Маленькой Элизе в истории повезло немного больше. И не просто, как Августейшей княжне, с которой успели написать портрет. Не просто, как обожаемой дочери, каждый шажок которой тщательно записывался матерью в письмах к ее родной бабушке. В дневниках, которые все еще не переведены почти на русский язык и хранятся в архивах, ожидая своего часа полного узнавания.
О маленькой великой княжне Елизавете Александровне Романовой, дочери императора Александра Первого, и внучке Павла Первого и императрицы Марии Федоровны, мы узнаем именно из этих писем "частного порядка"…
Императрица Елизавета Алексеевна, ее мать, с тайным восторгом писала об ожидаемом ею ребенке еще до его рождения, трогательно и искренне окунувшись в мир ожидания, драгоценный для любой женщины:
«Доктора считают, что мои недавние головные боли были связаны с шевелением моей бедной лапочки: действительно, я это почувствовала, потому что нахожусь в середине срока, и этот подсчет совпадает с моим первым; финал предполагаю в конце Октября. А в остальном я чувствую себя прекрасно — хорошо сплю, ем тоже хорошо...» (Императрица Елизавета Алексеевна в письме к матери, 16/28 июня 1806 г. Каменный остров.
Вторая долгожданная беременность протекала непросто, но даже во время нее императрица сохраняла пленительность и обаяние, всегда присущее ей, увлекательность живого разговора, доверительной и сердечность манеры, в которой блистали и ум, и сердце..
___________________________________________________
.
В ту осень 1806, кстати, Елизавета Алексеевна тихонько теряла свою подругу, княгиню Наталию Голицыну, умиравшую от чахотки, (легочное воспаление) и последствий тяжелых родов. Несмотря на свое положение, Государыня почти каждый день навещала молодую, угасающую женщину, пытаясь как то поддержать и ее и остающуюся сиротою девочку княгини. Государыня дала обещание, что не оставит своим вниманием малышку Лизу Голицыну, мысленно тотчас же определив ее в подруги своему ребенку. ( Княжна Лиза умерла чуть позднее своей тезки, великой княжны, увы! Ей было лет пять.)
При Дворе с недоверием и насмешками смотрели на проявления всей этой симпатии со стороны особы царской фамилии, но не смели выразить что – либо открыто.
Больше все же вокруг увлекались досужими сплетнями и разбором того, почему это Императрица чуть ли не перед родами разучивает новые ноты и пишет кому то ночами письма, тайными чернилами, сделанными на молоке. Говорили, что такие письма для прочтения надо было подержать над огнем свечей.
Кому, кому же писала Элиза? Шли упорные разговоры, что второе дитя августейшей Психеи тоже - не от Государя, а от кавалергарда Охотникова Алексея, что назначался к августейшей особе в часы приемов дежурным офицером, сопровождал в поездках, следуя за ее экипажем.
Да, кавалергард удостаивался упоминания в ее дневнике («опять посмотрел на меня, едва улыбнулся при выходе из церкви»), но, увы, никогда не смел подойти близко!
Елизавета Лямина, исследовательница подлинного дневника императрицы, пишет:
«На неожиданный художественный эффект этого дневника работает и его неполная сохранность, отсутствие начала и конца: перед нами фрагмент, любимый жанр романтиков. Кроме того, в тексте практически ни один человек не назван по имени — а имя возлюбленного, Алексей, только мелькает, да и то, как бы по касательной: она сначала пишет его на коре дерева и только потом заносит в дневник фразу о том, что она это сделала. В результате перед нами оказывается текст, предельно насыщенный культурой своей эпохи, и при этом вневременной: речь в нем идет о любви, ограниченной во всех своих проявлениях, т. е. любви, как минимум драматической, если не вовсе трагической.»
Да. Еще одно уточнение. К моменту рождения девочки, 15 ноября 1806 года, Алексей Охотников умер в своем родовом имении, от скоротечной горловой чахотки (есть рапорты в полковых журналах о его отпуске по болезни горла). Похоронен он был семьею в Санкт - Петербурге. Надгробие на его могиле роскошно, но установлено ли оно императрицей - не доказано фактически… Скорее всего, надгробие было заказано членами семьи молодого человека и друзьями – офицерами из его полка. Охотников отличался храбростью и прекраснодушием. Но более его имени в своем дневнике императрица Елизавета Алексеевна не упоминает.
Напротив, очень охотно пишет о дочери, и о том, что происходит вокруг, в обширных и подробных письмах к матери.
«Большую часть времени провожу с моей дорогой маленькой Элизой, которая до сего момента, благодарю Небо, чувствует себя превосходно. У нее свой мир, меня она признает и, похоже, станет ласковой девочкой.»
Так всё и было. С портрета «русской школы» (А. Г. Венецианов?) смотрит на нас очаровательная малышка, прижимающая к щечке деревянную, раскрашенную куклу.
Темноволосая, с живым, открытым, ласковым взглядом, Грациозная, естественная поза девочки, демонстрирует зрителям портрета не только ее открытость и нежность, но и уверенность в пространстве, в знакомой, домашней обстановке.…
Кисть мастера знакомит нас, с ошеломляющей простотой, с красивым, подвижным ребенком, что с любопытством смотрит на живописца или на кого-то знакомого и любимого… На мать?
В письмах к своей матери императрица называет дочь «Лизинькой». Государыня обстоятельно, с нежностью, пишет:
«Она приходит ко мне каждый день, почти ежедневно, и теперь ждем ледохода на реке, чтобы совершать с нею прогулки на свежем воздухе, которым она еще не дышала.
Вопреки всем существующим взглядам и системам на сей предмет, чувствует она себя прекрасно: сильная, свеженькая, как крестьяночка. Да сохранит ее Бог такой! Ах! Как бы мне хотелось, чтобы критический период прорезывания зубов оказался у нее позади! (25 апреля 1807 года, Санкт Петербург)
Еще несколько выдержек из писем: «Не догадаетесь, милая Мамочка, откуда я вам пишу: за столом Мадам, моей дочери, в ее комнате. Письменный стол вместо бумаг завален пузырьками, кастрюльками и тарелкой с хлебом, из которой маленькой хозяйке позволяется каждый день брать и сосать одну или две корочки. …Хотя у Элизы зубки еще не прорезались, но она чувствует себя хорошо, и ее уже вывели гулять на воздух. Сейчас ожидаю ее возвращения – поехали в коляске – воздух в городе далеко не целебный, и я стараюсь делать все, чтобы ее вывозили подальше от города.
….Не опасайтесь, милая Маменька, что я выпускаю маленькую Лизаньку на влажный газон…. Нет, я достаточно изучила коварный петербургский климат, даже и в прекрасный сезон, чтобы допустить какую – либо оплошность в этом плане.
Конечно, необходимо, чтобы со временем она закалилась, но пока рано делать это в столь нежном возрасте, да еще в период прорезывания зубов. После перенесенного недомогания ее можно считать выздоровевшей, и я надеюсь через некоторое время увидеть два зубика. Довольно долго стояла плохая погода, о чем я сожалела, так как девочка была лишена возможности находится на свежем воздухе столько, сколько этого хотелось бы…
В июле 1807 года императрица с восторгом пишет матери в Баден:
"Погода великолепная, и довольно постоянная все то время, что мы Каменном Острове. Это хорошо для малышки, она пользуется этим, и я даже не знаю, не в том ли причина ее безумного веселья с момента нашего приезда сюда.
Если Бог сохранит ее такой, какова она сейчас, то при этой живости, ей будет трудно сдерживаться, что меня несколько пугает. Ее бонна, вдвое сильнее меня, частенько мучается с нею, настолько она подвижна и энергична в своих движениях.
Еще из письма в сентябре 1807 года:
…Последние десять дней она (малышка) освоила способ передвижения на своей попке, так что теперь делает полный круг по комнате; на четвереньках она пока не может, но избранным методом пользуются, двигаясь очень быстро…
Августейшая мать с удовольствием наблюдает за дочерью и мечтает увидеть ее в пяти – шестилетнем возрасте. Говорит о том, что, несомненно, девочка будет обладать сильным характером. Считает ее первые шажки. Исправно пишет матери в Баден, фиксируя бесхитростные мелочи жизни любимого ребенка:
«Малышка чувствует себя хорошо в преддверии своего дня рождения. Меня огорчает ее застенчивость, являющейся причиной того, что никому не удается увидеть ее в приветливом настроении… Она становится более плаксивой, чем когда либо, видимо, это предвещает появление зубов. Бывают дни, когда она кричит, если бонна на секунду оставляет ее…Она начинает понемногу говорить, можно сказать, что уже разговаривает….
11 мая 1808 года императрица встревоженно пишет матери о том что Лизинька болеет уже неделю не принимая участия в играх, не поднимая головы от подушки.
Трое придворных врачей, среди которых сильнейший – Стоффреген- успокаивают императрицу Елизавету Алексеевну и Двор тем, что у девочки просто сложно проходит процесс прорезывания четырех зубов и недомогание связано лишь с этим.
На четвертый день лихорадка усилилась, сознание княжны помутилось и начались конвульсии, которые окончились потерей сознания и смертью… Последними словами маленькой княжны были тихие просьбы: »Танец, танец!»
Девочка хотела, чтобы ее носили на подушке и пели. Императрица - мать пела, глотая слезы и, вероятно, девочка скончалась у нее на руках.
Нельзя, кажется, найти слова, чтобы описать горе матери. Елизавета сама находит их, спустя несколько недель, в письмах к матери. Вот они:
«Первые мгновения ужасной потери не являются самыми тяжелыми. Вы это испытали сами, дорогая Мама,и чувствуете все еще и теперь, я знаю; это наступает, когда ощущения утраты мало помалу стираются в памяти тех, кто вас окружает, когда все возвращается к привычному распорядку и только вы одна сохраняете в душе это жуткое изменение…»
Амалия, графиня Баденская, сестра императрицы, вспоминала в те дни: «Элиза смирилась, покорившись воле Божией, но как страдает! Поскольку ее ребенок остается пока еще в апартаментах, то ночь мы провели в ее спальне, и она не отходит от нее. Утром она ее одела, и сама положила в гроб. Маленький, дорогой ангел, она почти не изменилась, сохранив подобие своей нежной улыбки»…
К этим воспоминанием больше ничего добавлять не хочется.
Великая княжна Елизавета Александровна Романова была похоронена в Благовещенской усыпальнице(соборе) Александро Невской лавры, в Санкт – Петербурге, 14 мая 1808 года. При похоронах наблюдалось большое стечение народа, каждый хотел выразить сочувствие...
Малыщке - княжне едва лишь пошел второй год.
Тело ее не было вскрыто, причина смерти, вероятнее всего- злокачественная лихорадка, осложненная прорезыванием зубов.
Есть легенды об отравлении, но в них также сложно верить, как и во внебрачное происхождение девочки.
В 1812 году драгоценности из приданного великой августейшей княжны Елизаветы Александровны были пожертвованы Императрицей Елизаветой Алексеевной и императором Александром Первым на нужды раненных вдов и сирот ,пострадавших от Отечественной войны.
Думается, что так не могли бы поступить с наследством от незаконного ребенка, бастарда.
А что думаете Вы, мои читатели? Как Вам кажется?
Первая часть статьи опубликована здесь:
