Во время немецкого ковидобесия меня как филолога-германиста очень интересовали всевозможные неологизмы в местных СМИ.
Магия неологизмов
Вместо «маски» они начали внезапно использовать аббревиатуру MNS — «защита носа и рта». Для чего? Чтобы лишний раз напомнить, что эту чудо-тряпочку надо натягивать и на нос?
А глава Саксонии назвал очередное ужесточение коронамер не локдауном, а «жестким волнорезом». Очевидно, третий «локдаун» за два года — было бы уже слишком.
При этом СМИ активно использовали военную терминологию: Hotspots (горячие точки) — так называли города и местечки, где внезапно увеличивалось число заразившихся, Superspreader (суперраспространитель) — если удавалось притянуть за уши теорию, что один человек, приехав, например, из Китая, смог заразить сразу 100 человек из своего окружения.
За всем этим было весьма занятно наблюдать, ибо в прошлый раз немецкий язык так эксцентрично использовался в местных СМИ как раз при нацистах. Новые политические лидеры 1930-х годов, трансформируя язык под себя, подавили свой народ именно навязчивой необычной риторикой и пламенными ораторскими выступлениями. И только потом они взялись за оружие.
Существует даже лингвистический феномен — «язык нацистской Германии». За этим стоит тенденция придумывать новые слова, вводить всевозможные аббревиатуры, по которым можно было отличить своих от чужих, появление иностранных слов.
Кардинально переосмыслялась привычная лексика: например, термин из активно развивавшейся в то время отрасли электротехники Anschluss (подключение, присоединение) вошел в историю с иным значением (австрийцы, вы же помните, как оно было?) Особо почитались эвфемизмы, например, то самое «решение еврейского вопроса». Тут уж, наверно, все помнят, что стоит за этим смягчением правды…
Новое значение приобретали слова, связанные с религией. «Святая победа» — так переводится знаменитый клич нацистов, за который сейчас в Германии можно схлопотать штраф, а на выкрики того же приветствия гостями из «незалежной» немецкая полиция почему-то закрывает нынче глаза и уши.
Публицистика нацистов
Я вспомнила про эти наблюдения, открыв немецкий «Шпигель» за 3 июля 2023 года и встретив одно, на первый взгляд незаметное, но очень показательное словесное нововведение. «На Восточном фронте (выделено мною. — Авт.)идут ожесточенные бои — российские части отбивают наступление Киева». А что, собственно, не так? Все — так. Но есть нюансы. После того, как Шольц отправил тяжелую технику и «леопарды» режиму Зеленского, даже у самых недогадливых белорусов в генетической памяти всплыли фильмы и фотографии о той самой войне. Но западная пресса до сих пор избегала называть происходящее на Украине Восточным фронтом. В европейской и американской прессе вы не найдете намеков на исторические параллели. А вот «Шпигель» вдруг возвращается к жаргону немецкой прессы 1943 года, когда покойный его издатель Рудольф Аугштайн молодым солдатом воевал «на Восточном фронте».
При этом текст статьи составлен как самые настоящие сводки с фронта: «Украинское контрнаступление продолжается уже несколько недель. Снова и снова Киев сообщает о все меньших успехах. Ситуация очень сложная, особенно на востоке, где Украина сообщает о тяжелых боях на нескольких участках фронта. Российские войска атаковали Авдеевку, Марьинку и Лиман в Донецкой области, сообщила заместитель министра обороны Украины Анна Маляр в воскресенье в Telegram. Оккупанты также продвинулись дальше в районе Сватово в соседней Луганской области. Там идут ожесточенные бои».
Замените слово «украинское» на «немецкое» контрнаступление, и будет очень сложно понять, когда это написано — тогда или сейчас. Спящие немецкие обыватели по-прежнему не замечают, что происходит у них под носом, убаюкиваемые «мастерами пера» из немецких средств дезинформации. Однако они не учитывают одного: русские солдаты воюют на исторических территориях России. Отсюда их боевой дух и, одновременно, обреченность тех заблудших украинцев, которые думают, что немецкие танки спасут их от поражения.'
Автор статьи: Марина Румянцева.
