Луи де Фюнес. Один из величайших актёров XX века. Мастер комедии. Для построения теории сценической игры (а полноценной такой теории, по сути, на данный момент не существует) опыт великих актёров является очень важным исходным материалом, опираясь на который можно переходить на более абстрактный уровень. В отношении каждого такого актёра возникает вопрос: а какими приёмами, принципами он руководствовался при построении своей игры? В поисках ответа на такой вопрос, обращаешься к мемуарам артиста, но только в большинстве случаев это оказывается бесплодным: многие актёры, даже великие, сами не могут толком ответить на вопрос, как они играют… Что касается Луи де Фюнеса, то он даже и мемуаров не оставил. Однако он пытался сделать актёра из своего сына — Оливье де Фюнеса (он снялся в нескольких фильмах с отцом), и поведал тому многие принципы, которыми сам пользовался, а тот, в свою очередь, оставил воспоминания об отце, где об этом и рассказывал. Вместе с тем и сам Луи де Фюнес в своих немногочисленных интервью изредка касался вопросов актёрского мастерства. Кроме того, даже просто анализируя фильмы с его участием, можно сделать некоторые выводы о его подходе к актёрской работе. На основании всего этого и можно попытаться составить общую картину «секретов актёрского мастерства» Луи де Фюнеса.
Начнём с репетиций, да и вообще с того, что предшествует съёмке. Вопреки многим современным актёрам, которые знакомятся с текстом своей роли лишь на съёмочной площадке, Луи де Фюнес готовился к съёмке каждой сцены очень тщательно. Он продумывал движения своего персонажа, искал нужные интонации, при этом он отбирал из всего многообразия лишь то, что получалось у него искренне и естественно, в чём не было наигрыша. Если же какую-то фразу он не мог освоить — в том смысле, что она звучала фальшиво, — то делил её на части, осваивал каждую часть по отдельности, а после всё это соединял воедино. Но не надо думать, что на репетиции он продумывал свою роль от и до. Нет. Он отрабатывал всё лишь в общих чертах, а остальное уже принадлежало госпоже Импровизации. Без импровизации не будет естественности, а естественность в игре была для Луи де Фюнеса одним из важнейших критериев актёрской игры.
Во время репетиций Луи де Фюнес не играл в полную силу — он боялся растраты энергии. Вся энергия должна быть припасена непосредственно для самих съёмок, а растрата её грозит тем, что глаза актёра будут пустыми. На съёмочную площадку он стремился всегда прибывать отдохнувшим, а потому за день до этого не должно быть никаких дел и развлечений, а все мысли должны быть сосредоточены на самой роли — только тогда будет получен требуемый для успешной игры настрой.
Каждую роль, каждую сцену Луи де Фюнес стремился доводить до совершенства. А потому он часто корректировал сценарий: находя ту или иную сцену недостаточной для воздействия на зрителя, он продумывал, чем её можно дополнить, как её можно видоизменить. Бывало, что он сам полностью придумывал сцены, которых не было в сценарии. Сюда, например, относится знаменитая сцена в душевой — в фильме «Разиня», где герой де Фюнеса оказывается рядом с культуристом.
Фильм «Разиня» принёс Луи де Фюнесу сильную популярность. Это был первый его большой успех в кино. Однако до этого был и успех на театральной сцене — в спектакле «Оскар». Спектакль, изначально провалившийся с Ж.П. Бельмондо, Луи де Фюнес сумел сделать мегапопулярным, прожившим на сцене много лет и даже экранизированным. Тогда о нём уже заговорили как о талантливом актёре. А вот успеха в «Разине» могло и не быть, если бы сам Луи де Фюнес не добился сделать его персонаж более значимым, нежели это изначально было заложено сценарием. В «Разине», по сути, есть всего лишь две сцены, раскрывающие актёрский талант Луи де Фюнеса: это сцена в душевой, и сцена в автомастерской, где под классическую музыку его герой в ритме танца чинит автомобиль. Первая сцена точно придумана самим Луи де Фюнесом — об этом говорит его сын Оливье. Надо полагать, что со второй дело обстоит аналогичным образом, ибо изначально в сценарии никаких сцен, раскрывающих комичность месье Сарояна, не было. Да и только сам де Фюнес мог придумать столь оригинальную сцену, подходящую лишь ему одному…
Перед съёмкой Луи де Фюнес всегда очень внимательно смотрел, как поставлен свет — он знал, что неправильно выстроенный свет может испортить всю сцену. Для него всегда было очень важно, чтобы на экране были хорошо видны глаза. Глаза, как гласит поговорка, есть «зеркало души». И если не будет видно глаз актёра, то не будет видно и душу, которую вкладывает актёр в свою роль.
Для понимания того, как следует играть, Луи де Фюнесу было важно знать, какое место занимает та или иная сцена в фильме. Но это невозможно знать заранее, это будет окончательно известно только после монтажа. А потому он стремился участвовать в монтаже фильма, что встречало одобрение отнюдь не всех режиссёров. Однако некоторые из них, свято веря в его талант, ему настолько доверяли, что не только без колебаний принимали его инициативы по изменению сценария, но и допускали к монтажу фильма. Особо Луи де Фюнес боялся, как бы при монтаже не был потерян темпо-ритм, ибо если случится пробуксовка действия, то возвратить зрительское внимание будет уже весьма трудно.
Вмешательство Луи де Фюнеса в работу режиссёра и оператора порождало слухи о его несносном и высокомерном характере. А ведь бывало даже, что он внезапно прерывал съёмку и уезжал. В чём дело? Каприз звезды? Нет. Просто он чувствовал, что сегодня уже не сможет сыграть так, как нужно. Но отдохнув и всё продумав, на следующий день он возвращался на съёмочную площадку и играл сцену превосходно. В этом проявлялось стремление Луи де Фюнеса к совершенству. Если бы его интересовала только оплата, он мог бы сыграть посредственно и «выполнив свой актёрский долг» переходить к другим сценам. Но нет. Он создавал фильмы на века, а вечное должно быть совершенным. Препятствием в этом также был непрофессионализм тех, с кем ему приходилось сталкиваться на съёмочной площадке, и такие встречи рождали у него вспышки гнева.
При взаимодействии с партнёром одним из главных правил для Луи де Фюнеса было «умение слушать». Когда партнёр по сцене тебе что-то говорит, то ты ни в коем случае не должен сосредотачиваться на том, что произнесёшь в ответ. Если зритель почувствует, что ответ уже был готов до того, как прозвучала реплика партнёра, то он уже не произведёт на неё должного впечатления. Поэтому, когда партнёр говорит, нужно всецело сосредоточиться на его словах, а собственный, заранее заготовленный текст на время забыть — лишь тогда реакция будет казаться естественной. А может, в таком случае заранее заготовленный ответ и вовсе не понадобится, уступив своё место импровизации. Только такая игра естественна, только в такой игре чувствуется искренность.
Ещё о репликах. Когда сын Луи де Фюнеса Оливье делал свои первые шаги в профессии актёра, то, как это и положено, довольствовался лишь эпизодическими ролями. Отец же ему говорил, что играть такие роли с банальными репликами типа «Кушать подано!» — дело весьма трудное. Ведь для успешного произнесения реплик важно знать, что им предшествовало: тогда реплика встраивается в некоторую целостность, в рамках которой обретает своё звучание. Для главных героев предшествующие действия ясны из самого сценария, а вот для эпизодической роли, где персонаж появляется всего лишь раз, эту предшествующую историю нужно придумать самому и погрузиться в неё в мире воображения… Также Луи де Фюнес считал трудными многословные роли — те, в которых много текста. Многообразие текста заслоняет возможность использовать в должной мере мимику и пантомимику, воздействие которой, как он считал, оставляет в душе зрителя более глубокий след… Прибегал он и к внутренним репликам. Сказанная про себя фраза способна придать нужные черты лица, повлиять на поведение. Внутренней фразой порой можно сказать намного больше, чем обычной речью.
Герои Луи де Фюнеса комичны. Но это был не просто юмор, это была сатира. Луи де Фюнес постоянно наблюдал за людьми, за их характерами. Он подмечал жесты, присущие тому или иному характеру, взгляды, выражение лица. Особенно же его интересовали людские пороки. То, что мы видим в исполнении Луи де Фюнеса на экране — это карикатуры на пороки людей. Представляя их в комичном виде, он их высмеивал. Очень много Луи де Фюнесу давали и наблюдения за животными, у которых он тоже брал те или иные движения, которые в его исполнении выглядели очень смешно.
Вместе с тем Луи де Фюнес никогда не брал себе на вооружение элементы, уже использованные ранее другими актёрами. Он мог брать что-то в общем подходе, например, он восхищался немой игрой Чарли Чаплина и сам стремился воздействовать немыми сценами, но ни одного жеста, ни одного движения он у Чаплина не скопировал. Луи де Фюнес избегал штампов, в том числе и собственных: то, что имело успех и вызвало смех в одном фильме, он уже не использовал в другом. И даже в спектаклях он стремился как можно меньше повторяться, каждый раз придумывая что-то новое.
Штампы, считал Луи де Фюнес, мешают естественности, непринуждённости, а комик должен брать как раз этим, Если зритель увидит чётко разыгранную домашнюю заготовку, то смех будет потерян. У зрителя должно создаваться впечатление, что всё произошло спонтанно, случайно — и в этом залог успеха. Смешить же нужно взглядом, поведением. При этом персонаж не может быть на протяжении всей картины смешным — в таком случае не будет контраста, который является очень важным. На фоне этого контраста смешные сцены становятся ещё более смешными.
Луи де Фюнес хоть и стремился к хорошим, умным книгам, но, не дочитав, откладывал их в сторону. Он боялся стать образованным и начитанным, будучи уверен, что тогда он перестанет быть смешным.
Работая над характерами своих героев, Луи де Фюнес постоянно прибегал к приёму не прямого, а косвенного сообщения зрителю важнейших черт характера персонажа, в том числе и приёму мнимой противоположности (так его назовём). Основывается он на том, что если человек не хочет сам себе признаваться в том или ином недостатке или пороке, он бессознательно создаёт себе противовес, противонагрузку. Но этот противовес мнимый, ненастоящий. Например, человек обладает комплексом неполноценности, но, пытаясь компенсировать это, стремится к доминированию над другими, и это стремление, можно сказать, приобретает у него болезненный характер. И как актёру можно показать, что его герой страдает комплексом неполноценности? Один вариант — напрямую: изобразить его застенчивым, неуверенным. Но это не будет смешным. А если наоборот? Если облечь его в одежду показной мании величия, фальшивость которой бросалась бы в глаза? Вот такой персонаж уже вызовет смех. Точно также скупость можно преобразить в мнимую, вызывающую смех, щедрость; невежду можно превратить в мнимого всезнайку, и т.д. Вот таким путём зачастую и шёл Луи де Фюнес, выставляя психологическую противоположность своего героя в комичном свете. Вряд ли он был хорошо знаком с психологической наукой, скорее, он сам подметил явление противонагрузки своими наблюдениями за окружающими.
Один советский актёр, желая, видимо, принизить актёрский талант Луи де Фюнеса, в своём интервью говорил, что тот играл в фильмах лишь самого себя. Это не так. И предыдущим изложением это уже было во многом показано. Играть самого себя — это лишь вообразить себя в «предлагаемых обстоятельствах». Такая игра является самой примитивной и не предполагает целенаправленной работы по созданию образа. Луи де Фюнес же создавал образы своих персонажей целенаправленно, и они отличаются друг от друга. Сходно же в них только одно — неповторимый актёрский стиль Луи де Фюнеса.
Многие актёры ставят во главу угла чувства. Как к извечному вопросу изображения актёром чувств относился Луи де Фюнес? Прежде всего, он считал, что в демонстрации чувств важно не переусердствовать. Сильных чувств вообще не должно быть ни на сцене театра, ни в кино. Такие чувства не несут никакой пользы, а только портят картину (спектакль). Все демонстрируемые актёром чувства должны быть умеренными. Но это подлинные чувства или их имитация? В данном случае это вообще не важно, ибо при сдержанных чувствах трудно отличить подлинность переживаний от их имитации. Чувства в игре Луи де Фюнеса никогда не выходили на главную роль. Для него подлинная игра — это не подлинность переживаний, а та игра, которая вызывает у зрителя нужную реакцию. Во время спектакля актёр слышит эту реакцию из зала. А в кино? Для Луи де Фюнеса было важно, чтобы играемые им сцены вызывали смех у присутствующих на съёмочной площадке — это и была его публика. Если смеха не было, то он спрашивал: «В чём дело? Я плохо играл?»
Луи де Фюнес — комический актёр. Но не надо думать, что главной целью его было вызвать смех любой ценой. Он больше всего боялся превратиться в обезьяну, над которой все потешаются. Смех, вызываемый героями Луи де Фюнеса, — это эстетический смех, в чём-то он даже интеллектуальный. Своими карикатурами на людские пороки он стремился отвратить людей от этих пороков. И в этом была его миссия.
