О подвигах (настоящих или мнимых – другой вопрос) запорожских казаков на Черном море (говорят, чуть ли не сами запорожцы его и выкопали) известно предостаточно – спасибо неутомимой жовто-блакитной пропаганде. А вот что все те же шароварно-чубатые банды промышляли и на Балтике, знают отнюдь не все даже профессиональные историки. Свято соблюдая известную идеологическую установку «Polska od morza do morza» польский исследователь Мацей Франц решил исправить этот досадный пробел.
Как указывает профессор, идея сформировать отряды из запорожских казаков и послать их на север возникла у великого гетмана коронного Яна Замойского в самом начале польско-шведской войны 1600-1611 годов. Польский круль Сигизмунд III Ваза, собственно, и навязавший скандинавам этот конфликт в отместку за то, что тамошний kung Карл IX годом ранее отнял у него шведскую корону, согласился. И запорожскому полковнику Самуилу Кошке поступило весьма заманчивое предложение, от которого было трудно отказаться.
Желающих пограбить еще и северные земли среди запорожцев набралось с избытком. Даже больше 6 тысяч человек, которых планировал нанять Замойский. А в итоге экспедиционный корпус и вовсе ограничили 2 тысячами сабель. Польские шляхтичи, не понаслышке знакомые с казачьими нравами, побоялись появления у себя под боком чрезмерного количества головорезов, потому и провели через Сейм соответствующее решение.
Ближе к середине осени 1601 года запорожцы наконец-то появились в Ливонии, где в этот период происходили главные боевые действия. Казаки отметились под Дерптом, Таллином, Пярну, однако большой охоты драться не проявили. Вместо этого жаловались, что их польские наниматели безбожно опаздывают с выплатой оговоренного жалования. И компенсировать недостаток денег награбленным натурпродуктом тоже не получалось – кругом царила такая разруха, что обдирать было попросту некого.
«Нет у нас никакой еды, кругом лес, только кое-где иногда встретишь одну или две хаты, хворостом оплетенные, потому нам бесполезно в этих пустых землях, - писал пресловутый Кошка. - До конца лошадей лишимся. Нам надо приказать, чтобы мы могли расположиться в каком-либо плодородном краю, чтобы мы могли получать любое довольствие!»
Когда животы людей и коней совсем подвело от голода, совсем уж было двинулись восвояси. Гетману Замойскому все же удалось оставить запорожцев на театре военных действий, хотя для этого магнату пришлось тряхнуть собственной мошной. Но лучше не стало. После того как долги перед ними погасили, казаки попытались было взять приступом город Оберпален, однако оборонявшие его шведские рейтары отбили штурм, нанеся противнику чувствительные потери – в одной из схваток погиб даже сам полковник Кошка.
Запорожские шайки продолжали рыскать по Ливонии до осени 1602 года, не достигая сколь-нибудь заметных успехов. А когда дошло еще и до столкновений с раздраженной такими союзниками шляхтой, поспешили убраться на родной Днепр:
- Нехай ці ляхи без нас воюють!
«После этой кампании возобладало мнение о непригодности казацких войск в борьбе со шведами на суше, - признает Франц. - Казаки должны были вернуться на Балтику в рамках новой концепции войны, чтобы начать борьбу на море. Ведь они славились морскими экспедициями. На своих кораблях - «чайках» - они иногда даже угрожали крупным турецким городам на черноморском побережье».
Именно с «чайками» и была связана тактика использования казачьих подразделений, разработанная уже другим коронным гетманом – Станиславом Конецпольским.
Казацкие «чайки» были настолько простыми по конструкции, что не имели даже килей. Вымощенное досками внутреннее пространство такой лодки было разделено переборками, на которых имелись лавки для гребцов. Верхнюю часть борта укрепляли вязанками тростника, которые обеспечивали приемлемую остойчивость (особенно при большом волнении), а также защищали от пуль противника. Малая «чайка» водоизмещением около 10 тонн имела длину около 15 метров и экипаж в 25-28 человек, «чайка» большая (до 40 тонн), длиной до 25 метров вмещала около 70. Лодки могли ходить как на веслах, так и под парусом и благодаря двум рулям – на носу и корме – обладали неплохой маневренностью. Несколько хуже обстояло дело с огневой мощью: «чайки» несли 4-5 небольших пушек-фальконетов. Но если лодки действовали в группах, то необходимую плотность огня способны были обеспечить.
Такой вот, как бы сейчас сказали, «москитный флот» Конецпольский и задумал использовать против шведского ВМФ, в составе которого преобладали двухпалубные галеоны, вооруженные каждый 30–40 орудиями. В открытой схватке с ними «чайки» не имели бы никаких шансов, но поляки рассчитывали, что казаки применят опыт, полученный в боях с турецкими крупными кораблями.
Так или иначе, организованную шведами блокаду польского побережья нужно было как-то прорывать, чтобы добиться перелома в не слишком удачно складывавшейся для ляхов войне 1626-1629 годов. Тем паче, что кампания 1629-го началась для поляков из рук вон плохо: шведская эскадра напала на их флот, стоявший на рейде Данцига, и потопила два корабля.
Конецпольский предполагал перебросить на Балтику опять-таки 2 тысячи запорожцев, которые должны были построить для себя «чайки» и начать пиратствовать на шведских морских коммуникациях. В идеале численность флотилии с местом базирования в Данцигской бухте определили примерно в 40 боевых единиц. Первый же налет предполагалось совершить на оккупированный шведами Пиллау. Но, как говорится, гладко было на бумаге…
«К сожалению, для реализации проекта не хватило денег в казне государства и, возможно, решимости самого гетмана», - сообщает профессор Франц.
Однако идея «москитного флота» оказалась на удивление живучей. К ней вернулись уже в правление Владислава IV Вазы, сменившего на троне Сигизмунда. Надо заметить, шведов новый круль желал воевать не меньше предшественника, хотя шляхтичи затянувшимся разорительным противостоянием уже откровенно тяготились. Зная об этом, Владислав возлагал на запорожцев особые надежды, планируя привести на Балтику отряд в полторы тысячи казацких сабель и сколотить флотилию из примерно 30 «чаек». Причем на сей раз построить лодки собирались загодя – они должны были ожидать прибытия украинских наемников на реке Неман в пределах Пруссии. Весной 1635 года полковнику Константину Волку был отдан приказ выступать.
Как обычно, зело опасались грабежей в процессе прохода казачьего отряда через коронные и литовские земли.
«Всю Литву наполнил страх перед проходящими казаками, но вели они себя лучше, чем ожидалось, с приказанной сдержанностью, шли тихо, без грабежей, используя только какие-то пожертвования, требуя только немного пищи и питья», - писал в мемуарах видный государственный и военный деятель Речи Посполитой Альбрехт Станислав Радзивилл.
Вместе с тем запорожцы двигались куда медленнее, чем хотел бы Владислав IV, которому не терпелось сделать шведам козью морду. Судя по всему, большой охоты к этому походу казачество не испытывало. И что еще хуже - с трудом продвигалось строительство «чаек» на Немане. Выделяемые из королевской казны деньги на пути к верфям все время куда-то исчезали. В итоге новых лодок смастерили только половину от запланированного, а вместо недостающих выделили казакам полтора десятка ранее реквизированных у противника одномачтовых ботов. В качестве базы казацкой флотилии и плацдарма для нападения на Пиллау выбрали Кёнигсберг. В начале августа все было, наконец, готово к боевым действиям, наемникам даже (невиданное дело!) заплатили вперед – до 5 сентября.
Однако дело задерживалось из-за шедших в деревне Штумсдорф переговоров о перемирии. Сейм, как уже говорилось, был против продолжения войны и поэтому не давал разрешения на атаку Пиллау. Но когда в конце августа переговорный процесс вдруг застопорился, король Владислав поспешил воспользоваться моментом: в ночь на 31 августа флотилия «чаек» вышла из устья Прегеля во Фришский залив. Выступлению предшествовала тщательная разведка Пиллау, так что казаки точно знали подходы к городу, конфигурацию укреплений и места размещения береговых батарей. Изобиловавшая мелями акватория давала неплохой шанс в предстоящем бою с не слишком поворотливыми галеонами.
Проснувшиеся первым осенним утром шведы с удивлением обнаружили в своих водах еще не виданного противника. Пугнули было стаю мелкотравчатых корабликов выстрелами артиллерии, но странные посудины даже не думали обращаться в бегство. Тогда к незваным гостям отправили парламентеров - главным образом для того, чтобы выяснить, с кем же, все-таки, придется иметь дело.
- Мы казаки на службе польского короля! – объявили запорожцы.
И не откладывая боле, внезапно взяли на абордаж ближайший шведский корабль, команда которого явно не ожидала подобной дерзости.
«…корабли казаков кружили по морскому заливу, охватили шведский корабль, полный вооружения, пищи и напитков, все ужасались, - подтверждает Альбрехт Станислав Радзивилл. - После продления перемирия должны были вернуть корабль, однако казаки съели все его припасы, все, что было пригодно для пищи, из-за своего природного обжорства. Воистину похоже на чудо, что маленький корабль, обложенный связками тростников, противостоит морской силе, что волны их редко поражают».
Озадаченные и порядком перетрухнувшие шведы лихорадочно принялись готовиться к продолжению баталии. Каково же было их удивление, когда они увидели, что флотилия пришельцев ложится на обратный курс! Нажравшись от пуза, запорожцы решили:
- Та ну його до біса, цей Пилаву!
И вернулись обратно в Кёнигсберг.
Что ж, может, оно и правильно. Успех продемонстрирован, война непонятно, продолжится или нет, так, к чему рисковать собственными жизнями? Поляки, в принципе, тоже получили тот минимум, к которому на текущий момент стремились. Несколько ошеломленные действиями варваров в Пиллау шведы пошли на уступки и заключили перемирие. И поскольку содержание флотилии «чаек» больше не имело смысла, казакам приказали возвращаться в Запорожье.
«Запорожские казаки не сыграли особой роли в борьбе за Балтику в XVI или XVII века, - резюмирует Мацей Франц. - Попытка использовать казаков под Пиллау не дала особого эффекта. Идея, что небольшая казацкая флотилия могла бы прорвать шведскую блокаду польских портов и берегов, и тем более нанести большие потери шведскому флоту, казалась современникам совсем нереалистичной. Для большинства шляхты королевская идея использования казаков казалась опасной. В ней видели угрозу казацких грабежей и разорений. В середине 30-х годов XVII века казаки прославились в северных землях Речи Посполитой только с отрицательной стороны».
