17 августа 1998 года много лет вспоминали как момент начала эталонного российского кризиса и одновременно кульминацию «лихих девяностых». И то, и другое неверно, но что сделаешь с памятью? Эта дата, казалось, разделила все на «до и после», изменив и текущую жизнь, и будущую. И в ее влиянии на дальнейшую экономическую, да и прочую историю России, особых сомнений нет.
Но сегодня дню, после которого население выучило слово «дефолт» и получило возможность понаблюдать за девальвацией рубля, уже 25 лет. И аберрация восприятия давно превратила те события в миф, заставляя преувеличивать и масштаб, и значимость.
Это ведь была проблема крошечной и плохо управляемой финансовой системы, на живую нитку прилаженной к экономике. Но даже и этого сбоя могло не случиться, если бы не обычные человеческие амбиции, ошибки, конфликты и банальное невезение.
Кризис, конечно, больно ударил по стране, и даже обеспечил небольшое цунами на мировых рынках, потопив LTCM. И все же это были масштабы именно что одного – пусть большого – хедж-фонда.
С тех пор российская финансовая система выросла неимоверно. И иллюзия значимости того августа меркнет, стоит вспомнить цифры. Суммы, выглядевшие гигантскими, сейчас смешны. Невозможно поверить, чтобы сегодня их наличие или отсутствие у Банка России с Минфином вызвало бы серьезные завихрения на рынках.
В конце 1997-го – первой половине 1998 года речь ведь шла о проблемах масштабом буквально в считанные миллиарды долларов – что у текущего счета платежного баланса, что у бюджета. Все золотовалютные резервы России были тогда на уровне $10-15 млрд.
В прошлом году объем одних лишь заблокированных Западом российских международных резервов, как известно, превысил $300 млрд. И все равно, как известно, кое-что осталось. На днях ЦБ буднично сообщил, что объем резервов сократился за неделю на $7,4 млрд (1,2%), «вследствие отрицательной переоценки, а также операций, проводимых в рамках бюджетного правила».
Суммарный объем выплат по ГКО во втором полугодии 1998 года должен был составить всего $20 млрд – и платить надо было рублями, причем при нехватке подошли бы и только что напечатанные. Доходы, правда, были тоже очень малы – так, налогов собирали только на $2 млрд в месяц. Идея же использовать денежную эмиссию для таких целей была под табу, как и девальвация.
Но и то, и другое затем все равно случилось. И если бы в ЦБ, правительстве и администрации президента еще в 1997 году смогли переступить через принципы своей экономической политики, все прошло бы незаметно. Можно подумать, ранее – в первые постсоветские годы – никаких девальваций и инфляции не было.
Но громко прошла деноминация – и многие подозревали, что на этот раз снижение рубля пагубно отразится на карьерах. И спекулянты в конце концов обвалили рынок, задрав доходности. Привычные короткие бумаги Минфину размещать сначала стало очень невыгодно, а затем и почти невозможно. О долгосрочных – и говорить нечего. Цена «спасения» России тоже была невелика – раз в десять меньше, чем, например, ЕС через полтора десятилетия потратил на одну маленькую Грецию. Летом 1998 года МВФ одобрил выделение России кредита в $22,6 млрд, но получен был лишь первый его транш. Если бы переговоры о нем закончились на несколько месяцев раньше, и все деньги пришли, то, возможно, особых спекулятивных атак и не было бы, а курс около 6 рублей за доллар дожил бы до 1999 года.
К тому времени цены на нефть, как мы теперь знаем, быстро пошли вверх, что поддержало бы и бюджет, и национальную валюту. Это не говоря о том, что смягчение денежно-кредитной политики ФРС, которое привело к росту сырья (и «пузырю» на Nasdaq), могло начаться раньше, чем вышло на деле.
И возможно, банки так и не рухнули бы под напором клиентов и контрагентов, выводивших валюту или требовавших исполнения других, ставших неисполнимыми обязательств. Но опять же – какова была цена вопроса и масштаб проблем с точки зрения сегодняшнего дня?
На 1 апреля 1998 года все валютные вклады в банках России составляли $5,3 млрд (около 17% от общего объема). По итогам же 2022 года суммы на таких депозитах снизились в нашей стране с более чем $90 млрд до примерно $55 млрд (их доля упала до 22%). Разница на порядок.
Были еще крупные по тем меркам обязательства перед нерезидентами по форвардным контрактам, но, в любом случае, разрыв между той и этой финансовой реальностью – колоссальный. Такой, что события 1998 года надо рассматривать, как где-нибудь на Западе вспоминают времена Великой депрессии, если не XIX века. Далекая история проблем мелкой и архаичной финансовой системы.
Нынешняя же не просто очень выросла – она стала куда соразмерней реальному весу страны в мировой экономике, что и вывело ее на другой уровень. И в первую очередь, именно поэтому в прошлом году Банк России не смогли поставить на колени более мощные структуры, чем международные валютные спекулянты девяностых. Хотя перед последними, случалось, выкидывал «белый флаг» и Банк Англии.
Это, конечно, может показаться чем-то надуманным на фоне последних событий на валютном рынке. Но, на деле, взлет доллара в этом году – совсем другая история. Сейчас речь шла не о принципиальном бессилии власти, а о межведомственной несогласованности. И в отличие от 1998 года, это не грозило катастрофой.
Конечно, Банк России мог бы обойтись сейчас и без резких движений ставки. Но для этого нужно было бы, чтобы еще при первых признаках дисбаланса экспорта и импорта правительство решилось действовать, и, например, вернуло часть ограничений, снятых в прошлом году.
Могло хватить и неформальных договоренностей с экспортерами, подобных тем, о которых только что сообщили источники «Ведомостей». Но важнее то, что даже если это и не поможет, сейчас у правительства под рукой более чем достаточно рычагов и ресурсов.
Решить проблему, не переводя ситуацию в обвальный кризис, в данный момент – вопрос желания и целеполагания. В 1998 году это был еще и вопрос удачи. Именно поэтому нынешние события едва ли останутся в истории – разве только, как мелкий неловкий эпизод на фоне масштабной перестройки экономики.
