Комната, в которую притащил Лазаревский Марийку, находилась на первом этаже трёхэтажного доходного дома.
Тяжёлый табачный смрад, насыщенный запах пота, солёной рыбы, плесени и тухлого мяса смешался воедино и повис на едва вернувшейся в сознание Марийкой.
Она стала кашлять.
Казалось, что горло стянуто чем-то тугим.
"По дороге с ветром" 27 / 26 / 1
— П-п-рой-д-дёт, — почему-то заикаясь произнёс Дмитрий. — Эт-то-т ч-ч-чё-рт знает толк в мах-х-хор-ке. Ть-ф-фу ты… Я-я-з-зык н-не с-слу-ш-ш-ш…
Дмитрий не договорил, навис над кашляющей девушкой.
— Ну что, слива моя налитая…
Дмитрий тоже стал кашлять, но перестал заикаться.
Марийке было страшно.
В горле по-прежнему было неприятное чувство.
Когда она ощутила ладони Дмитрия на лодыжках, закричала.
Он тотчас закрыл ей рот рукой.
— Ц-ц-ц… Не надо так… Не надо… Я же не зверь какой-то. Я человек. Добрый, между прочим, человек. Добрый и обманутый. Знаешь, меня ведь тогда обманули в театре.
Я верил этим людям. Верил в то, что ветер революции свеж и силён… А он всего лишь чьё-то злобное дыхание. Именно дыхание. Вот я сейчас изо всех сил дуну тебе в лицо.
И Дмитрий дунул.
Слюни, напитанные вонючим табаком, коснулись лица Марийки.
Она зажмурилась, но тяжёлый густой ком подкатился к горлу и вырвался наружу хрипом и хлюпаньем.
— Фу, какая гадость. Век тебя целовать не буду, пока не очистишься, — Дмитрий брезгливо какой-то грязной засаленной тряпкой вытирал Марийкины губы.
Только сейчас девушка поняла, что её руки связаны.
Глаза наполнились слезами, а горло опять комом.
Марийке казалось, что все её внутренности стремятся наружу.
Живот впал и застыл в таком положении и в сильнейшем болевом спазме.
Кричать не было сил.
Один ком сменялся другим.
Дмитрий уже не на шутку испугался.
Приподнял Марийкину голову, подсунув подушку, сложенную пополам. Боялся, что она захлебнётся.
— Ты чего нажралась, слива моя?
Марийка смотрела на него выпученными глазами и не могла ничего ответить.
Временами она теряла сознание. Временами чувствовала, как Дмитрий заливает ей в рот воду.
Часть воды попадала внутрь, какое-то время находилась там, а потом просилась наружу.
Сколько времени это всё продолжалась, Марийка не знала.
Очнувшись однажды, она осмотрелась. Дверь в комнату была открыта. Слабый утренний или вечерний свет просился в окна.
Девушка приподнялась на локтях и с радостью обнаружила себя не связанной.
Она рухнула обратно, боясь, что опять стошнит.
Но в горле и в животе было пусто.
Дмитрий лежал рядом. Иногда он похрапывал, и уголки его губ смешно опускались вниз. От этого лицо становилось очень печальным.
Марийка усмехнулась.
Она опять поднялась на локтях.
Потом встала на ноги.
Лазаревский не просыпался. Он только громче стал храпеть.
Услышав возле двери чьи-то тихие шаги, девушка вернулась на кровать. Притворилась спящей.
— Пьянь, — услышала она зловещий шёпот.
А потом уже не шёпот, а женский голос:
— Когда ж ты напьёшься, свoлoчь, и деньги отдашь мне? Девок своих таскаешь сюда. Стыд… Стыд… Позор матери, позор… Если бы не память о твоём батюшке, я бы тебя метлой отсюда вымела как весеннюю грязь с сапог. А ты…
Женщина замолчала.
Марийка чувствовала, что речь пойдёт о ней. И не ошиблась.
— А ты… Какая мать воспитала такую… Такую… Слов нет на тебя. Грязь… Какая грязь. Господи, как ты допустил, чтобы это сброд жил? Как? Как такие живут, а мой сын погиб от пули в последней своём перед отпуском бою? Он ведь был честным и добрым. А этот…
Марийка уже с трудом терпела. Хотелось кашлять.
