В 2015 году весны у меня не было. Я потеряла её где-то по пути домой.
К майским праздникам ещё не потеплело и деревья только начали расцветать, а дома в степи весна наступает раньше. И к дню возвращения абрикосы уже отцвели.
Но зато я вернулась! Думала, к прежней жизни, а вышло, что к совершенно другой. Эту историю я разобью на две части: одна про город и людей, вторая про меня и семью Олега. Начну про город.
18 часов дороги автобусом с шестимесячным ребёнком пролетели быстро. Кроме нас с Олегом ехало ещё несколько семей с детьми. Все возвращались домой, все наелись чужбины досыта и ждали встречи с родными. Более жизнерадостных, дружелюбных и помогающих друг другу попутчиков я больше никогда не встречала. Пятьдесят с лишним человек ехали навстречу трудностям и лишениям, и делали это осознанно, с улыбкой на лице.
Предыдущая часть
Граница встретила нас сгоревшими зданиями таможни. В автобус заскочил дочерна загорелый худой парень с автоматом на груди:
- Всем здоровьичка! С возвращением! Вещички выносим, на землю кладём. Сами выходим.
Когда все баулы и тюки были разложены вдоль автобуса, пришёл другой ополченец. С милейшим дружелюбным рыжим спаниелем на поводке. Собака деловито обнюхивала сумки, а он шёл следом и сердито приговаривал:
- Не гладить! Не гладить! Собака служебная! Не гладить!
В конце он сказал:
- Ну, добро пожаловать в Луганскую народную республику!
Почти дома! Ещё пара часов - и всё. Темнело, автобус летел по разбитой дороге с выключенными фарами (водители, пережившие боевые в 14-м долго потом отвыкали от этой привычки). Я подалась носом к окну, пытаясь разглядеть хоть что-то.
Тёмные дома посёлков, редко где горит свет. Гектары неубранных с прошлого года почерневших подсолнухов. Сгоревшие до тла машины - легковые, грузовики - десятки автомобилей, просто свалены в кюветы, чтобы можно было проехать.
...Дорога к единственному пограничному пункту, который контролировали ополченцы в 2014 простреливалась насквозь. Бравые укры прицельно расстреливали машины уезжавших...
Горелая бронетехника на обочинах, цветы и свечи на броне - люди сами превратили их в стихийные мемориалы. Потом, когда всё это железо увозили, жители одного из поселков грудью стали на защиту "своего" сгоревшего БТР. Так он стал памятником, стоящим на дороге жизни, она же дорога smerti.
В город мы въехали уже ночью. Автовокзал встретил нас разбитыми тёмными перронами и табличками со стрелками "В убежище". В самом здании светло и шумно. Здесь ночевали люди, которым надо было ехать дальше, в города и поселки республики. Автобусное сообщение с периферией было редким и нерегулярным, поэтому некоторым приходилось проводить тут лишние сутки в ожидании своего автобуса.
Никогда ещё мне не приходилось на прощание обниматься с незнакомыми попутчиками, но повторюсь, наш рейс был особым...
Потом я с коляской, где сопел сын, караулила багаж, пока Олег искал такси. До комендантского часа оставалось всего ничего, если не успеем, придётся и нам ночевать здесь на полу. За те минут 15-20, что его не было, ко мне два раза подходили люди и спрашивали, если ли где остановиться с ребёнком. Оба раза предлагали переночевать у них.
Луганск весной 2015 это город, где из почти полумиллиона жителей осталось примерно 80 тысяч. Город жил до обеда, после часа дня жизнь практически замирала. Машин было мало настолько, что можно было спокойно ходить по проезжей части, не боясь совершенно, что собьют.
Через не только дней я стояла на остановке с ребёнком в слинге. Надо было съездить в отдел кадров, разобраться с декретом. Тогда слинги были диковиной, и я часто привлекала к себе внимание. Я привыкла отвечать на самые разнообразные вопросы и не удивлялась. Но в тот день...
Рядом со мной стояла пожилая женщина. Она долго внимательно рассматривала меня с сыном в намотке, а потом сказала:
- Это ты хорошо придумала, бежать удобно. И если что, то на землю упала, а дитя под тобой.
Что я могла ей ответить, кроме "да, да, конечно", если через дорогу от нас на перекрестке стоял кусок ДСП с самодельной надписью "Здесь во время обстрела в июле 2014 года погибло 18 человек".
Пришла маршрутка, дребезжа листами фанеры, вставленными вместо разбитых стекол. Мы неслись по пустому городу, громыхая и подскакивая на выбоинах. Асфальт на главных улицах весь был в мелкий рубчик - гусеницы бронетехники выбивали маленькие кусочки при движении. И повсюду окна, крест накрест заклеенные скотчем, на фасадах выбоины от осколков, а местами и пробоины в домах.
Через день мы перебрались в квартиру Олега. Ехали вечером, последней маршруткой.
Фантасмагорично - газель летит по неосвещенным улицам со скоростью около 90 км в час, фары выключены. (Ещё опасались ДРГ, которые могли запросто пальнуть на свет фар).
Как шум прибоя, постоянно фоном шла канонада. Квартира Олега была на краю города, а в поля за домами по ночам частенько приезжала артиллерия, отстреливалась и уезжала. Утром во дворе лежали жирные черные спирали сажи - нагар из стволов. Можно было иногда услышать и крупнокалиберный пулемёт. А просто пройдясь по улице подобрать патрон-другой. Олег собрал коллекцию патронов разного калибра, они стояли на полке "по росту".
Вечером я смотрела в окно на квартал. В каждой десятиэтажке горело по два-три окна, много, если три-четыре. Пели соловьи. Больше никогда я не слышала соловьёв прямо в городе. И не видела такого количества разных птиц. Однажды над головой прямо посреди квартала пролетел фазан.
Один друг, охотник-любитель, рассказывал, что в посадке в черте города наткнулся на лежку барсука. Видел он и лисьи следы. Птицы и животные стремились в город, ведь в полях и лесах везде шли бои.
Утром я пошла "на разведку". Надо было узнать, что и где сейчас работает. И первыми меня встретили бродячие собаки. Из сухого прошлогоднего бурьяна, выросшего в мой рост, возникла стая. Худые, поджарые, они мгновенно окружили меня кольцом. Я остановилась, прижав к себе сына. А они смотрели на меня и медленно сужали кольцо.
Продолжение:
