хвосты ящериц, непонятные пока ещё амулеты и связки ржавых ключей, спилы дерева, отполированные временем, и бутылочки с жидкостями разных цветов. Рассвет застал молодую ведьму уже в пути. Она быстро шагала по высокой, в пояс, траве и платье её, мокрое от утренней росы, облепило её статную фигуру. Всё тот же венок, подаренный утопленницами, красовался на её голове. На удивление цветы нисколько не завяли с ночи, и были всё так же свежи и благоуханны. Вот и родное село показалось впереди. Только никаких чувств не всколыхнул в сердце его вид, очертания крыш и дымок, вьющийся над избами. Хозяйки уже проснулись и пекли хлеб, готовили завтрак. В их селе принято было самим печь хлеб, не есть покупной. В магазин хлеб привозили разве что для дачников, да и те старались договориться на время отпуска с какой-нибудь соседкой, да покупать хлебушек у неё — горячий, благоуханный, из печи, с пылу и жару. Злата не стала заходить в родной дом, а прошла напрямую к дому невесты — её соперницы Светланы. Там уже вовсю шла предсвадебная суета. В окне мелькнула Светка в свадебном платье, счастливая и сияющая. За ней прошуршали мать с тётками, с фатой в руках, усадили Светку перед трюмо и принялись укладывать волосы. Злата стояла за густыми зарослями шиповника, невидимая остальным, и наблюдала.
— Погоди, разлучница, недолго тебе радоваться.
Ведьма развернулась, и зашагала к дому своего бывшего жениха Алёшки.
У дома жениха было шумно и весело, стоял гомон и играла музыка, друзья жениха наряжали машины, украшая их лентами. На главной машине, приготовленной для новобрачных, красовались два золотых кольца в обрамлении цветов и пары голубей.
— Ничего, голубки, — усмехнулась Злата, — Недолго вам миловаться. Вы у меня за всё ответите.
Из дома вышел Алёшка, красивый и нарядный. Что-то ёкнуло на миг в сердце Златы, но тут же вспомнила она ради кого он так вырядился и прихорошился, и волна ярости вновь накрыла её. Ярость была настолько сильной, что Злата не в силах сдержаться, подняла руки вверх и почувствовала в ладонях горячий шар, кожу обожгло. Она со злобой резко бросила его вперёд и в ту же секунду машина жениха заурчала, запыхтела, и из-под капота повалил чёрный густой дым. Поднялся переполох, все забегали, заахали, замахали руками, а Злата расхохотавшись, пошла прочь.
За поворотом показался родной двор. Она подошла к зелёной калитке и тихонько позвала:
— Грэй!
В будке заворочалось, заворчало, и на свет Божий выбрался большой лохматый пёс. Поведя носом воздух, он учуял хозяйку, и радостно поспешил ей навстречу.
— Грэюшка, — прижалась к огромному псу девушка, — Дружочек мой! Пойдёшь со мной?
Грэй, тяжело дыша от жары, высунул язык, лизнул Злату в нос и послушно пошёл за ней.
Грэя Злата подобрала ещё кутёнком и выкормила молочком из пипетки, кто-то хотел утопить щенка, но видимо собачья судьба решила иначе, и пакет с завязанным внутри щенком прибило к берегу, когда там как раз сидела Злата, читая любимую свою книгу «Алые паруса». Так и назвала Злата пса Грэем и стала для него лучшим другом.
Они пошли на берег, и сидели там в одном им известном тайном местечке до тех пор, пока не наступил полдень.
— Пора, — поднялась Злата и пёс заковылял за ней.
Во дворе Алёшкиного дома уже вовсю гуляла свадьба. Молодые сидели на почётном месте во главе стола и принимали поздравления. Когда во двор вошла Злата все смолкли. Десятки глаз обратились к ней, пристально глядя в немом вопросе:
— И что ты тут забыла?
Местная сплетница и балаболка тётка Шура довольно ухмыльнулась, предвкушая скандал. Чтой-то сейчас будет? Гроза назревает. Злата обвела всех взглядом своих больших глаз и медленно двинулась к столу.
— Что с ней? Она такая красивая стала! Как в сказке! — зашептались девушки, Светкины подружки.
— Не поспешил ли Алёшка с выбором? — застыл вопрос в глазах парней, с восхищением глядевших на Злату.
А она шла, строгая и статная, в белоснежном платье, с распущенными волосами до пояса и венке из крупных белых кувшинок на голове, словно в короне, и улыбалась. И вот, она остановилась напротив молодых и пристально вгляделась в их лица.
Светка почувствовала, как её обдало жаром, словно кипятком окатили. Но тут же она вздёрнула свой курносый нос, и, поднявшись с места, подбоченилась:
— Чего припёрлась? Высказывать своё недовольство? Что Алёшка меня выбрал, а не тебя?
Алёшка сидел и испуганно смотрел на обеих девушек, ничего не говоря, словно проглотил язык.
— Ой ли? — заговорила Злата, — Выбрать тебя немудрено ему было, после того, как ты кровью своей женской его опоила, в вино её подмешав. А не дорогую ли цену заплатила ты бабке Таисье за жениха-то своего, а Светка?
Светка покраснела, как рак, и заикаясь, пробормотала:
— Какая ещё Таисья? У нас и нет такой на селе. Что ты мелешь? От зависти придумала, да? Наговорить на меня решила? Опозорить? Не выйдет!
— На селе-то нет, а ездила ты к ней в деревню Орловку, в третий дом от колодца, — Злата говорила, и сама дивилась, откуда она всё это знает, она словно видела фильм, кадры мелькали перед её глазами, а ей лишь оставалось произнести увиденное вслух, облечь в слова.
— Дала тебе бабка Таисья вино красное, научила что делать. Напоила ты Алёшку на полной луне. И побежал он за тобой, что телок на верёвочке. А за работу свою запросила бабка цену высокую — первенца вашего, умереть он должен был. И ты согласилась. Ты сама себя уже наказала, злыдня, дитя своё силам тьмы обручила. Но и я тебя накажу за то, что ты, гадина, любовь нашу растоптала, разрушила. При родах не только дитя твоё погибнет, как ты сама предрекла ему, но и ты сама. И гореть тебе в аду во веки вечные. И семь поколений вашего рода прокляты будут за твой грех. Крепко моё слово и верно, и быть ему. Аминь.
Ахнули все гости, а Светка без чувств повалилась на траву. Подбежали мамушки да тётушки, заохали над нею. А Злата не сдвинулась с места, и никто не смел ей сказать ничего поперёк.
— Ты же, Алёшка, — перевела она взгляд свой на жениха, — Не столь наказан будешь, поскольку и сам жертвой приворота стал. Однако и на тебе грех будет — ведь кровь твоя, сын твой, силам тьмы обещан. Служить он будет нечистому. Может и отвела бы я от тебя беду, да вижу, что в глазах твоих уже срок отмечен. Не живут долго такие, как ты. Через год в этом дворе в это же самое время поминки будут.
— А теперь, прощайте! — произнесла Злата и, сняв с головы своей венок, подошла к Светке, приходящей в себя в тенёчке, и надела венок на неё, — Вот тебе, подруженька бывшая, веночек поминальный! Чтоб и на том свете меня не забывала, помнила.
Злата расхохоталась, и тут словно вышли все из оцепенения, бросились к ней, да только не далась она им. Ножкой топнула, свистнула, и рассыпалась чёрным дымом вместе с псом своим Грэем. Никто с той поры ни её, ни собаки не видел больше в селе. А предсказанное ею всё сбылось. Через семь месяцев родила Светка мальчика, не прожил он и часа, и она следом за сыном ушла. Алёшку же, через два месяца после ухода жены и сына, нашли в петле в сарае. Бабка Таисья из Орловки сгинула без вести. Говорили, что в лес пошла да и не вернулась обратно.
Из книги автора "Русалья неделя"
Иллюстрация из сети.