Шаги отдалились, и она смогла прокашляться.
Опять поднялась на ноги.
Заметила на тумбочке нож, которым её пугал Дмитрий.
Взяла его в руки, зачем-то понюхала.
Ей казалось, что лезвие пахнет кровью. И опять тошнота подступила к горлу.
Марийка вдруг поднесла нож к горлу Лазаревского. Почти не касаясь провела по нему и прошептала:
— Ненавижу тебя…
Пользуясь крепким сном Дмитрия, девушка решила сбежать.
Не видя перед собой никаких препятствий, она вышла из комнаты, спрятав нож в карман плаща.
Потом вернулась в комнату, оглядела себя в грязное тусклое зеркало, потёрла лицо руками, пригладила спутавшиеся торчащие во все стороны волосы и вышла.
Ей было страшно в таком виде показываться на улицу.
Волосы были грязными, на них остались следы того, что выходило из неё несколько дней.
Глотнув чистый, не наполненный вонью воздух, она покачнулась, но устояла на ногах.
На улице никому не было до неё дела.
Но Марийке казалось, что весь мир сейчас смотрит на неё одну.
Было раннее утро.
Рабочие спешно проходили мимо, пробегали, даже, бывало, толкали Марийку, словно на улице было мало места.
Она сторонилась и шла вдоль домов. Почти тёрлась о стены. Боялась, что кто-то толкнёт её сильно и затопчет. Вотрёт в эту мартовскую грязь, и больше никогда Марийка не увидит свет.
Хотя она мысленно уже умерла. И считала свою смерть справедливой.
Опять стало её грызть то, что она всячески старалась забыть.
Как будто души умерших в тот страшный день следовали за ней и напоминали, и звали с собой.
— Эй, плёха*! Подойди.
Марийка не сразу поняла, что это обратились к ней.
— Оглохла что ли? — высокая грузная женщина схватила Марийку за плечо и посмотрела ей в глаза: — Да ты ж совсем дитя… Ох… На вот, поешь.
Женщина сунула в руку Марийке что-то тёплое.
Девушка взглянула на кусок пирога с яблоками, и сильное чувство голода накатило на неё.
Марийка едва коснулась губами пирога, как женщина схватила её за голову и лёгким взмахом руки, срезала волосы.
Девушка ойкнула, выронила пирог.
Женщина засмеялась, засунула копну волос за пазуху и пробормотала:
— А чё ты хотела-то? Пирог на халяву жрать. Тебе волосы зачем? Ты другим местом славишься. Хоть лысой будь. Мужикам, которых ты обслуживаешь, это ни к чему.
А я патлы твои выстираю и продам. Один немец тут для париков очень задорого скупает. Радуйся, что волосня твоя будет красоваться на какой-нибудь богатой немке. А у тебя отрастёт. Не сумневайся. Жаль только, что рабочее место у тебя не затянется. Нормальный мужик тебя не возьмёт.
Женщина хихикнула.
Всё тело Марийки было скованно злостью, страхом, и ещё чем-то незнакомым.
Было стыдно, было невероятно противно и больно от безысходности, от самовольства этой женщины.
С тоской и ненавистью взглянув на кусок упавшего пирога, Марийка пошла дальше.
Она уже не замечала толкающих её людей. Она не замечала разгорающегося солнца, подсушивающего грязь. А когда взглянула на небо, пожалела, что это скупое мартовское солнце не способно согреть её. Никто не способен больше согреть её.
Страшная и охватывающая всё тело ненависть к людям надолго поселилась в Марийке.
Она вдруг остановилась, обернулась.
Женщина стояла на том же месте.
Марийка вытащила из кармана нож и, не помня себя, ринулась на обидчицу.
Плёха* — женщина лёгкого поведения (устар.)
Продолжение тут
Дорогие читатели!
Спасибо за ваши лайки, комментарии, репосты.
Я всё читаю, но не всегда успеваю отвечать.
Сейчас лето, и много дел с урожаем.
Не забывайте подписываться, чтобы не потеряться.
Все главы романа "По дороге с ветром" в подборке на главной странице канала тут
Желаю каждому из вас добра и счастья!
Улыбайтесь каждому дню и радуйтесь, что этот день есть в вашей жизни!
