Детские книги... Вроде бы и названия забылись, и имена героев не вспомнить, а след остался — в сознании, в душе, в жизни, ведь то, с чем мы взаимодействуем, обязательно оставляет свой отпечаток, и чем больше интерес, чем сильнее переживания, тем глубже этот след.
Хорошо, что на родительских стеллажах стоят старые книги. Многие были куплены папой и мамой в конце 60-х — начале 70-х, читаны-перечитаны, в детстве мною любимы и потому бережно хранимы.
Уже была заметка о мальчишках, которая называлась «Книги моего детства. Герои-мальчишки». А девчонки чем хуже?
Хрустальному заводу в Дятькове Фёдор Каманин посвятил две повести: в «Золотом рубине» главным героем является мальчишка Сенька, а в «Хрустальной вазе» все события связаны с двумя девчонками — Настей и Любой. Но всё по порядку.
Отец Любы, Прокоп Синюков по прозвищу Машина, возвращался с работы домой. Его смена была с шести вечера до двенадцати ночи. Городок Дятьково почти весь уснул. Проходя мимо магазина, стекловар удивился: «С кем это старый сыч разговор завёл в такую пору?» Стал Машина у ночного сторожа спрашивать, с кем это он ночью разговаривает, а тот и отвечает, что девочка тут чья-то, ночевать ей негде. И Прокоп пытливо на неё посмотрел.
Девочка, по виду лет двенадцати-четырнадцати, сидела на ступеньках магазинного крыльца, в зипунке[1]-безрукавке, в сарафанчике, в платочке и в сношенных лапотках. В руках у ней, на коленях, какой-то и с чем-то узелок. По одежде было видно, что она из деревни. Девочка робко взглядывала на Прокопа и молчала.
— А ты чья же будешь? — спрашивает её Прокоп.
— Я, дяденька, из Понизовки, — тихо отвечает девочка.
Прокоп вспомнил, что это деревня близ Рославля, что в Смоленской области. Как же девочка оказалась здесь одна-одинёшенька? Но нужно было что-то делать. И Прокоп решил приютить эту девочку, тем более что у него была дочь такого же возраста. Пока шли, стекловар кое-что разузнал. Мать у Насти умерла, отец привёл в дом мачеху с тремя сыновьями, она и уговорила мужа отдать девчонку в пастухи, овец да свиней пасти.
— А тебе пасти не хочется?.. Конечно, кому охота целое лето в поле со свиньями таскаться.
— Нет, дяденька, я скотину люблю. Да только волки да воры одолели меня, сил нет. То волк овцу утащит из стада в лес, то нехорошие люди украдут. А я что сделаю? Разве я угляжу за стадом всем, особенно когда оно по кустам разбредётся? А мужики сказали, что из жалованья моего вычет сделают. Мачеха ругаться на меня начала, а тятька даже побил меня один раз. И тятька сказал, что ежели ещё овечка пропадёт хоть одна, то совсем меня убьёт… Они думают, что я сплю в кустах, когда стадо пасу, а я, вот ей-богу, дяденька, как хочешь забожусь, ни разочку не засыпала на пастьбе. Да как же там уснуть-то? Попробуй-ка, усни, тут только ты их и видел, особенно овечек. А они, вишь, не верят мне! Даже тятька…
— Ы-ы-ых! — Машина сжал кулаки и скрипнул зубами.
Когда воры увели сразу двух овец, Настя испугалась гнева отца и убежала куда глаза глядят. Так и оказалась в незнакомом месте. Но мир не без добрых людей. И вот она в доме Прокопа Машины и во все глаза глядит на его дочку Любу: та в белой сорочке, такой белой, какой Настя в жизни не видела. Стали гостью кормить, а она теряется: с тарелки никогда не ела, металлической ложки в руках не держала — в такой глухомани и бедности жила. Хорошо хоть грамотная.
После еды девочке дают компот, которого ей ещё ни разу в жизни не приводилось есть, даже слова такого она не знает и произносит по-своему — «колпот». Пора укладываться спать, а Настя в Любиной комнате стесняется снять свой сарафан: под ним грязная посконная рубаха. Ткань эта прочная, но очень грубая, жёсткая, серого цвета. Так в их деревне одевались девочки из бедных семей. Настя как зачарованная глядит на цветные обои, на столик, покрытый кружевной скатертью, коробку от конфет, хрустальные вазы... Она никогда не видела таких красивых вещей, даже забыла, где она...
Читатель в этом месте наверняка удивляется и начинает относиться к Насте хоть и с жалостью, но снисходительно: дескать, вот темнота-то какая, неотёсанная деревенщина... А девочка так быстро осваивается в новом для неё мире, проникается такой искренней благодарностью к добрым гостеприимным людям, что становится похожа на прекрасный цветок, который распускается благодаря заботе и должному уходу.
Много людей принимает участие в её судьбе, кроме Прокопа и Любы: и директор завода, и люди из заводского комитета, и заведующий кадрами, и ребята из комитета ВЛКСМ. Люди в Дятьково работящие, подростки учатся в ФЗУ (фабрично-заводском училище), многие подрабатывают на хрустальном заводе, выполняя несложные поручения. Прокоп Машина, как заслуженный стекловар и настоящий мастер, понимает, как важно с детства приучить ребёнка к труду и самостоятельности. А тут работящая, но забитая девочка. Нужно сделать так, чтобы она обрела уверенность в себе. И вот Машина с Настей в кабинете директора.
— Ты видишь эту девочку? — указывает Машина на Настю.
— Вижу, — говорит директор.
А Настя ни жива и ни мертва. И сама не знает, чего она боится.
— Так вот. Она, брат, сирота. Я её подобрал на улице вчера. Жить она будет у меня.
— Что ж, хорошее дело. У тебя детей одна дочь ведь?
— Да. Так вот, я и говорю, жить она будет у меня, а работать у тебя. Давай ей работу.
Директор смотрит на Машину, Машина на директора.
— Ты шутишь, что ли?
После разговора на повышенных тонах взрослые (вообще-то они были друзьями, просто манера говорить у них была такая) договорились, что Прокоп возьмёт Настю к себе в бригаду , чтобы она относила хрусталь в прокальную печь.
— Ты рада, что работать будешь? — спрашивает Люба Настю.
— Да, — отвечает Настя.
— И я за тебя рада. Я сама тоже никак не дождусь, когда учиться кончу и работать стану. Хотя я и сейчас работаю, но только два часа. Нам больше ещё не дают работать, мы — фабзайцы.
— Какие зайцы? — не понимает Настя.
— Фабзайцы — это те, кто учится в фэзэу. Это нас так в шутку называют, — поясняет Люба.
Жизнь Насти Лукошкиной круто изменилась: теперь у неё была такая же одежда и причёска, как у Любы, девочка впервые побывала в парке и на спектакле в клубе, попробовала шоколад, стала четыре часа в день работать относчицей на заводе и с изумлением открыла для себя красоту хрусталя.
А когда выяснилось, что Настя очень хорошо рисует, то её взяли в живописное отделение расписывать посуду, а потом в порядке исключения приняли в ФЗУ, где она стала учиться вместе с Любой, только в разных классах.
За свою работу на заводе Настя получала двадцать рублей в месяц. Ей нужны были деньги, чтобы рассчитаться с людьми, так много для неё сделавшими, чтобы вернуть им всё до копеечки. Вот о чём думала Настя.
И Любе отдаст, Любе она тоже должна. Сколько Люба ей платьев своих давала носить, рубашек, туфель, так и не перечесть! А одни ботинки Любины Настя в пух разбила, работая на заводе. Нет, всего этого Настя никогда не забудет, ей Машина с Любою дороже отца и матери родных стали, без них она совсем бы, наверно, пропала, не знала бы, как ей и на свете прожить.
А того Настя не знала, что и сама она Прокопу Машине и Любе родная стала. Прокоп Машина полюбил Настю за то, что она тихая, умная, а больше всего за своих питомцев — собаку Стрекозу, петуха Макарку и голубей, с которыми она чуть не с первого дня подружилась. Машина гордился тем, что Настю на дорогу вывел. Пропасть бы девочка могла совсем, если бы он не взялся за нее как следует. А Люба удивляется: как это она раньше без Насти жила? Девочки быстро подружились, их сблизило и то, что обе рано лишились мамы. С Настей они теперь всегда вместе: обед готовят, обедают, чай кипятят, чай пьют, разговаривают и спят, даже в ФЗУ учатся вместе.
Постепенно, конечно, Настя поняла, что Люба и её отец любят её. А уж как она привязалась к своей новой семье! Такие разные, они стали настоящими подругами, что благотворно повлияло на каждую из них.
А о том, как из-за Настиных способностей к рисованию Любу чуть не исключили из ФЗУ, о том, как нежданно-негаданно объявился родной отец Насти, и о других удивительных событиях вы прочитаете сами. Читайте — не пожалеете!
Книга венгерской писательницы Магды Сабо «День рождения» датирована 1972 годом; она, как и многие другие книги, вышла в издательстве «Детская литература».
С первых страниц мы узнаём, что главная героиня Бóри Иллеш считает себя совсем взрослой: ей вот-вот исполнится 14 лет! Девочка не любит учиться, не помогает маме по хозяйству, зато обожает имя «Рудольф», мечтает о вечернем выходном платье и туфлях на шпильках, во всём ориентируется на соседку Сильвию, которую называет своей лучшей подругой. А эта девица в 16 лет курит и пьёт, вызывающе одевается и красится и уже планирует свадьбу, собирается выйти замуж, чтобы муж её обеспечивал, чтобы никогда не работать, а только развлекаться.
Бóришка столько раз говорила родителям, как бы ей хотелось иметь платье и туфли, что уверена: ей подарят именно это. Но в день рождения видит новое зимнее пальто...
Она стремглав кинулась на кухню, схватила пальто и, вернувшись в комнату, принялась трясти им перед матерью:
— Неужели вы с отцом не понимаете? Зачем нужно было покупать это идиотское пальто, годное лишь для какой-нибудь пятиклассницы?! Почему вы всё ещё заставляете меня заплетать волосы в косички?! И вообще что вы обо мне думаете?! До каких пор будете считать меня маленьким ребенком?!
Бóри во всём винит своих родителей, считает их чёрствыми, бессердечными, не удосужившись даже подумать о том, что они в поте лица зарабатывают свой хлеб: отец работает водителем троллейбуса, а мама — дворником, на котором лежит множество обязанностей по старинному многоквартирному дому: мытьё лестниц, уборка двора и тротуара перед домом, запирание подъезда на ночь и отпирание рано утром, пополнение запасов дров и угля, протапливание квартир, охрана дома, сбор мусора из квартир, выполнение поручений и просьб жильцов.
Кто знает, по какой дорожке вслед за Сильвией пошла бы девочка, но тут произошли разные события. И выяснилось, что её «лучшая подруга» думает лишь о себе, постоянно лжёт Бóришке и даже крадёт деньги, которые та упорным трудом заработала летом в садоводстве. А те люди, которых Бóришка не ценила и ни во что не ставила, оказываются настоящими помощниками и друзьями.
Самым страшным стал вечер, когда её мама попала под троллейбус. Это случилось рядом с домом, в котором жила девочка, и она вместе с отцом и жильцами дома прибежала к месту трагедии. В руках у её мамы были коробки с подарками к Рождеству. Голова у Бóришки шла кругом, она плохо соображала из-за обрушившегося на неё горя. Когда врачи в больнице обнадёжили родных, они вернулись домой. Отец стал разбирать мамины вещи, убрал в шкаф сумочку, раскрыл коробки. Он думал, что это обновки, которые его жена купила себе к празднику. А там оказались туфли на шпильках и синее нейлоновое платье, о котором так мечтала её дочь.
Тук-тук-тук… — стучит сердце Боришки, и то, что она чувствует, острее и горше, чем та пилюля, которую ей дали в клинике…
Прозрение причиняло ей боль. Девочка не могла уснуть: впервые в жизни она задумалась о своей жизни, взглянула на себя со стороны.
«Нет, я совсем не взрослая, — говорила сейчас Бори себе самой и окружавшей её темноте. — Я клянчу, чего-то требую, плачу… Чем я отличаюсь от Эвики Детре, живущей в доме Ютки и посещающей детский сад? Эвика увидит шарик, канючит и тянется к нему. Она просит шарик, сладкий кренделёк, а я — синее платье…»
Пришлось Бóришке заменить маму на посту дворника. На её плечи свалилось множество обязанностей, с которыми — вот удивительно! — девочке удалось справиться. Она убирала снег, мела тротуар, мыла лестницы, привела подвал в идеальный порядок, так что он стал уютным. А когда её звено[2] стало ей помогать, то удалось сделать генеральную уборку во всём доме: вымыть окна, вычистить крышки мусорных ящиков и на всех этажах выходящие во двор галереи, убрать на чердаке, в прачечной комнате и бомбоубежище, надраить дверные ручки, вымыть фасад дома и отчистить барельеф на стене. Что же на мемориальной доске прочитали ребята? Слова придуманного писательницей национального венгерского героя Беньямина Эперьеша: «Сам по себе ты ничто, вся твоя ценность лишь в том, что ты сделал для своего народа».
Все вместе ребята смогли сделать дом таким уютным и красивым, что он включился в соревнование на поддержание чистоты. Отец радовался за дочку и гордился ею, жильцы дома стали хвалить девочку:
— Эта маленькая Боришка вся в свою маму, такая же труженица!
«Вся в маму!» — долго ещё звучала в ушах Боришки похвала соседки. А ведь раньше ей никогда не хотелось походить на маму, а только на Сильвию, на Бриджит Бардо, Джину Лоллобриджиду. Почему же сейчас у неё такое ощущение, словно её отметили премией или наградой?
Когда чистоту в доме пришла оценивать комиссия, состоящая из трёх женщин, она была ошеломлена: это просто невероятно! Через несколько дней стало известно, что их дом выиграл соревнование и дворнику дали премию. Маму Бóришки выписали из больницы, и она сразу заметила, как изменилась её дочь, которая недавно была белоручкой, неумехой и пустой фантазёркой: у девочки появились другие движения, возникла другая осанка, появилась ухватка, уверенность в себе, она стала настоящей хозяйкой.
И когда девочку пригласили в гости, она по настоянию родителей надела синее платье и туфли, расплела косы и сделала себе высокую причёску, как взрослая. И это не просто слова — Боришка на самом деле повзрослела. Можно сказать, что она родилась как новый, ответственный человек. Теперь понятно, почему книга называется «День рождения»?
Сказка Софьи Прокофьевой «Лоскутик и Облако», по сути, является антиутопией. В королевстве нет ни рек, ни озёр, ни луж, потому что вся вода принадлежит королю, и подданные вынуждены её покупать или выменивать на продукты своего труда. Засушливую землю облетают стороной тучи и облака, поэтому давным-давно нет дождей. Вода есть только во дворце короля и в его саду. Там даже бьёт фонтан, на который люди иногда приходят полюбоваться сквозь решётку ограды.
Короткая первая глава называется «О чём думала старая лошадь дядюшки Буля».
«Ни одной травинки…» — думала старая лошадь. Она тащила за собой тележку. На тележке большая дубовая бочка с надписью: «Вода принадлежит Королю». Под надписью королевский герб: золотое ведро и корона. Рядом с тележкой шагал дядюшка Буль, продавец воды.
Несколькими фразами нарисована безрадостная картина, и вот уже читатель сочувствует бедным людям и возмущается произволом в этом королевстве.
Теперь телега катила по кривой улочке. По обе стороны стояли серые от пыли дома. «Разве это канава? — думала лошадь. — Какая же это канава, если в ней ни травинки? Ей даже стыдно называться канавой. А деревья без листьев? Разве это деревья?»
— Мама, глоточек! — захныкал тощий мальчишка.
— Дядюшка Буль! — окликнула продавца воды бледная женщина. — Налей кружку воды моему сынишке.
— Тпрру! — крикнул дядюшка Буль, натягивая вожжи. — А что дашь за это?
— Моток кружев, дядюшка Буль, — заторопилась женщина, — тонких, как паутинка! Ты же знаешь, какая я мастерица.
Мальчишка одним духом опорожнил кружку, а мать держала раскрытую ладонь под его подбородком, чтобы не упало ни капли.
Добро должно побеждать зло и в жизни, и в книгах. Помните название сказки? Главные герои — это девочка с говорящим именем Лоскутик и Облако, тайком от своей бабки Грозовой Тучи прилетевшее в королевство, чтобы повидаться с друзьями, в том числе со старой мудрой жабой, живущей в королевском саду.
Увидев пересохшие поля и деревья и старую лошадь, истомлённую жаждой, Облако напоило их и чуть не испарилось. С ним вовремя поделилась драгоценной водой девочка по имени Лоскутик, хотя это грозило ей наказанием, ведь ведро воды принадлежало не ей, а хозяевам лавки, у которых она жила.
Нисколько не сомневаюсь, мой читатель, что, если бы ты очутился на месте Лоскутика и это у тебя на подоконнике сидела бы грустная прозрачная лошадь и просила напиться, ты бы поступил точно так же. Лоскутик толкнула дверь коленкой. На подоконнике никого не было. Прозрачная лошадь исчезла. Никогда чердак не казался ей таким пустым. Лоскутик стиснула зубы, сжала кулаки, чтоб не зареветь. Всё сразу стало серым, скучным. Лоскутик села на кучу соломы, но тут же вскочила.
Она увидела, что над подоконником плавает один-единственный прозрачный и очень печальный лошадиный глаз. Видимо, глаз увидел ведро. Он раскрылся пошире, мигнул, в нём сверкнула радость. Покачиваясь, он подплыл к ведру и нырнул прямо в воду. Ведро как будто ожило. Оттуда послышалось бульканье, бормотание и очень довольное кряхтенье. Через минуту из ведра показалась белая, лёгкая, будто вылепленная из мыльной пены, голова. Лоскутик разглядела нос лопаткой, широко расставленные глаза, косички, торчащие в разные стороны. Две белых руки упёрлись в края ведра. Человечек крякнул, поднатужился и сел на край ведра. Натянул белый рваный подол на коленки. Он кого-то напоминал Лоскутику. Кого-то очень знакомого. Но кого? Лоскутик никак не могла сообразить. Лоскутик заглянула в ведро. «Пустое! — изумилась Лоскутик. — Ни капли не осталось. Даже дно сухое…»
Спасённое Облако подружилось с девочкой. Чтобы узнать, где король спрятал воду, друзья отправились в королевские сады на встречу с жабой Розиттой. Та многое знала и подсказала, что разгадку тайны нужно искать в королевском дворце.
В траве тайно переквакивались лягушата. Прыгали прямо через лапы Облака. В каменной вазе в воде висели головастики. Таращили чёрные глазки с булавочную головку. Жаба Розитта строго постучала по вазе — головастики тут же гвоздиками попадали вниз.
Этот фрагмент что-то мне напомнил. Строгая мудрая жаба и малыши-головастики... Да — Корней Чуковский! Стихотворение «Головастики»:
Помнишь, Мурочка, на даче
В нашей лужице горячей
Головастики плясали,
Головастики плескались,
Головастики ныряли,
Баловались, кувыркались.
А старая жаба,
Как баба,
Сидела на кочке,
Вязала чулочки
И басом сказала:
— Спать!
— Ах, бабушка, милая бабушка,
Позволь нам ещё поиграть.
Играть любило и Облако. Чтобы наказать жестоких хозяев лавки, где как проклятая трудилась Лоскутик, Облако превратилось в двенадцать пуделей и одну дворняжку и в таком виде посетило лавку.
Без поварихи Барбацуцы, художника Вермильона и трубочиста Сажи друзьям не удалось бы выяснить загадку воды, украденной королём. Облако проникло во дворец и всё выяснило, но из-за неосторожности попало в плен к сыщику Слышу. Лоскутик так переживала за пропавшего друга, что убедила несговорчивую Барбацуцу выручить Облако из ледника, куда его бросили. Ведь единственный способ расправиться с ним был прост — заморозить.
Когда вы дойдёте до конца заметки, то увидите сходство двух сцен: Лоскутик у постели размороженного Облака и Тоня рядом с больным Дэликом.
А самым замечательным и ценным помощником наших героев стала бабка Облака — Грозовая Туча. Борясь с теми, кто хотел найти воду, слуги короля чуть не сожгли город. Пожар был самым страшным бедствием в королевстве, лишённом воды.
И тут будто кто опрокинул большое, во всё небо, ведро. Потоки воды с шумом, плеском полились на пылающий город.
— Ах ты, негодное Облако! Вечно от тебя нет покоя старой бабке! — раздался рокочущий, грохочущий голос откуда-то сверху.
Грозовая Туча потушила пожар, заточённая королём река вернулась в свои берега, люди получили воду. Художник Вермильон написал портрет облачной бабушки. Пора было улетать.
— Прощай, Лоскутик! — крикнуло сверху Облако, стараясь вырвать руку из лиловой лапищи своей бабки. Рука Облака всё удлинялась и удлинялась, но старая бабка Грозовая Туча всё-таки уводила Облако за собой.
Слёзы лились из глаз Облака прямо на Лоскутика.
— Я побегу за тобой! — плача, закричала Лоскутик.
Но Барбацуца крепко ухватила её за руку.
— Пусти же меня, пусти! — попробовала вырваться Лоскутик.
— Девочки не бегают по всей земле за облаками, — печально сказала Барбацуца. — Так не бывает.
— Когда ты прилетишь опять? — крикнула Лоскутик.
— Теперь облака будут часто прилетать в вашу страну! — уже издали ответило Облако.
— А ты? Ты прилетишь? — изо всех сил крикнула Лоскутик.
— Прилечу… Прилечу… — донёс до Лоскутика ветер.
— Я буду ждать… — прошептала Лоскутик. — Я буду думать о тебе всю жизнь, каждую минуту…
Всё завершилось замечательно. Счастливый конец стал возможен благодаря настоящей дружбе, верности, смелости, самоотверженности добрых героев. Читая такие книги, мы верили, что мир устроен очень хорошо, что добро обязательно возьмёт верх над злом, какие бы формы это самое зло ни принимало.
Такой же по духу была и сказка Екатерины Борисовой «Счастливый конец». Моряк дальнего плавания прислал свой дочке в подарок чудесную книгу, но тётушка Лиза, у которой жила девочка, решила, что сказки вредны. Её сомнения и тревоги писательница изобретательно передала через диалог с Бессонницей.
— Знаю, знаю. Волшебные сказки — вот что у тебя на уме, — посмеиваясь, сказала Бессонница. — Ты никак не можешь решить: отдавать Веснушке подарок отца или нет?
— А ты их знаешь, эти сказки? — спросила тётушка.
— Отлично, — кивнула Бессонница. — В них говорится о том, что счастье получает тот, кто его заслуживает.
— Вздор! — вспылила тетушка. — Сказки совсем о другом! Вот, например, сказка про Золушку: кто она, эта Золушка? Ловкая девица, которая пробралась без билета на бал, сделала вид, что потеряла туфельку, сбила с толку принца и под конец женила его на себе! Это вредная сказка. Она учит лжи, изворотливости, непослушанию!
Бессонница была поражена таким истолкованием сказки и попыталась переубедить тётушку Лизу, но та стояла на своём, а потом взяла ножницы и уничтожила счастливые концы волшебных сказок, попросту отрезав их и спалив в печке. И вот Золушка должна вечно сидеть на кухне у очага, а Мальчик-с-Пальчик и его братья обречены стать обедом Людоеда.
Веснушке не понравились такие — урезанные — сказки, потому что они были несправедливыми, тогда тётушка Лиза решила её наказать и заперла в комнате, чтобы девочка вызубрила эти тексты. Неожиданно у маленькой героини появились единомышленники... Так начинаются приключения Веснушки и её друзей.
Меня, котолюба, удивило то обстоятельство, что кот с говорящим именем Фунт в сказке выбран на роль отрицательного героя. Ну что ж, писательница решила использовать вечную оппозицию «кошки — собаки», поэтому из этой пары только пудель Прыжок стал положительным персонажем.
Фунт был эгоистичным и самовлюблённым созданием, но его по праву можно считать выдающимся котом: он знал наизусть все сказки на свете. Поэтому именно к нему решили обратиться за помощью Веснушка и её друзья Прыжок и Трубочист. Но сначала кота нужно было освободить из плена на чердаке в доме Скуки.
Помню, какой страшной мне показалась госпожа Скука, в гости к которой нечаянно попали Фунт с Прыжком и Трубочист, только-только ставший человеком. Скрипучим голосом Скука начала поучать мальчика:
— Счастье — это свой дом, своя перина, свой палисадник, обнесённый высоким забором. Счастье — это ночи без сновидений и дни без тревог. Счастье — это праздные руки и голова, свободная от беспокойных мыслей. Для того чтобы стать счастливым, не надо желать ничего большего.
— А мечты? — пылко возразил Трубочист. — А сказки, друзья, улыбки и печали? Когда я был игрушечным, то краем уха слышал — людям без этого не обойтись.
Скука потрепала мальчика по плечу.
— Сразу видно, что ты только что стал человеком, — снисходительно усмехнулась она. — Будь это не так, ты знал бы, что сказки лгут, мечты не сбываются, а друзья предают. Это так же неизбежно, как то, что молоко киснет и вянут цветы. Запомни это. Доверься моему опыту.
Трубочист покачал головой.
— Ну нет! — сказал он твёрдо. — Не поверю, пока сам не додумаюсь, так это или не так.
— Ах, вот ты каков! — насторожилась Скука. — Только что стал человеком, и туда же, рассуждать! Тебя опасно отпускать к людям. Такие, как ты, могут натворить всяческих бед.
Рассуждения Скуки были до странности похожими на морализирование тётушки Лизы, и оказалось, что это сходство не случайно: пугающие своим бездушием героини оказались двоюродными сёстрами. Чтобы не дать Веснушке возможности узнать концы сказок, всемогущая Скука отправилась в книгу, чтобы предупредить мачеху Золушки и семейство Людоедов о девчонке-смутьянке.
Глава пятая, например, посвящена семейству Людоедов, которое описано с изобретательной иронией. Всё так чисто и красиво, радует глаз, даже прелестные лица Людоедихи и её старшей дочери Маргариты, которая так хорошо умеет готовить рагу из мальчиков... Дети — людоедики и людоедочки — внешне сущие ангелочки, однако они не столько играют в саду, сколько дерутся и кусаются, режут ножом кору деревьев, отрывают крылья у бабочек и разоряют птичьи гнёзда.
Людоедиха смахнула слезу умиления.
— Да, — сказала она, прижимая к глазам кружевной платочек. — Я — счастливая жена и счастливая мать. С тех пор как сгорели в печке концы сказок, я просто не помню себя от счастья. Я спокойна за свою семью! Ведь в книжке хозяева — мы!
— Мы! Мы! Мы! — и мать с дочерью закружились, обнявшись, по комнате.
Использование слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами усиливает контраст между внешней привлекательностью семейства Людоедов и их чудовищной сущностью.
— Сначала ты дашь воде закипеть ключом, — сказала Людоедиха, — потом накрошишь одну луковичку, небольшую. Поняла? Поджаришь её в сливочном маслице и опустишь в воду. После этого туда же следует бросить лавровый листочек, веточку укропчика, корешочек петрушечки. Перцу — ни-ни! Папочке вредно! Потом ложку соли, столовую. И только под конец — самое главное!
— Самое главное! — торжественно повторила Маргарита.
Вы же понимаете, что было самым главным в том диетическом рагу, какое собирались приготовить Людоедиха и Маргарита?..
Чем Веснушка могла помочь несчастным пленникам? О, это была умная и смелая девочка! Она оделась так, что её никто не узнал, и сумела выручить из беды Мальчика-с-Пальчика и его восемь братьев. Ей даже удалось избавить Золушку от злых чар Скуки, а всё благодаря доброте и чуткости.
Я была всей душой на стороне Веснушки и её друзей, переживала, когда славные герои были в опасности, и радовалась их победам, одержанным благодаря верности и чести, вере в добро и справедливость.
— Что всё это значит? — еле сдерживая ярость, спросила тётушка. — Кто они, эти бродяги, которые явились сюда в фургоне и расположились, как на постоялом дворе?
— Это мои друзья, — ответила Веснушка, не смущаясь.
— Ты затащила их сюда мне назло! — прошипела тётушка. — Ты хочешь досадить мне за то, что я уничтожила концы сказок!
— Но я нашла новые, — спокойно ответила Веснушка.
Тётушка попыталась усмехнуться.
— Где же ты отыскала их? Они валялись в пыли или висели на дереве?
— Нет, — ответила Веснушка. — Они нашлись в моём сердце. Я только не сразу догадалась, что они там спрятаны.
Одна из любимых мною детских книг — историческая повесть Софьи Могилевской «Театр на Арбатской площади». Начинается она с того, что пятнадцатилетняя Санька узнаёт страшную правду: покойная мать и отец, которых она так любила, не настоящие родители, а приёмные. Об этом ей рассказала соседская девчонка. Теперь Саньке понятно, почему отец позволяет мачехе нагружать её тяжёлой работой и ругать на чём свет стоит. Неродные...
Была бы я им родная, не женился бы батюшка второй раз на проклятущей этой Степаниде. Как молила его, как просила… Говорила ему: волк в лесу, мачеха в дому. Не послушался!.. Была бы я ему родная, не позволил бы он мачехе и сестрицам измываться надо мною, заступился бы…» Это последнее, пожалуй, сильнее всего говорило Саньке, что не родной дочерью, а приёмной была она Матрёне и особенно Луке. И чем дальше, тем больше горьких мыслей приходило на ум. А вместе с горечью росла и обида. Приёмыш… Что там говорить — разве это родная дочь?
Пятнадцать лет назад нашёл Лука младенца рядом с омутом, в который, видимо, от горя бросилась мать ребёнка. Матрёне и Луке не дал бог детей, потому и рады они были приёмышу. Но вот Матрёна умерла, Лука привёл в дом злющую Степаниду с двумя дочерьми — Марфушей и Любашей. И, как в русских народных сказках, стала мачеха измываться над падчерицей, а своих дочек лелеять. Ради отца терпела Санька, но как узнала правду о своём рождении, терпение лопнуло и она решила уйти из дома, где её бранили и хлестали по щекам. Сначала на один день, просто чтобы не видеть опостылевший дом. А потом пришлось уйти навсегда.
Жила Санька в Пресненской слободке, что около Москвы, а в столице бывала только с отцом, когда тот ездил на базары торговать репой и другими овощами со своих огородов. Вышла она за ворота, перекрестилась и пошла через пустоши, через огороды, через большое торговое село Кудрино прямо в первопрестольную. Пришлось и через плетни перелазить, и от злой собаки спасаться. И вот вышла Санька на незнакомую улицу с красивыми барскими домами. А это был Тверской бульвар, который в 1811 году украшала берёзовая аллея. Был тогда бульвар любимым местом для прогулок у московского дворянства и иных сословий.
Долго глазела Санька на гуляющих господ, военных с золотыми эполетами, нарядных барынь и купчих, их лакеев и кучеров в ярких кафтанах, пока не почувствовала, что устала и проголодалась. Нашла она уголок за скамейкой, села на траву, чтобы отдохнуть, а на скамье господа расположились и стали разговаривать. Были это два завзятых театрала — князь Шаховской и актёр Плавильщиков. Говорили они о Москве и Петербурге, об актрисах, о поэзии Державина. А увидев одного глупого франта, вспомнили о Митрофанушке из комедии Фонвизина «Недоросль».
Почти ничего не поняла Санька из их беседы, зато заметила, как человек с палкой (это был Плавильщиков, который ходил с тростью) обронил кошелёк, когда доставал носовой платок из кармана. С этого кошелька и началась новая Санькина жизнь.
Едва она протянула руку к кошельку, чтобы вернуть барину, как услыхала вровень с ухом шипенье:
— Не трож-ж-жь…
Вздрогнула от неожиданности. Повернув голову, увидела мальчишку. Когда он появился тут, не заметила: всё время прилежно и со вниманьем слушала разговор сидевших на скамейке. Мальчишка был в грязной кофте, чумазый, веснушчатый. Из-под белобрысых волос, остриженных под горшок, блестели светлые глаза. Блестели свирепо, как у голодного щенка. Он погрозил Саньке кулаком: попробуй сунься за кошельком — такое влеплю, своих не узнаешь!
Но девчонка была не из робких. Едва господа отошли от скамейки, она вцепилась в кошелёк. Короткая схватка с мальчишкой закончилась победой Саньки. Чумазый беспризорник думал, что девчонка заберёт кошелёк себе, а она догнала господ и вручила удивлённому Плавильщикову его потерю.
— Ба-а, вот так случай! Истинная правда — мой…
— А как же, — вдруг бойко затараторила Санька. Осмелев, она радовалась тому, что может вернуть потерянный кошелёк, и очень желала, чтобы и барин этому радовался. — А как же, ваш и есть! Как доставали платок, так, ваша милость, заодно и кошелёк обронили… А я и подобрала. Берите, берите, барин, не сомневайтесь!
— Благодарствую, милая! Ведь здесь денег порядком…
— А вот чего не знаю, того не знаю! — всё той же бойкой скороговоркой продолжала Санька. — Кабы мой был, знала бы, а раз чужой, меня не касается.
Её миловидное лицо разрумянилось, глаза блестели весёлым лукавством, из-под платка выбились завитки тёмных волос.
— Воструха! — тоненьким голосом протянул Шаховской. А так как он всякого человека примерял к театру и видел этого человека в той роли, какую этот человек мог бы сыграть на сцене, то и сейчас, глядя на Саньку, промолвил, обращаясь к Плавильщикову: — Субретка, а?
— Субретка и есть! — смеясь, подтвердил Плавильщиков.
— Чего-с? — спросила Санька, озадаченная непонятным словом.
Хвалят её господа или обругали? Но по лицам их незаметно было, чтобы ругали. Смотрели на неё с любопытством, но по-хорошему.
Впервые слышала Санька это иностранное слово, не знала она, что театралы сделали ей комплимент, ведь субретка — амплуа актрисы, играющей в комедиях и водевилях бойких весёлых служанок, посвящённых в секреты своих господ. Им понравилась озорная миловидная девочка, которая хорошо смотрелась бы в роли служанки Дорины из комедии Мольера «Тартюф».
В знак благодарности Плавильщиков дал Саньке полтину. Если кто не знает, это пятьдесят копеек. Таких денег девочка отродясь в руках не держала. Давал ей отец копейку или пятак на сласти — медовые сосульки из сухарного теста. Решила Санька поделиться полтиной с оборвышем, тот — вот удивительно! — её тёзкой оказался: она Александра, а он Александр.
А дальше всё закрутилось, и жизнь её, такая простая и понятная до той поры, резко изменилась. С лёгкой руки беспризорника Алексашки познакомилась Санька со сбитенщиком Фёдором. Наверное, нужно пояснить, что такое сбитень. Сейчас его почти нигде не пьют, а в XIX веке это был один из любимых народных напитков — горячая вода с мёдом и пряностями. С удовольствием пили его и актёры Арбатского театра, куда часто приходил Фёдор со своим товаром. Сбитенщик любил театр и старался попасть на все новые спектакли. Он и привёл Саньку в это незнакомое ей место.
Здесь писательница использовала приём остранения, который нужен для выведения читателя из автоматизма восприятия, когда предмет, явление, событие описываются как увиденные в первый раз. Вот Фёдор общается с актёрами, которые пьют сбитень, а мимо проходит старик с седой бородой, с седыми длинными волосами, в странной одежде. Так его видит Санька, не догадываясь, что это тот самый Плавильщиков, который подарил её серебряную полтину на Тверском бульваре. На голове у него был парик, бороду ему привязали в гримёрной, а белые одежды и сандалии с ремешками вокруг щиколоток были одеянием древнегреческого царя Эдипа.
Полезли Фёдор с Санькой в раёк. Она и слова-то такого никогда не слышала и не знала, что её ждёт. В современном русском языке «раёк» уже устаревшее слово, означает театральную галёрку, то есть верхний ярус в театре. Народу набилось много, люди стояли, вытягивая шеи, стараясь увидеть сцену. Фёдор протискивался вперёд, Санька за ним. Она слышала со всех сторон какой-то непонятный гул, словно ветер разгулялся по вершинам огромных деревьев, которые раскачивались и непрерывно шумели. Наконец протиснулись...
И Санька невольно ахнула: перед её глазами разверзлось огромное, глубокое пространство, полное света, людей, музыки и громкого гула человеческих голосов, теперь уже ничуть не похожего на гул деревьев, раскачиваемых ветром.
— Феденька, — чуть слышно прошептала она, — да что же это?
А Фёдор, поглядев на Саньку через плечо, с торжеством ответил:
— Теперь видишь, каков храм Мельпомены?
Сначала девчонка ничего не поняла, быстро устала от множества новых непостижимых впечатлений, а потом волею судеб стала мыть полы в этом самом театре и пропала... Полюбила театр на всю жизнь.
А она была ой какой непростой. Через год на территорию Российской империи вторглись войска Наполеона, и Санька испытала всё сполна: и бегство из Москвы вместе с актёрами, и возвращение по полям, чтобы быть рядом с театральным суфлёром Степаном Акимычем, ставшим ей дедушкой, и пожар в Москве, и голод, и скитания.
Ободранная, худая, вся почерневшая, она всё ждала и ждала Фёдора, который, уезжая из Москвы вместе с хозяином, обещал вернуться. Ей хватило сил начать всё сначала, окончить в Петербурге театральное училище и стать актрисой, о чём они вместе мечтали с дедушкой Степаном Акимычем. А верный Алексашка тоже стал служить в театре, помогать Саньке, которая стала называться Александрой Лукиничной.
Это почти волшебное преображение простой неграмотной девчонки в талантливую актрису больше всего меня и подкупало в этой книге, которую я перечитывала не знаю сколько раз.
В статье «Книги моего детства. Герои-мальчишки» уже говорилось о повести Льва Кассиля «Будьте готовы, ваше высочество!». Главных героев в ней два — принц Дэлихьяр Сурамбук и воспитанница детского дома Антонида Пашухина. Её премировали поездкой в пионерский лагерь «Спартак» за очень хорошую общественную работу. Тоня придумала в детдоме и школе пункт неотложной товарищеской помощи, куда поступали немедленные сообщения о всяких обидах, неприятностях и трудных делах. Комитет скорой помощи сразу брался за работу, чтобы помочь человеку.
Эту рослую девочку за характер и спортивную подготовку стали звать в лагере Тонидой, Тонидой-Торпедой или Боеголовкой. Девчонки послушно следовали за Тонидой, ощущая в своей атаманше какую-то справедливую, хотя и порой грубоватую властность. Густые, почти сросшиеся на переносице брови придавали Тоне непреклонный вид.
Стройненькая, точная и ловкая в каждом движении, строгобровая, с несколько медлительным взглядом из-под длинных ресниц, говорившая негромко и веско, с упором по-волжски на «о», Тонида сразу же завоевала авторитет среди лагерных девчонок. Они считали её самой справедливой, но чуточку побаивались, так как она не любила девчачьих нежностей, и если кто из подружек с визгом бросался к ней на шею, после того как она показывала какой-нибудь физкультурный фокус в море, сразу слышалось: «Отлипни. Не мусолься…» И Тонида сурово высвобождалась из объятий подруг. Мальчишки предпочитали уважать Тониду издали, так как после первой же попытки подразнить её почувствовали на себе крепость её характера и кулаков. А она, на зависть всем, плавала, как дельфин, лучше всех умела «печь блины» брошенным вскользь по поверхности моря камешком. А однажды на спор с мальчишками прыгнула в Лягушачьей бухте с высокой скалы прямо в воду под визг подруг и восхищённый свист палаточников.
Узнав, что в лагере будет жить принц из Джунгахоры, девчонки отнеслись к этой ошеломляющей новости по-разному: ехидная Зюзя Махлакова сказала, что, мол, докатились, скоро в пионерлагери царей принимать начнут; другая девочка удивилась, что принцы ещё существуют, а самая маленькая пионерка сказала, что всё-таки принц — это интересно. Тонида же грозно оглядела своих подружек.
— Я лично считаю, девочки, — сказала она, — что мы должны ему сразу показать, словом, дать почувствовать, что мы не какие-нибудь, как он привык у себя там, подобострастные, раболепные. Он, наверное, приучен к тому, что все перед ним кланяются и пресмыкаются, а я лично, например, не собираюсь всякие эти: «Извольте-позвольте, ах-ох, мерси, не могу…»
Угловатая, трудная девчонка, привыкшая говорить правду в глаза всякому, — вот такая она была, Тонида-Боеголовка. Когда один из мальчишек ради озорства стал плясать на тени принца, будущий король влепил ему пощёчину. Все растерялись, а Тонида схватила принца за шиворот и влепила ему три крепких шлепка по тому месту, которое у наследников престола предназначено для трона.
Это не помешало ребятам вскоре помириться и подружиться.
Принц тоже оказался сиротой, как и Тоня, без отца, без матери. Это ещё сильнее сблизило Дэлихьяра и Антониду. Дэлик стал называть её Туонья и Туосья. Они вместе собирали камешки на морском берегу, искали сердолики и Куриного бога, то есть камешек с дыркой, которую выточило в нём море, и разговаривали обо всём под грохот прибоя.
А когда Дэлик узнал из радиосообщения, что он стал королём Джунгахоры, то стал звать Тоню с собой, потому что очень привязался к этой странной непокорной девчонке, которая умела быть внимательной и чуткой.
— Эх, Дэлик ты, Дэлик, — очень тихо проговорила она, — додумался... Хоть и король ты, а ещё вовсе дурная твоя головушка. Ну куда ты меня зовёшь?
Новоявленный король решил бежать — от посла, от дяди-узурпатора, от всего того, что его ожидало в Джунгахоре, где правил не народ, а подлые и жадные люди вместе с мерихьянго — американскими и бельгийскими капиталистами. Вместе с Дэликом бежала и Тоня: выбрались за ограду лагеря, потом пешком, на автобусе, на лодке, чтобы попасть на корабль «Принц Дэлихьяр», где маленький король был бы в безопасности. Тоня гребла изо всех сил, налегая на вёсла, но не угнаться лодке за кораблём...
Ребят спасли пограничники, но Дэлихьяру, свалившемуся от приступа малярии, пришлось полежать в лазарете. Тоня в белом халате приходила к нему в палату и кормила его с ложечки куриным бульоном. Дэлик был, конечно, слаб, но всё-таки мог есть сам, однако ему было так приятно, что о нём заботятся.
— Ты, у-это, очень красивая, совсем очень красивая сегодня, — тихо говорил король, протягивая губы к ложке, не сводя с Тони глаз, — тебе так очень хорошо. Ты совсем как Бабашура была. Ты будешь доктор, когда вырастешь? Тебе хорошо идёт. Когда будешь доктор, тогда приедешь, у-это, в Джунгахору, да? Будешь всех лечить. Мы будем там устроить красивые больницы.
— Ладно, там поглядим, — строго отвечала Тоня, суя ему ложку в рот. — Ты помалкивай, не болтай много, опять температуру нагонишь.
Когда Дэлик поправился, его отправили домой, где он стал царствовать, но не править. Юный король не забыл Тоню Пашухину и прислал ей письмо с маркой, на которой было его изображение. Некоторые фразы из этого письма были понятны только им двоим...
_
Помните детскую песню советских времён? Процитирую строфы про девчонок:
Из чего же, из чего же, из чего же
Сделаны наши девчонки?
Из цветочков и звоночков,
Из тетрадок и переглядок
Сделаны наши девчонки!
Сделаны наши девчонки!
-
Из чего же, из чего же, из чего же
Сделаны наши девчонки?
Из платочков и клубочков,
Из загадок и мармеладок
Сделаны наши девчонки!
Сделаны наши девчонки!
Из чего же сделана Тонида и другие героини детских книжек? Из внутренней силы, доброты и нежности, из способности чувствовать настроение другого человека, из сострадания и смелости, любви ко всему красивому и творчества, из богатой фантазии и желания помогать.
Спасибо вам, девчонки!
[1] Зипун, зипунок — старинная верхняя крестьянская одежда в виде кафтана без воротника, обычно из грубого самодельного сукна.
[2] В тексте под словом «звено» подразумевается часть седьмого женского класса из десяти человек во главе со звеньевой.
