2 ноября 1915 года
От штаба Верховного Главнокомандующего
Западный фронт
30 октября в шлокском районе наши части, преследуя противника и нанеся ему большие потери, продвинулись к западу от Кеммерна.
Германцы пытались наступать на мызу Берземюнде (район Икскюля), но были отбиты огнем нашей артиллерии.
В районе Двинска и далее на юг до Припяти ничего значительного не было.
Бой в районе деревни Медвежье, северо-западнее Чарторийска, продолжается. Попытки противника продвинуться к реке Стыри сдерживаются нашим огнем.
У деревни Подгатье, западнее Чарторийска, идет ожесточенный бой.
Почти на всем остальном фронте армии перестрелка и стычки передовых частей.
Кавказский фронт
Без перемен.
На западном берегу Урмийского озера наши части отбросили курдские скопища.
Северный фронт
2-го ноября.
Ничего существенного на фронте не произошло.
На фронте рижского района велась только артиллерийская перестрелка.
На Двине в районе Фридрихштадта и на фронте якобштадтского района столкновений не было.
Западный фронт
2-го ноября.
Значительных боевых столкновении на фронте не произошло.
Юго-западный фронт
2-го ноября.
На левом берегу Стыри, в районе железнодорожной станции Чарторийска, бои продолжались.
Под г. Чарторийском противник вел упорные атаки. Наша артиллерия неоднократно рассеивала противника при приближении его к реке.
На остальном фронте южнее и на галицийском театре велся лишь ружейный и артиллерийский огонь.
Кавказский фронт
2-го ноября.
Ничего серьезного не произошло.
Хроника «Армейского Вестника»
(31 октября)
С артиллерийского наблюдательного пункта дивизии 27 октября было замечено, что в деревне Мшанец австрийцы стали строиться правильными шеренгами, после чего в деревню въехал автомобиль в сопровождении группы всадников и за ним оркестр музыки. В момент этой встречи наша легкая батарея обстреляла деревню, вызвав среди австрийцев большую панику. Видно было, как разбежались по полю лошади, рассыпались в стороны люди и исчез автомобиль. В ответ на наш огонь начала стрелять неприятельская батарея, но была быстро приведена к молчанию другой нашей батареей.
В тот же день одна из наших главных дивизий, прорвав на рассвете своими частями расположение противника в районе юго-восточнее деревни Будки, обратила противника в бегство и заняла деревню и леса около нее. Продолжая энергичное преследование. которое к часу дня дало более 2000 пленных, среди которых 700 германцев. Много неприятеля потоплено в речке. По свидетельству участников боя, успех достигнут с малой кровью благодаря блестящему содействию нашей артиллерии. Так, около трех часов дня противник пытался остановить наше наступление, предприняв контратаку во фланг, но по его колоннам был сосредоточен огонь нашей артиллерии, и противник бежал в беспорядке.
В ночь на 29 октября партия германских разведчиков силой около 20 человек пыталась захватить полевой караул в районе деревни Воробьевки. Командир роты прапорщик Боровский, своевременно узнав о грозящей опасности, половину караула его роты двинул на поддержку. Заняв с 12 стрелками выгодное место и подпустив германцев на 10—15 шагов, прапорщик Боровский дал по ним залп, которым 14 германцев убито, 1 ранен и взят в плен, прочие спаслись поспешным бегством.
Во время первой мировой войны в России ежегодно регистрировались эпидемии холеры. В 1914 г. случаи заболеваний имели место в 15 губерниях, а количество заболевших, по официальным данным, составляло 1800 человек. В 1915 г. эпидемии и отдельные вспышки отмечены в 53 губерниях и областях России, причем количество заболевших составило 34 582 человека. В 1916-1917 гг. наблюдался некоторый спад в распространении инфекции, однако в 1918 г. в стране разразилась большая холерная эпидемия, охватившая 37 губерний.
Постоянно регистрировалась высокая заболеваемость брюшным тифом и дизентерией. По-прежнему очагами кишечных инфекций оставались большие города с неупорядоченным водоснабжением и плохим санитарным состоянием. Заболеваемость брюшным тифом и дизентерией в действующей армии приобрела угрожающий характер.
Уже с первых дней войны начался подъем уровня заболеваемости сыпным тифом. Прежде всего оказалась пораженной русская армия (заболеваемость на 1000 человек личного состава составляла в 1912 г. — 0,13; 1913 г. — 0,13; 1915 г. — 2,33 и в 1916 г. — 1,68). Болезнь распространялась и среди гражданского населения, чему способствовали беженцы и военнопленные.
В 1915 г. начался подъем уровня заболеваемости оспой. В 1914 г. заболеваемость оспой в стране составляла 4,0 на 10 000 населения, в 1915 г. — 9,0, в 1919 г. — 30,0. Причиной распространения натуральной оспы, как и прежде, была недостаточная вакцинация населения против этой болезни.
Первая мировая война усугубила эпидемическую обстановку в России, в связи с чем вопросы санитарной охраны населения, борьбы с заразными болезнями вышли на первый план.
Санитарно-противоэпидемическое обеспечение русской армии во время Первой мировой войны исходило из принципов, разработанных отечественными врачами — участниками русско-турецкой и русско-японской войн, и предполагало изоляцию заразных больных, проведение дезинфекции и санитарной обработки, создание противоэпидемических барьеров между фронтом и тылом, проведение общих санитарно-гигиенических мероприятий (таких как улучшение водоснабжения и ассенизации), применение средств специфической профилактики. Для проведения этих мероприятий в армии была создана значительная сеть специальных санитарно-противоэпидемических учреждений (инфекционных госпиталей, санитарно-гигиенических, дезинфекционных и банно-прачечных отрядов). Все эти учреждения входили в штат войсковых соединений и были приближены к войскам (санотряд — в корпусе, дезинфекционные отряды — в дивизиях).
Предлагаю вниманию уважаемых читателей очередную публикацию приквела про дядю Прохора. Публикации "про Степку" теперь будут продолжать выходить по понедельникам и пятницам, а публикации этого цикла - по средам.
На следующее утро после встречи с отцом Проня уже сам проведал поручика Дидзиса в офицерской палате. У того обе раны заживали хорошо. Настроение у поручика было отличное. Он показал Проне новенький орден Святого Станислава с мечами и бантом и сообщил "по секрету", что вольноопределяющемуся тоже кое-что полагается за второй "сухопутно-морской поиск". Так как особого разнообразия наград для нижних чинов не имелось, то поручик завершил своё сообщение понятно и просто:
- Будет и тебе, Прохор, на грудь кое-что, теперь тоже с бантом...
Помятуя о том, что с поручиком в неофициальной обстановке Проня теперь был на "ты", вольноопределяющийся спросил:
- Эдгар, подробнее расскажи теперь, как легче и быстрее к испытанию на офицерский чин подготовиться.
За повествованием поручика об этом процессе, его нюансах и "подводных камнях" они просидели в госпитальном фойе "под фикусом" до обеда.
А через два дня Проне опять стало хуже. Сердце начало буквально "выпрыгивать" из груди, больного одолевала постоянная слабость. На лице, шее и груди выступили темные "точки", усилился почти совсем пропавший неделю назад кашель. Вольноопределяющегося срочно перевели в инфекционное отделение госпиталя и поместили на кровать "за занавеской".
Утром пятого дня новой напасти лечащий врач при осмотре пробурчал, поправив марлевую повязку на лице:
- Так... Малиновый язык. Вы болели в детстве скарлатиной, молодой человек?
Проне было сейчас очень трудно думать и вспоминать, у него сильно болела голова, поэтому он просипел:
- Я не помню... У мамы надо спросить...
Врач улыбнулся под своей марлей и передразнил:
- У мамы спросить ... Уже георгиевский кавалер, а всё у мамы спрашивает... Сестра, будем готовить больного к эвакуации. Как раз сегодня вечером санитарный эшелон должен уйти в восточные губернии...
Следующие сутки для Прони прошли "как в тумане". В периоды высокой температуры он ощущал только прикосновение мокрой и холодной тряпицы ко лбу. Потом его куда-то несли, затем одели и куда-то повезли. Под колёсами повозки стучала брусчатка и было очень холодно. Затем Проне в лицо кто-то дыхнул свежим перегаром и пробурчал:
- Держись крепче, болезный... Щас тебя погрузим...
Напарник грузчика с перегаром видимо поскользнулся или споткнулся, так как Проня не удержался на накренившихся носилках и оказался на обледеленой станционной платформе лицом вниз, а носилки теперь были не под ним, а на нем. На боли такое падение больному почти не добавило. У него и так сильно болели мышцы на руках, ногах и спине. Спустя пару минут, прошедших под аккомпанемент ругани и криков, Проня всё-таки оказался в санитарном вагоне на нижней полке за занавеской из белого полотна.
Поезд через час отошел от рижского вокзала, но Пронино сознание этого момента практически не зафиксировало. Вольноопределяющийся опять впал в забытиё. Под утро Проню привели в чувство довольно близкие разрывы снарядов или бомб. Поезд стоял, по вагону бегали встревоженные санитарки и медсёстры, пытаясь успокоить больных. Получалось у них это плохо, потому что на все вопросы они отвечали примерно одинаково:
- Это Двинск... Германец обстреливает... Путь разбит. Сейчас починят и поедем.. Лежите спокойно... Хотите пить?..
Проня пить хотел. Когда край пустой кружки стал отбивать дробь на его зубах, вагон действительно пару раз дёрнулся и стал набирать скорость. Наступивший в скором времени поздний зимний рассвет принёс больному некоторое облегчение. Проня даже сумел съесть несколько ложек тёплой каши-размазни, так и не распознав при этом ни на вкус, ни на цвет, из каких злаков она была приготовлена. Теперь по всем признакам санитарный поезд двигался на северо-восток. К вечеру он снова остановился и до Прони, сдвинувшего немного в сторону занавеску, стали доносится обрывки разговоров в вагоне:
- До Петрограда не доехали сто тридцать вёрст... Стоять будем долго... Мост через Лугу повреждён... Германец постарался... Не-е, это наши сами надысь чевой-то не допетрили... Два эшелона столкнулись... Пострадавших вон к нам в эшелон везуть и тащать...
Вскоре в вагоне появился строгий и худой врач с большими усами и в маленьких роговых очках. Перебирая в руках стопку карточек и мельком оглядывая больных, он давал тихие и короткие указания следовавшей за ним медсестре, державшей на готове тетрадку и карандаш. Задержавшись у Прониной полки на несколько секунд, он посмотрел в карточку и сказал:
- Снимать.
Через час Проня оказался уже на носилках в холодном зале железнодорожного вокзала. Пожилой санитар, подокнув под Проню одеяло, расслышал его хрип и ответил на его вопрос:
- Ты голос-то не напрягай... Силы береги... Поезд наш сутки-двое здеся ишо простоит... Вас тута собрали, чтобы по окресностям быстрее развести...
Вольноопределяющийся был теперь одет шинель, с шапкой на голове, лежал под одеялом (вещмешок под головой), но всё равно скоро холод стал пробирать его до костей. Ноги в сапогах закоченели. К тому же опять вернулся "лающий" кашель, выворачивающий все внутренности. Из-за одного из таких приступов кашля картонная карточка, которая была теперь засунута за пазуху шинели, куда-то выпала. У Прони не было сил даже повернуться или сесть на носилках, к тому же слабость сопровождалась всё нарастающей апатией ко всему происходящему вокруг. У него осталась только одна мечта - быстрее согреться.
В зале периодически появлялись небольшие группы мужчин и женщин. На женщинах были в основном белые или серые платки с красными крестами. Эти группы подходили к больным и раненым, коротко осматривали их, беседовали, смотрели в карточки. Некоторых из раненых или больных солдат после таких "интервью" сопровождающие мужчины по команде женщин выносили из зала на улицу.
К Проне одна из таких групп подошла минут через сорок. Он до этого всё-таки сумел достать из кармана и завести свою "луковицу" и теперь держал её зачем-то в кулаке. Над больным склонилось доброе женское лицо, теплая ладонь дотронулась до холодного и мокрого лба. Проня услышал вопрос:
- А где твоя карточка, солдатик?
Проня смог в ответ просипеть:
- Упала куда-то...
Его носилки были сдвинуты, в руках у женщины оказалась нужная карточка. Через минуту она снова внимательно взглянула на больного и спросила:
- Часы твои, солдатик?..
Шепот в ответ:
- Мои... Родители подарили...
Удовлетворительный кивок:
- Это хорошо... Поедешь с нами, Прохор Лукич.
Вопрос шепотом:
- Далеко?..
Ответ прозвучал уверенным голосом:
- В Новгород, в хороший лазарет.
Проня набрался сил и выдал длинную тираду:
- Только перед дорогой мне надо бы... до ветру как-то...
Женщина мило улыбнулась:
- Не волнуйся, это не самое трудное, что тебе ещё предстоит...
Она обернулась к сопровождающему группу медику и сказала:
- Мы этого больного забираем... Где расписаться?
Пронины носилки подхватили две пары сильных мужских рук и понесли к выходу. Больной уже через полминуты почувствовал, как на стылом полу холодного станционного зала было тепло по сравнению с температурой "за бортом". Проню быстро погрузили в крытую повозку, запряженную парой гнедых лошадей. Впереди и сзади этой повозки стояли такие же средства передвижения. Лошади переступали ногами, фыркали на морозе, хрумкали овсом, доставая его из подвешенных к их мордам холщовым мешочков. Вопрос с "до ветру" был решён быстро и сноровисто. Один из носильщиков "до погрузки" просто подхватил Проню с поставленных около повозки носилок на руки и отнёс к ближайшему сугробу. Пока больной на дрожжащих ногах "интимно общался с природой", его носильщик невозмутимо скручивал "козью ножку", подставив больному в качестве опоры свою спину в овчинном полушубке.
Достоять до конца процесса Проня ещё смог, но попытка самостоятельно повернуться и сделать шаг оказалась не очень удачной. Щека встретилась со снежным настом. Как он оказался в повозке на холстине, которой был накрыт большой "матрац" из сена, Проня уже помнил с трудом. Потом он погрузился в очередной сон-забытие, немного согревшись под накинутой сверху овчиной.
Прошло ещё около часа (Проня сквозь сон услышал "бой" репетира своих часов) и "караван" из трех крытых повозок двинулся в путь. В повозке кроме Прони был только молчаливый возница, в задней повозке находилось двое или трое больных, а в головной повозке ехали сама "главная женщина" и ещё один "отобранный" ею больной. Через пару часов пути, прошедших в молчании, вознице стало скучно и он постепенно разговорился.
Из речей "Евграфыча" (так он представился) Проня узнал много интересного. "Главную женщину" звали Екатериной Евлампиевной, была на из "недоучившихся врачих", а сейчас служила у "нашего купца Дорофеича, дюже богатого, что-то вроде домоуправительницей". Купец ещё в осенью прошлого года на волне "патриотичной заварухи" отдал один из своих домов в городе под лазарет для раненых и больных воинов. Сейчас в том лазарете было пятеро "больных солдатушек", а другая половина коек свободных, недавно "четверо вышли в запасной полк, а один преставился".
За прошедшие полтора года война не закончилась, а обе дочки-погодки у купца подросли и перешли, как понял Проня, в статус "на выданьи". Жена у купца "скончалась в сильных судорогах" прошлым летом. И придумал "наш Дорофеич мероприятию с лазаретом к семейной пользе пристроить". На половину его план уже сработал. Младшая дочка Дорофеича "ужо заневестилась, фельдфебель за неё посватался опосля того, как в нашем лазарете отболел". Возница прикрикнул на забалывавших лошадей, щёлкнул кнутом и завершил свою речь так:
- С конца лета за ранеными и больными на станцию ездит лично Екатерина Евлампиевна. Отбирает она в основном больных, раненых практически никогда не берёт... И всё какую-то при этом землянику от какого-то ревизора поминает... Но кормют у нас четыре разу в день, какаву с кофеем даже дают!..
Проня напряг память и вспомнил (они в гимназии спорили с одноклассниками, кто больше назовёт имен персонажей из того или иного популярного произведения), как звали попечителя богоугодных заведений по фамилии Земляника из пьесы Гоголя "Ревизор" - Артемий Филиппович. И ещё ему припомнилось "кредо" этого персонажа: "Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет".
На этом очередной "сеанс просветления" у Прони подошёл к концу. Он почувствовал, что у него опять резко стала повышаться температура. Вскоре "караван" остановился и возница ушёл "на совет". Вернулся он раздражжённый и в сопровождении Екатерины Евлампиевны. В качестве жаропонижающего Проне было "прописано" прикладывать чистый снег ко лбу и щекам. У вольноопределяющегося в мозгу промелькнула в данном случае уместная фраза Артемия Филипповича:
- ...Чем ближе к натуре, тем лучше...
Он видимо произнёс эту фразу вслух, потому что Екатерина Евлампиевна повернулась к вознице и строго сказала:
- Видишь, Евграфыч, он уже и бредит.. А если не довезём?.. Нет, нет. Поехали. Ночевать не будем, кони сильные, вывезут если что...
Возница чертыхнулся ей вслед, занимая своё место в повозке и пробурчал:
- В ночь ехать сейчас!.. Чем бабы тока думают?.. И что могёт получиться, когда их командовать назначают?... А у нас токмо два дробовика на троих... Эх, ма!..
Вечная Слава и Память всем защитникам Родины!
Берегите себя в это трудное время!
Подпишитесь на канал , тогда вы не пропустите ни одной публикации!
Пожалуйста, оставьте комментарии к этой и другим публикациям моего канала. По мотивам сделанных комментариев я готовлю несколько новых публикаций.
