Разговор на кухне.
Начало здесь:
— И, все-таки, как ты думаешь, что будет дальше?
— Знаешь, что по этому поводу сказал Виктор Степанович?
— Черномырдин? Что он мог сказать?
— Он сказал: «Прогнозирование — чрезвычайно сложная вещь, особенно когда речь идёт о будущем».
— Одно слово: златоуст.
— Ладно, давай прикинем. Вот стоят две силы. И каждая отступить не может. Потому для каждой это будет…
— Крах?
— Нет, не крах. Хуже. Начало краха. Пролог неизбежного мощного краха, постепенного и необратимого. Поэтому и Путин, и Байден каждый ясно сказали: проиграть мы не можем. А президентов слушать надо обязательно. Только с умом. И делать свои выводы.
— И какие ты сделал выводы?
— Давай не будем смотреть на сегодняшнюю ситуацию. И даже на завтрашнюю. Обе стороны еще удивят друг друга сюрпризами, и сегодняшние и завтрашние прогнозы не оправдаются, и не раз покажется, что чаша весов опять перекосилось то в ту, то в другую сторону.
Но это всё — деревья, за которыми не видно леса. В чем суть? Когда две стороны не готовы идти на компромисс, этот самый компромисс становится неизбежным. Становится единственно возможным результатом противостояния. А куда деваться? Это же не спортивный поединок, где можно сказать: ладно, в этот раз проиграл, в следующий отыграюсь. И не бой гладиаторов, где убил соперника — и все закончилось. Здесь ничего не заканчивается. Все всегда только начинается.
— Ты имеешь в виду Россию и Украину?
— Украину с этой точки зрения в расчет можно не брать. Страна, которая воюет привозным оружием и стреляет привозными патронами, не может рассматриваться в качестве самостоятельного участника конфликта. В данном случае это объект, но не субъект. Ведь те, кто снабжает ее всем необходимым — они же преследуют не ее интересы, а свои, так же? Иначе для них это будет изменой Родине!
Как бы обидно ни звучало это для украинских политиков, но все их дружественные посылы Западу, а, тем более, взбрыкивания и угрозы воспринимаются там как стоны больного, подключенного к системе искусственного жизнеобеспечения. Хвалишь, благодаришь — не работает. Потому что: а куда ты на хрен денешься? Хамишь, угрожаешь — тем более не работает. Лучше заткнись, а то трубочку перекроем.
Поэтому в данном случае я говорю про Россию и НАТО. Ты видишь, как натовцы один за другим переходят собственные запреты. Значит — что?
— Что?
— Значит, постепенно, один за другим будут введены в действие все возможные ресурсы. Все. Ну, раз нельзя проиграть!
— И ядерный удар?
— Нет. Вот ядерный удар — это как раз проигрыш. Взаимный двусторонний проигрыш. Это не может устроить никого. Если хочешь знать мое личное мнение, то в какой-то момент над Украиной неизбежно нависнет угроза разгрома. Это объективно. И тогда Зеленский обратится к НАТО за прямой помощью. И они войдут. Формально законность будет соблюдена.
— Но тогда они вступят прямое столкновение с российскими войсками! А это — в любой момент сваливание…
— Не вступят.
— Как это?
— Им кое-что помешает.
— Что?
— Подумай.
— Не знаю.
— Днепр. При любом ином варианте, кроме встречи на Днепре, война России и НАТО неизбежна.
— Ты считаешь, разделение по Днепру устроит обе стороны?
— Во всяком случае, для всех это будет непоражение. А, ты же видишь, недопустимость поражения упоминается гораздо чаще, чем победа. Опять-таки: внимательнее слушай президентов. Командующий войсками НАТО в Европе даже назвал главной ошибкой Байдена то, что тот не обозначил: что он видит победой? То есть деньги выделяются, а чего хотим-то?
Потому что никто не желает провозглашать цель, достичь которую не получится. А в случае компромисса политикам будет, что продемонстрировать своим народам. И вот теперь, раз речь зашла о народах, давай взглянем на ситуацию глазами не политиков и не военных стратегов, а простых людей.
— Их мнение имеет какое-то значение?
— На самом, хотя в это трудно поверить, но их мнение — решающее для исхода событий. И вот тут Украина — уже не объект, а субъект. Вернее, ее народ. В свое время это очень хорошо разложил Лев Толстой в «Войне и мире». Сейчас эту книгу мало кто читает, да и раньше-то терпения не хватало. Толстой сам в зрелые годы знаешь, что сказал об этом романе?
— Что?
— Попробую вспомнить, дословно не ручаюсь: «Я, — говорит, — писать дребедени многословной, вроде «Войны», больше никогда не стану. И виноват и, ей-богу, никогда не буду». Вот так.
— Самокритично.
— Да. Но он там точно описал причину, почему у французов ничего не получилось в 1812-м. Потому что крестьяне вместо того, чтобы продавать сено французам, жгли его!
— Да, в европейских городах его встречали балами и фейерверками, а в Москве — уходом населения и пожаром.
— То есть народ не принял, отторг чужое. То же и с немцами. Моя покойная матушка подростком пережила оккупацию. Кстати там, на Украине. И вот она рассказывала: «Слышу вот эту чужую лающую речь и понимаю, что я просто не смогу жить, пока они здесь». От этого все. И политики — они об этом порой забывают. Думают: любой народ можно переформатировать. Главное — нанять хороших политтехнологов.
— А ты считаешь, это невозможно?
— Не знаю. Иногда смотрю на молодежь, не только украинскую, любую другую, и сомнение охватывает. Но история ведь чему учит: веками захватчики владели территориями, казалось, весь потенциал протеста истребили, а потом вдруг раз — и национально-освободительная война. Оказывается, жила где-то в народе национальная память, как тлеющий огонь. Чуть гнет ослабили — и сразу пламя.
— И как это применимо к Украине?
— Посмотри вот эту карту.
— Это — что?
— Это использование русского языка, в качестве основного, населением Украины. 2003 год. Данные Киевского международного института социологии. То есть это не наши сочинили. И посмотри, насколько зона распространения русского языка совпадает с теми регионами, где в 2014-м были волнения народа.
То есть через двадцать три года после самостийности люди там подавляющим большинством хотели в Россию. Несмотря на то, что их уже почти четверть века всеми силами старались сделать украинцами. Ты сам вспоминал книгу Кучмы. Не зря они так хотели язык истребить. В нем корень.
— Но с тех пор еще сколько лет прошло!
— Я ж говорю: столетия проходили, и то... Но видишь, как мы тогда поступили, в 2014-м: Крым признали, а остальных — нет.
— Ну, там же нависал риск санкций, а мы тогда были не готовы. Люди же хотели в Россию в надежде на лучшую жизнь. Ты вспомни у нас тогда: движуха, подъем, зарплаты выше, только что с блеском прошла Олимпиада в Сочи, а через четыре года, уже решено, будет Чемпионат мира по футболу! Не страна, а праздник! И у них: разборки, скандалы, майданы, чехарда. По-моему, каждый человек хочет просто стабильности и достатка.
И наши, видимо, испугались: поманим людей, а достойной жизни им в условиях санкций обеспечить не сможем. И запросятся они обратно в Украину. Что тогда? Облом.
— И это, конечно, имело место. Но, думаю, политтехнологи во главе с Сурковым взвешивали: хорошо, заберем мы юго-восток. Но в остальной-то части концентрация этого самого украинства повысится. И тогда Киев точно потерян. А так: сделаем из Крыма витрину, а остальное сусло пускай пока бродит. Я, конечно, фантазирую, но судя по итогу…
— Если ты прав, то это была колоссальная ошибка. Забери мы тогда мирным путем русскоязычные регионы, реакция Запада, конечно, была бы. Но совсем не такая, как при вооруженном вмешательстве. И главное: уцелели бы и Донецк, и Мариуполь, и Северодонецк с Лисичанском, не говоря уже о Бахмуте.
Про человеческие потери вообще молчу. Никакого АТО тогда бы не было. Да и мобилизационного ресурса такого Украина не имела бы. И Харьковского бронетанкового завода тоже.
— Да. Перемудрили политтехнологи. Путин, видимо, тоже посмотрел: заигрались ребята. И дал Суркову отставку. Те же харьковчане — увидели, что творится на Донбассе и сказали: нет, такого мы не хотим. У меня, кстати, есть знакомый в Харькове, не так давно созванивались. Он, знаешь, как сказал: «Если бы вы Харьков сразу взяли, я бы, конечно, был на вашей стороне. А теперь — извините».
— Это он имеет в виду взяли — в 2014-м или уже во время СВО?
— Нет, это он уже про СВО говорит. В первые дни наши десантники, помнишь, прямо по центру города разъезжали. Народ уже готовился к смене флага на триколор, а оно как-то...
— …подзатянулось.
— Да. Я, кстати, сохранил на телефоне фото карты на первое марта двадцать второго года. Самое начало спецоперации. Карта буржуйская, от их какого-то института. Они ситуацию видели вот так.
— Тю, а где они Мариуполь нарисовали? Он же там, южнее, на берегу!
— Ну, вот так они знают нашу географию. Ладно. К чему я все это говорю? Мне кажется, ошибаются с обеих сторон. И некоторые наши политтехнологи — те, кто считает, что стоит поменять власть в Киеве, как вся Украина тут же прильнет к России в порыве братской любви. И украинские любители крымских рапанов, которые просят у Запада дальнобойные ракеты. Они же надеются на повторение в Крыму херсонского сценария.
По их мнению, жалкая кучка оккупантов держит в страхе весь остров. Стоит раздолбать дальнобойными ракетами логистику, военные сбегут, а крымское население с восторгом встретит десант ВСУ. Боюсь, их ждет глубокое разочарование. Думаю, русскоязычные территории Украина уже потеряла. Сама виновата.
— Увидим. Мне кажется, большинство людей занимает все-таки выжидательную позицию. Конечно, никому не хочется, чтобы война прокатилась через его город. И чем дольше все это будет длиться, тем больше будет жертв и разрушений. Но если волна обойдет с флангов и покатит дальше, люди примут ту власть, которая будет прочнее и стабильнее.
— Помнишь, в тот момент, когда Путин понял, что со всей Украиной, как с Крымом, не получилось, — что он сразу сделал?
— Что?
— Первое, что он сделал, попытался перевести решение в мирное русло. Так сказать, монетизировать то, что удалось. Пока у украинцев испуг не прошел. Никто же не знал, как оно дальше пойдет. Извини, российские войска стояли к западу от Киева. Чуть напрячься, отрезать оставшиеся дороги — и привет.
— Чего ж не отрезали?
— Видимо, надеялись, что в полномасштабную войну это все-таки не перерастет. Мы же понимали, что по большому счету, к ней не готовы. Как бы ни героизировали и ни воспевали войну, дело это гадкое, а при нынешнем уровне развития вооружения еще и невыгодное. В древние времена, захватив город, победитель получал город, а теперь чаще всего — руины города. Кому это надо? Война — это экономика.
— Так, может, поэтому россияне и не торопятся вперед? Если самую пассионарную часть украинского воинства утилизировать тут, в Бахмуте и Авдеевке, то дальше уже само покатится. Как В свое время Красная Армия выбила наиболее мотивированную часть вермахта не под Берлином, а под Смоленском, Москвой и особенно в Сталинграде. Остальное было вопросом времени.
— Беда в том, что сейчас так думают обе стороны. И там, и там твердят о перемалывании.
— Да, не говори. Натравили нас друг на друга.
— Но я все-таки думаю, что в западной, украиноязычной части, нам делать нечего. Не приживемся мы там так же, как они тут. Самый сложный вопрос — Одесса. Она — на той стороне Днепра. Успеют наши военные до натовцев — один вопрос, не успеют — тогда надежда только на дипломатов и на волеизъявление народа. Не исключено, что возможность для этого появится.
— Ты думаешь, Америку такой мир устроит?
— Почему нет? Это, кстати, одна из любимых их фраз: Why not? В общем-то они свои задачи выполнили. Китай из Украины выжили. Одну из веток великого шелкового пути перерубили. Европу от России украинскими руками отрезали. В том числе и в буквальном смысле.
— Ты про Северный поток?
— Да. Чей был газ в Европе и сколько он стоил раньше, и чей он сейчас, и по чем?
— Да…
— От старого вооружения Европу очистили. Теперь она будет в США закупать новое. НАТО сплотили. Еще недавно Макрон высказывался про «смерть мозга НАТО». Сегодня он язычок прикусил.
— Но все говорят, что Америке выгоден тут нескончаемый конфликт.
— Как тебе сказать? Есть те, кто зарабатывает на войне, но есть и те, кто зарабатывают на мире. Кого-то война обогащает, а кого-то — разоряет, даже в США.
Деньги любят тишину. Посмотри на индекс НАСДАК. Это фондовый индекс широкого рынка в США, и в первую голову — высокотехнологичных компаний. Последние месяцы индекс падает! Причем нарисовал «двойную вершину». У фондовых аналитиков это очень плохой знак. Поэтому, я думаю, в американских деловых кругах зреет понимание: поиграли в войнушку, и хватит. А то риски растут, а прибыли — нет. Я ж говорю: война — это экономика.
— Так, значит, ты думаешь — по Днепру?
— Ну, я не военный стратег, и у меня карты генштаба на столе не лежат, но, во-первых, представь: всего семь мостов. Раньше у нас особенно нечем было их уничтожить без применения ядерных зарядов. А теперь есть. И сразу вся группировка ВСУ на этом берегу мигом остаётся без логистики.
Воевать без налаженной логистики вообще сложно, а уж когда у тебя все привозное — полный паралич! Каждый день боевых действий — это же эшелоны боеприпасов! А как «Леопарды» в Европу на ремонт гонять? А топливо?
— Да… Согласен. Почему ж до сих пор мосты действуют?
— Значит, время не пришло. Не нашего ума дело. Видимо, это эффективно сразу перед обескураживающим броском, чтобы деморализовать, чтобы вообще непонятно было: что делать и куда бежать. Но самое главное, опять-таки: я слушаю президентов.
— Кого конкретно?
— Ну, вот, например, глянь на Лукашенко. Он же хитрый жук. Если б не был уверен — вильнул бы. И то, что он занял такую однозначную позицию — видимо, что-то знает такое, что внушает ему уверенность.
—Насчёт батьки - соглашусь.
— И вот смотри. Помнишь, с чего все началось? О чем говорил наш президент перед СВО?
— О расширении НАТО.
— Да. А еще?
— Что ты имеешь в виду?
— Он говорил о подлетном времени.
— Ну, сегодня, после вступления в НАТО Финляндии это, по-моему, неактуально.
— Зря ты так думаешь. Гляди. Вот у меня есть карта. Географические карты — они иногда предсказывают будущее лучше, чем гадальные. Беру циркуль, откладываю расстояние от Москвы до финской границы и…
— И что?
— …и провожу круг такого радиуса с центром в Москве. Какая часть Украины попадает внутрь этого круга?
— Ух ты! Почти точно все левобережье Днепра.
— Да. Вот теперь и думай…
Не забываем лайк и подписку! Денег здесь не просят.
Читаем также: