Маргарита Валерьевна выложила этой простой девчонке так много, что Маша вспоминала и вспоминала эту науку много лет. Сейчас она узнала о Маргарите практически все. Та открылась.
В начало повествования истории Маши – девушки из 90-х
Маша поначалу не понимала – зачем ей это? Зачем Маргарита так много ей поясняет?
Но у Маргариты были свои планы. Она уже давно ничего не делала просто так.
А ещё – нет ничего хуже, чем одиночество. А Маргарита была очень одинока. И сейчас в этой юной ещё девчонке она увидела себя. Ту, которая могла пойти по иному пути, но выбрала этот. Выбрала и возненавидела.
– Вот ты говоришь – дом шикарный. А мне кажется ужасный и безвкусный. Жить в нем страшно и холодно. Он – не мой. Мой неофициальный муж, у которого ещё есть пара таких вот как я, давно тут не живёт. И даже не расстроился, когда я поведала ему, что уеду. Его дочь мало его интересует. Деньги – это все, что может он дать. Когда я это поняла, начала работать и заниматься бизнесом. Только это и спасало все эти годы. А ведь я хороший специалист своего дела, но сейчас уже ничего не хочу.
И она вдруг сказала Маше, что в ближайшее время уезжает. Уезжает насовсем. Уезжает – замуж за любимого человека, американца, который давно ее зовёт к нему, в Америку.
– А как же мы? Как же фабрика, Маргарита Валерьевна, – Маша задохнулась от такой новости.
– Я поэтому и позвала тебя сюда для разговора, Маша. Именно поэтому. У меня на тебя большие планы. И это не только из-за вчерашнего случая, я давно к тебе присматриваюсь. Мне кажется, что именно ты и сможешь ....
– Что смогу?
Ответ был далеко неоднозначный. Маргарита начала издалека. Она долго рассказывала Маше о том, как строился этот её бизнес и о том, что происходит с ним сейчас.
Рассказывала о той борьбе, которая идёт за контроль над предприятиями до сих пор, о чековой приватизации, о её подноготной, о никчёмной или коррумпированной роли государственных структур, о бандитах и прочем.
– Понимаешь, Маш, есть сейчас те, кто сорвал куш, но больше тех, кто его просто отхватил. И сейчас вот такая ситуация с фабрикой, которая организована, в общем-то, мной, и принадлежит нескольким собственникам, мне и ещё ... но ... Я дело до конца так и не доведу. Мне не хватит времени. Но, понимаешь, вот несмотря на то, что меня это уже будет мало касаться, мне все равно обидно. Закон на нашей стороне, но эти ... Эти не дают. Они хотят отхватить свой куш. Ухватились за здание теперь. А ведь и оно уже арендовано нашей компанией. И помощники мои уже слились, не хотят конфликта. Для них эта фабрика – так, фантики, которые не стоят "добрых" отношений с некоторыми структурами. А я уже на принцип пошла. Вот и воюем ...
Она вздохнула, подошла к высокому окну.
– Веришь, там у меня совсем не будет того благосостояния, которое есть здесь, но я так надеюсь, что там будет счастье. И я тоже боюсь уезжать ...
А на следующий день они полдня, вместе с юристом и бухгалтером, провели за документацией. Потом ездили к нотариусу, потом нотариус приезжал к Маргарите и они его так долго ждали, что Маша осталась ночевать у неё, и они опять вникали в документацию, и говорили и говорили ...
– Я тебя с Галей познакомлю завтра. Это подруга моя, еще со школьной скамьи. Она из Рыбинска, я же оттуда родом. Я сначала думала им фабрику поручить, но, во-первых, они с мужем ничего не понимают в производственных делах, во-вторых, у них сразу две обузы: десятилетний сын – инвалид с детства и мать недавно слегла с инсультом.
– Она сможет помочь, если потребуется? – Маша переживала за свалившуюся ответственность.
– Да. Но по-другому. Галя – хороший журналист. А у мужа её тоже своя история. Был моряком дальнего плаванья, получил облучение и ... В общем, никому у нас оказался не нужен. Сейчас преподает в речном училище. Это на неё, Маш, мы оформляли часть собственности.
– Маргарита Валерьевна, а Вы уверены, что я справлюсь?
– Нет, сейчас трудно быть в чем-то уверенной. В общем, я долго думала, Маш, как быть с фабрикой... Много у меня было кандидатур, которые и поболе тебя разбираются в этом. Тебе помогут, я похлопочу. Но у тебя будет свой особый материальный интерес. Ты – одаренный модельер, и ты ж поняла уже, что будешь частичным собственником, и ты – сильная и умная. Так что ....
Маргарите часто звонил её американский друг и она разговаривала с ним по английски. Голос менялся, Маргарита из жёсткой леди превращалась в нежную женщину.
– А как же этот дом, Маргарита Валерьевна?
– Так ведь он не мой. Наверное, здесь будет жить новая пассия Леонида Николаевича, – потихоньку сказала Маргарита, недалеко была её дочка.
– Маргарита Валерьевна, а я все время Вами восхищалась. Вот как увидела Вас, так и начала. Вы такая ... такая ... Мне такой никогда не быть.
– А это зависит от тебя. Помни только одно – ты должна быть железной и немного злой. Сейчас время такое, иначе не победишь. Никогда не сомневайся, не плачь на людях, создавай видимость силы. Но внутри, наедине с собой, оставайся такой же, как есть. Этот свет, что живёт в тебе, самый живительный. Он и для счастья и для творчества бесценен.
***
– Баб Вер, а ты можешь мне телефон Гены раздобыть?
Маргарита действительно уехала в Америку. Уехала, оставив Машу и ещё нескольких своих друзей решать вопрос с фабрикой самостоятельно. Директора Анастасию Борисовну Маргарита куда-то перевела, и сейчас Маша была И.О. директора.
Она уже знала, что ей нужно делать, какие документы оформлять, чтоб фабрика полностью принадлежала им, но ... Она знала, будут и те, кто с этим не согласен. Ей нужна была охрана и защита. Те дедушки-сторожа, которые тут работали на эти роли не подходили.
Некоторые вопросы надо было решать осторожно. Беззакония на самой фабрике тоже хватало. Работники – нелегалы, неучтенное оборудование, нарушение техники безопасности и многое многое другое... Такие работающие предприятия – феномен того времени, феномен приватизации. Запретить им производство можно было легко – буквально щёлкнув пальцами.
Поэтому приходилось и хитрить, и подмазывать, и закрывать глаза ...
– Ох, Маша, бросай все! Бросай и беги оттуда! Подстава это какая-то, чувствую я – добром не кончится, – баба Вера молилась двум иконам-близнецам, а Маша продолжала крутиться.
Ей нужна была охрана и она-таки нашла номер домашнего телефона старого своего недруга – Гены. Ничего лучшего она не придумала.
***
Гена курил на балконе своей новой квартиры, "законно" отжатой у нескольких хозяев бывшей коммуналки. Теперь это была просторная, отделанная по последнему слову техники, квартира: с железной дверью, гидромассажной ванной, барной стойкой и японским телевизором.
Новый видеомагнитофон крутил в комнате боевичок.
Гена мог себе позволить утренний сон и отдых. Времена, когда он был простым смотрящим центрального рынка прошли.
Группировки ломались, перестраивались, раскалывались. За это время много чего произошло – и убийства авторитетов, и дележ Ярославля по сферам влияния. Борьба за власть не кончалась.
А Гена однажды героически отличился – встал своей широкой спортивной грудью перед авторитетом из Туманцевской группировки во время перестрелки. Ранение, конечно, получил, но и уважение себе заработал.
Его заметили. И теперь он возглавлял охрану одного из чиновников. Теперь – чиновника и почти олигарха, в бывшем – обычного главаря бандитской группировки.
Чековая приватизация так делила государственное имущество, старательно вбивая гвоздь в крышку гроба коммунизма, что, почему-то, большая его часть оказалась в руках таких вот олигархов.
Ну, что ж. Главарь, не способный урвать бизнес, ставит под вопрос свой авторитет. Это было принципиально. Такой естественный отбор того времени.
Гена уже давно понял эту систему. Несмотря на некую свою внешнюю непросвещенность, с головой у него было всё в порядке.
Иногда он грустил и думал, что судьба его сложилась неважнецки. Так и не стал он выдающимся спортсменом или хотя бы хорошим тренером, как мечтал. А иногда казалось, что он – счастливчик. Вроде, все есть для жизни.
Но тяготила зависимость от нечистых на руку работодателей, тяготило одиночество и даже общество соратников и подчиненных, порой, тяготило.
Развлекался он как мог: ездил в спортклуб, в тир – стрелять, в меру выпивал и водил девок, смотрел порнуху и боевики. Деньги у него водились, но и тратил он много. Ездил он на "девятке", мечтал о БМВ.
Сейчас, стоя на балконе, он думал о работе. Не складывалась никак дружба у них, здесь в Ярике, с националистическими группировками. Уж очень они активизировались.
Как только началась эта резня за собственность, вдруг нарисовались лица совсем не русской национальности, и стали они рвать себе такие нехилые куски.
Вот и сейчас Гена думал как раз о такой группировке, которая опередила их в одном интересном деле буквально на шаг. Гена злился. Нет, ну ладно наши, местные, но это-то откуда! Наш город...
Зазвонил телефон в комнате.
– Да-а, слушаю, – лениво протянул он в трубку, почесывая голый волосатый живот, и решив, что это опять рабочие моменты.
– Здравствуйте, Гена! – милый девичий голос. И не тот заигрывающий и томный, к каким он привык, а другой.
– Здравствуйте!
– Это Маша, помните меня?
Гена помнил.
***
Утро было черным. Звякали автоматы и каски, бойцы собирались, готовились к атаке. Ещё было прохладно, даже зябко. Духота впереди.
Бойцы осторожно вглядывалась в близлежащие улицы, в её мутные очертания. Соседний дом был объектом атаки. Среди проломов, кирпичей, среди этих деревьев, мусорных куч скрывались чеченские боевики, их снайперы, пулемётчики, стояли минные растяжки.
Город просыпался отдельными взрывами и очередями пулеметов.
Они ждали огневой налет нашей артиллерии. Их командир – молодой лейтенант Сароев проверил каждого, прошел, поправил снаряжение – внушал уверенность. Он чуть сдвинул ручной пулемет, висящий на плече Андрея, слегка толкнул его тяжелое сейчас тело, увешанное железом. Подмигнул. И это успокаивало.
Скоро они от дерева к дереву, малыми группами, побегут, укрываясь от снайперов. Они будут падать и вставать, слыша, как сыплются им на спины срезанные пулеметом зелёные ветки.
Андрей не любил звук пуль, входящих в дерево. Этот бой был для него не первым. И почему-то не гибель друзей, и даже не собственный страх смерти делали его озлобленней в этих боях, а услышанные однажды здесь слова чеченского глашатая:
– Ты, русская собака, – кричал с большим акцентом чеченец, – Приходи в гости, я тебе яйца отрежу… Ты их в пакетик сложишь, домой своей девке отправишь… Привет от меня передашь. Пусть приезжает ко мне, я ее вместо тебя здесь ... буду.
И вот тогда Андрей почему-то представил Машку. И взяла его такая жуткая злоба, что теперь он готов был зубами грызть глотки.
Грохнуло за спиной. Заработали пушки и пулеметы боевых машин пехоты, закраснели взрывы. Начался бой.
Андрей стрелял, краем глаза видел, как прилег, стреляя, его приятель, как кинул мохнатую кудель гранаты, которая полетела к дому, но в окно не попала. Как другой остервенело водил грохочущим пулеметом, окружая окно туманной завесой.
А чеченские снайперы, исчезая в одних окнах, тут же появлялись в других.
И тут Андрей увидел набегавших на них чеченцев. Черные бороды, смуглые лица ... рыжее пламя автоматов.
Высокий чеченец в лобной повязке набегал на стоящего за стволом перед ним лейтенанта Сароева, тот его не видел, он смотрел на дом. Андрей выстрелил, но тут же рядом оказались ещё несколько чеченцев.
С хрястом сшибались приклады автоматов, Андрей получил по скуле, но тут же встал, нащупал десантный нож.
Рядом боролся командир и ещё несколько бойцов. Андрей бросился на спасение лейтенанта. Лезвие ткнулось ему в бронежилет, но скользнуло. Теперь Андрей всадил десантный нож, пропихивая лезвие глубже под ребра, заталкивая что есть силы.
И вдруг рядом что-то взорвалось. Больше Андрей ничего не помнил.
***
Где бы Гена не появлялся, он всегда вел себя по-хозяйски. Этакий вальяжный, большой и самоуверенный тип, но благодушно располагающий к себе сразу. Он всегда всех называл на "ты" и все принимали это, как должное, сразу видели в нем старшего, начальствующего, и легко подчинялись.
Вот и сейчас он зашёл в кафе, повел пальцем, и вокруг него уже суетились. Он сидел за лучшим заказным столиком, курил сигарету, пил кофе и заигрывал с официанткой, а она краснела от этих грубоватых заигрываний.
И тут в дверях появилась Маша. В маленькой джинсовой куртке и узкой юбке ниже колен, без каблуков, выглядела она очень скромно. Гена забыл об официантке, обернулся к ней.
Прошло несколько лет, а она практически не изменилась. Даже сережки те самые, которые выкупил он тогда из ломбарда. Все такая же девчонка. Только чуть серьезнее стала, пропали веснушки и как-то вытянулась немного, похудела.
Маша совсем не привыкла к таким заведениям, но когда Гена предложил встретиться тут, согласилась. Это ей нужна была сейчас встреча.
Она, немного озираясь, в сумрачном помещении кафе, подошла к столику Гены.
– Здорово, Маха! Сколько лет, сколько зим, – он уже махал официантке, чтоб вернулась, взяла заказ, – Бабка-то твоя жива?
– Да, Вера Николаевна жива-здорова, Слава Богу. Правда, Андрей у нас в Чечне, переживает она очень.
– Это брат твой мелкий? Надо же! Летит времечко.
– Да, летит... , – ей подали меню, – Нет, я не буду ничего, спасибо!
– Капучино и бизе давай. Ну и Клико – бутылочку, – скомандовал Гена.
– Ну, рассказывай. Не просто ж так позвонила.
Маша разгладила рукой тканую салфетку. Гена изменился, это чувствовалось во всем. Белый костюм, крутые часы, обстановка ресторана. Маша себя чувствовала не в своей тарелке.
– Ген, я расскажу сейчас. А ты уж сам решай – сможешь помочь или нет, – Маша решила сразу на "ты", – Просто ... просто я поняла, что мне не к кому больше и обратиться-то за помощью в Ярославле. Ты знаешь, что Маргарита Валерьевна уехала?
– Доходили слухи... Кинула Ленечку. Говорят, он не сильно унывает.
– Ну да. Но дело не в этом.
Им принесли пирожное, шампанское, и Маша не стала отказываться. Вдруг почувствовала себя сейчас маленькой девчонкой, которой очень нужна защита. И не только ей. От неё зависели сотни людей, зависело производство и ее собственное будущее.
Пирожное было так аппетитно, что она очень быстро начала его есть. Есть и рассказывать.
А Гена офигевал. Ничего себе! Обычная рыночная девчонка, вдруг втянута в такую, похоже, серьезную игру.
Как она туда только вляпалась? Слушал он очень внимательно.
Уже позже, когда начнет он выяснять обстоятельства войны за эту маленькую швейку, он поймет, что ситуация эта гораздо серьезнее, чем показалась сначала.
Фабрика - это лишь малая толика большого дележа.
Ярославль делился по сферам влияния. Но это уже была не та борьба, которая была раньше. Сейчас легальными и полулегальными методами делился бизнес. А ещё тут опять вырисовывались националистические группировки. Те, чье место точно не здесь, не в их старорусском городе.
Пусть едут к себе и там хозяйничают.
Вмешиваться в дела, о которых просила Маша, Гене не следовало бы. Но ...
Эта Маха ... такая простая, совсем беспомощная неиспорченная деваха, которая как ребенок с таким аппетитом уплетала пирожное, не заметив, как измазалась, почему-то сейчас была ему не безразлична.
И Гена решил, что узнает все, разведает и постарается помочь.
И пропади оно все...он постарается. Это будет такое первое настоящее не только безвозмездное, но вообще невыгодное для него дело.
Но он чувствовал – зачем-то оно ему нужно ...
***
Друзья, надеюсь, эта история вас заинтересовала и вы обязательно будете читать дальше.
Не забывайте про лайки, пожалуйста...
И если чтения вам было мало) предлагаю прочесть это:
Или это: