Призрак коммунизма , как утверждали в «Манифесте Коммунистической партии» Маркс с Энгельсом, бродил по Европе, но отчего-то материализовался только в Петрограде в 1917 году. Остальная Европа бодро продолжила шагать в потребительскую эру, в то время как Россия прежде, чем шагнуть туда же, попыталась вырваться из порочного круга.
В общем-то, нет ничего удивительного в том, что приоритет на созидательную экономику пал в стране с огромной территорией, слабой промышленной базой и с населением мало того, что во многом крестьянском, так ещё и включенном в «русский мiр» - такую соседскую общину, в которой оставалось серьезным влияние коллективизма и натурального хозяйства.
Карл Маркс, находясь под обаянием идей европейских либералов, преклоняющихся перед частной собственностью, возвел её ещё на более высокий пьедестал, признав не только источником несправедливого присвоения прибавочной стоимости, но и основой производственных отношений.
Вот если передать средства производства пролетариям, тогда жизнь сразу и наладится!
Можно сколько угодно спорить на эту тему, но представьте себя ощущения большевиков после того, как им удалось-таки реализовать лозунг: «Заводы рабочим!»
Прошёл месяц, год, два, а заводы стоят.
Вдруг оказалось, что владение средствами производства, впрочем, как и любой иной собственностью, не является панацеей.
Тут, конечно же, приверженцы классической экономической теории возликовали: вот мол, смотрите, коллективная собственность – фикция. Только благодаря частной собственности и свободе рынка крутится колесо экономики.
На самом деле, никакая собственность не создает стимулов. Она лишь может служить источником ренты, да ещё способствует обособлению человека от других людей.
Стимулом в экономике являются деньги, а средства производства на то и средства, что лишь создают возможности.
Бороться с несправедливостью, принимая за основу идеи несправедливой системы распределения (рынка), служащие самообману и самооправданию дельцов, можно лишь плодить ложь и бродить кругами вокруг этой самой собственности.
Сконцентрировав всю собственность в руках государства, можно создать лишь иллюзию справедливости, на самом деле имеющей больше общего с абсолютизмом, нежели социализмом. Лишь попытавшись выйти за рамки либертарианской концепции, можно перестать зацикливаться на несправедливости распределения богатств, а сосредоточиться на самом источнике благополучия.
Что было делать большевикам после такого фиаско? Если теория не работает остается либо покаяться, либо пустить себе пулю в лоб. Но не для того коммунисты пришли к власти, чтобы так сразу отказаться от своей мечты.
В отличии от своих французских коллег - монтаньяров, которые смогли внедрить лишь одно изобретение – гильотину, отчего и продержались так недолго у власти, большевики внедрили по крайней мере две гениальные вещи, которые позволили провести в стране индустриализацию в короткий срок и одновременно сплотить страну.
Введение в 1921 году НЭПа (Новой экономической политики), по сути являвшейся полноценной распределительной экономикой, не только наладило обмен товарами, но и смогло запустить ту часть созидательной экономики, которая связана с потреблением. Однако НЭП мало чем помог с реализацией грандиозных планов по электрификации и индустриализации страны, так ещё и способствовал реанимации чуждого «социального элемента», отчего к 1929 году все эти рыночные механизмы начали сворачивать.
Тут бы, согласно классической экономической теории, должен был наступить крах социализма, а вместо этого СССР в последующие годы пережил такой бурный экономический рост, которому мог бы позавидовать Китай в лучшие годы своего экономического чуда.
Пытаясь найти хоть какое-то объяснение этому парадоксу, западные экономисты приписали успехи индустриализации ограблению деревни. Будто бы рост экономики оплачивался за счёт сельского хозяйства и коллективизации. Мол, государство перераспределяло доходы, полученные за счёт низких закупочных цен на зерно и последующего экспорта по более высоким ценам.
Во всем этом есть единственное разумное зерно, состоящее в том, что пополнялся рабочий класс за счет сельских жителей ровно так же, как это было во времена бурного огораживания в Великобритании.
Что касается баснословных доходов от продажи зерна, то в действительности пик доходов приходится на 1927 и 1930 годы (период НЭПа), когда было экспортировано соответственно 1,2 и 2,5 млн. тонн пшеницы, а доходы от всего экспорта, включая не только продукты питания, но и пиломатериалы, пушнину и шпалы составили 807 млн. рублей в 1927 году, а в 1930 году чуть более миллиарда: 1 036 млн рублей.
Когда началась бурная индустриализация и коллективизация, доходы от экспорта упали вдвое. В страшном 1933 году и предшествующем 1932 году экспортировали только 0,748 и 0,551 млн. тонн пшеницы соответственно, а выручка от всего экспорта упала наполовину по сравнению с 1930 годом.
Как черпать колоссальный рост из ресурса, который упал на 50%? На самом деле, жесткие методы коллективизации подорвали доходы от экспорта и никак не помогли экономическому росту. Не благодаря, а вопреки этому экономика выросла и росла невиданными темпами.
Между тем и в наши дни снимают, например, такой фильм, как «Мистер Джонс» — драму-разоблачение, в котором пытаются объяснить успехи индустриализации ограблением деревни, доведшем крестьян до голодной смерти.
Голод был, но если бы при этом не упали в пять раз (!) объемы продажи зерна, то можно было бы предположить нечто подобное. На самом деле, такое падение экспорта и одновременно голод могли быть вызваны лишь грандиозным неурожаем, о причинах которого лучше знают историки, знакомые с деталями той эпохи.
В отличии от тех, кто боится себе признаться в том, что общее благо, к которому они стремятся — это всего лишь деньги, для коммунистов материальные блага были не общим местом, а вполне конкретными станками, машинами, электростанциями и пулями, в общем всем тем, что могло приблизить эру всемирной справедливости. Поэтому деньги не обладали для них сакральным очарованием, а были всего лишь инструментом для достижения определённых партией целей.
В то время, как весь прогрессивный мир еще долго оставался в плену золотого стандарта, большевики создали такую денежную систему, которая позволяла обходится без инвесторов и иностранных займов, и при этом получать более стабильный и масштабный экономический рост.
Двухконтурная денежная система, созданная в СССР, давала возможность выделять любое количество безналичных денег на масштабные проекты, не боясь получить в ответ всплеск инфляции. Безналичные деньги не попадали в карманы рабочих и поэтому не разгоняли цены. Выдаваемые из фонда заработной платы, наличные деньги вращались в другом полностью изолированном от первого контуре.
Перетоки из одного контура в другой были исключены, а объём наличности жестко контролировался из центра. В условиях созидательной экономики, когда хозяйствующими субъектами руководит не стремление получить прибыль, а конкретный план и иная, чем деньги, идея – эта система работала безупречно.
Об эффективности такой системы бессмысленно спорить. Стоит лишь посмотреть на реальные цифры роста экономики и гигантский объем строительства индустриальных и инфраструктурных объектов, большая часть которых функционирует до сих пор во всех постсоветских республиках.
Второе изобретение, хоть и не было уникальным, но позволяло людям труда воспринимать огромную страну своим вновь обретенным домом.
Как было устроено дело в семейной общине? Все вместе трудились в поле и собранный урожай помещали в общие закрома. То есть человеку для того, чтобы чувствовать себя, как и прежде нужным членом большой общины, под названием СССР, требовалось не только осознавать полезность своего труда через получаемый всеобщий эквивалент, но и иметь свою посильную долю в общих «закромах».
Тогда всё произведенное страной становится не умозрительным продуктом, произведенным где-то там для кого-то там, а реальным общим благом, в котором есть вполне конкретный вклад твоего личного труда. Всевозможные государственные займы и даже принудительно распространяемые государством облигации прекрасно справлялись с этой задачей.
Возникает резонный вопрос: и что же пошло не так, если такой замечательный организм развалился без внешнего нажима?
На этот вопрос попытаемся ответить во второй части...
