Вечная тема для разговоров и споров во время долгих хождений по лучшим кварталам Москвы — это выбор любимого, воображаемого района для жизни. Когда бы можно было остаться не там, где ты находишься по обстоятельствам финансовым или семейным, а то и просто случайно, но, располагая примерно любой суммой, обзавестись жилплощадью где угодно, где стоило бы жить? Какое место можно назвать дорогим, знаменитым, модным, но все-таки неудобным, а куда стоило бы стремиться, размахивая кинематографическим чемоданом с деньгами?
Первое, что приходит в голову, когда обсуждают московский центр — это окрестности Пушкинской площади и Патриарших прудов. Казалось бы, заселиться туда — значит, доказать свой несомненный жизненный успех, но не слишком ли шумно и суетно будет каждое утро просыпаться с этим успехом? Когда-то давно мне случалось жить во дворе за Елисеевским магазином, как и бывать в гостях в маленьких квартирах известного дома Нирнзее на другой стороне Тверской улицы, дома, построенного некогда «для холостяков», да так и оставшегося символом яркого молодежного жилья на вторую сотню лет. Но одно дело юношеское веселье, и совсем другое – когда быт на задворках дорогих ресторанов не покинет вас и в более позднее годы. Это уже утомительно.
Есть другой, мягко говоря, недешевый вариант — наши «сталинские» магистрали, будь то Ленинский проспект, проспект Мира или Садовое кольцо. Находя какой-нибудь нужный адрес в этих краях, я часто поднимаю голову и со вздохом смотрю на очередной огромный дом какого-нибудь 1950 года. Он прекрасно построен, красив, отзывается своими формами на итальянское палаццо, и там всегда что-нибудь сдается или продается с высокими потолками, бывшая квартира балерины, генерала или академика. Но беда в том, что архитектор, как и стоявший над ним чиновник того сурового времени, совершенно не рассчитывали на то, что по улице за окнами торжественного дома будет ехать кто-нибудь, кроме наркома в собственном авто с шофером, врачей-пожарников-милиционеров и редких грузовиков. Сталинский проспект и дом на нем планировали в целях чистой имперской красоты, чтобы все вокруг было величественным и полупустым, но не родившиеся тогда еще хитрые людишки разбогатели и заполнили все своими машинами. И, в результате, вы никогда не сможете открыть окно.
Еще один район — буквально символ абсолютного благополучия — Остоженка и переулки за ней. Когда-то там все было низенькое, старенькое, покосившееся, далеко и глубоко дореволюционное. Но с приходом новой жизни пришли самые востребованные архбюро, ликвидировали милую древнюю разруху и построили то ли «Лондон», то ли просто мечту заказчиков с обобщенным «дорого и блестит». Теперь, гуляя по этим переулкам, можно найти кое-где симпатичный дом, но нельзя найти главное: жизнь. Там никого нет. Владельцы то ли давно эмигрировали, то ли живут в своих загородных дворцах, окна не горят, магазины не торгуют, мамы не выгуливают коляски, нет, словом, никаких признаков действующего быта, разве что в Зачатьевском монастыре по соседству. Поэтому разглядывать игру стеклобетона бывает интересно, но представить себя тем, кто взял вещи и сюда переехал — не получается.
Зато все те, кто забредают гулять в Замоскворечье, не имеют возможности поворчать. На этом «острове Островского» одновременно и красиво, и нет запредельной дороговизны, и как-то обходится без странной пустоты, и ни одного огромного проспекта, и с ресторанным шумом тоже «все в меру». Идешь по Ордынке или Пятницкой из конца в конец по своим делам, и вроде бы хочешь быть очень критичным, а жаловаться как-то и не на что, разве что курьер несется на своих колесах по тротуару. Сложность, однако, в том, что жилых домов в этих прекрасных местах — самый минимум, разве что печальная пятиэтажка в переулке или какой-нибудь новый блестящий ЖК ближе к реке. А в остальном — купеческое сердце города так и осталось, к счастью, почти сохранным, с изобилием особняков, занятых офисами, посольствами и неведомыми конторами без вывески.
Конечно, есть в центре районы, однозначно устроенные так, что там легко и приятно поселиться, если у вас есть тот самый воображаемый чемодан. Скажем, Хамовники, где по краям старого больничного городка на бывшем Девичьем Поле, недалеко от нашего великого монастыря, любимого горожанами пруда под его стенами и главного государственного кладбища, за последние лет десять построили много всего современно-жилого, но в то же время привлекательного настолько, насколько вообще может быть привлекательным высокий дом двадцать первого века в мегаполисе. И, главное, в Хамовниках есть то самое ощущение готовой среды для повседневной жизни, когда тебе, даже приезжему или попавшему туда случайно, через пять минут начинает казаться, что ты там уже давно, проснулся и вышел чуть не в халате и в тапочках на рынок, за лавашом и черемшой. Проблема только одна — дефицит ощущения, что ты находишься не только в 2023 году, но и в какой-то вечной Москве, где не вполне ясно, какой сейчас год и что происходит.
Но я открою нехитрую тайну. В центре Москвы есть как минимум один именно жилой район, где есть эта блаженная расплывчатость времени, это тихое, зачарованное ощущение непонятно какого города, непонятно какого стиля, но чего-то определенного старинного, возникшего, мягко говоря, не с твоим приходом. Это прежде всего Чистые пруды в сторону Садового кольца и Китай-город между Покровкой и Солянкой. Там — какое-то отдельное царство, почти не потревоженное, которое, впрочем, продолжается фрагментами и за Садовым, в направлении Басманных улиц. Доходный дом, советский дом, модный ЖК — все здесь удивительным образом соединяется и создает единый мир, переходящий по наследству, но не гибнущий в руках новых хозяев. Успешный, денежный, свежеприехавший человек, выбирающий в городе, где ему остаться, вряд ли окажется в этих краях, но тот, кто хорошо знает московскую карту, буквально обречен полюбить этот двор, этот ленивый угол, этот вид на крыши и монастырский купол.
А иногда — и с ним остаться.
Автор: Дмитрий Ольшанский
