Трехсотлетняя история Петербурга полна войн больших и малых. Воевали, в том числе, с гранитом, медью, бронзой. То есть с памятниками. Памятники предыдущей эпохи не вписывались в эпоху новейшую. «Мы наш, мы новый мир построим..» – и места в этом новом мире старорежимным изваяниям не находилось.
Кое-какие, конечно, милостиво оставили из-за художественных достоинств – скажем, Медного Всадника, или Николая Первого у Исаакиевского собора. Но всякие там великокняжеские монументы или сомнительные с точки зрения новой власти военные памятники подлежали сносу. На старые пьедесталы можно водрузить новые фигуры, или просто оставить их пустыми. А можно использовать гранит пьедесталов для возведения новых памятников.
Не знаю, как вы, а я хорошо помню чашу со змеей, установленную перед решеткой Мариинской больницы со стороны Литейного проспекта. Символ медицины, так сказать. А когда-то на этом месте стоял памятник принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому.
Так случилось, что одна из ветвей рода немецких герцогов Ольденбургских поселилась в России, и много сделала для своей новой родины. Особенно на ниве благотворительности. Основателем ветви русских Ольденбургских стал принц Георг. С 1808 года он вместе с братом служил в русской армии в чине генерал-майора. В 1809 году за него выдали любимую сестру Александра Первого Екатерину Павловну, к которой перед этим сватался Наполеон. Но Екатерина Павловна заявила, что скорее пойдет за последнего дворцового истопника, чем за «корсиканское чудовище». В отместку Наполеон захватил герцогство Ольденбургское, но Александр Первый показал, что этот клочок земли его мало интересует, и назначил принца Ольденбургского губернатором Тверской, Новгородской и Ярославской губерний, по площади превосходивших всю Францию. Екатерина Павловна создала в Твери блестящий двор, который привлекал многих известных людей своего времени. Кстати, именно в Твери начинал свою карьеру Карл Росси. Затем Екатерина Павловна порекомендовала молодого архитектора своей матери и брату.
Принц Георг, вместе с женой деятельно участвовал в формировании народного ополчения, а также занимался и благоустройством госпиталей. Он часто посещал раненых и во время одного из осмотров заразился лихорадкой и умер. Его сын Петр Георгиевич получил, кроме военного, еще и юридическое образование. Он свободно владел языками, знал греческий и латинский. В дальнейшем принц получил ученую степень доктора права.
И вот именно с Петра Георгиевича начинается традиция благотворительной деятельности Ольденбургских. С 1860 года он возглавил Ведомство Императрицы Марии. Эта организация занималась учебно-благотворительной работой. В ее ведении находились сиротские приюты, воспитательные заведения, в том числе — знаменитый Смольный институт, больницы, вдовьи дома, даже больницы для умалишенных. И Петр Георгиевич деятельно взялся за непростую задачу: управление этой разветвленной системой. Современники вспоминают, что для Петра Георгиевича Ольденбургского «благотворительность была потребностью души, а не плодом сухого и трезвого рассудка». Над его добротой и суетливостью родственники часто подсмеивались, но постепенно дело благотворительности захватило и других членов семьи.
Мариинская больница для бедных на Литейном: здесь Петр Ольденбургский построил новую аптеку, каменный хирургический корпус, добился улучшения условий содержания больных. Недаром, после смерти принца, ему в 1889 году поставили памятник именно перед Мариинской больницей (скульптор Н. Шредер). Увы, в 1933 году памятник сняли, а на пьедестале появилась чаша со змеей — символ медицины. Правда, змеи теперь тоже нет — пылится где-то в запасниках, не взяли ее на баланс. И полукруглый изгиб решетки больницы со стороны Литейного проспекта сейчас кажется непонятным и неуместным.
Правда, памятник принцу обещали восстановить в этом году, к 220-летнему юбилею Мариинской больницы, который отмечался 8 июня. Но, увы, пока мы видим только зеленый газон.
А вот другая история, и печальная, и анекдотическая. Есть у нас в городе «памятник человеку-невидимке» (набережная Фонтанки, 132). Вернее, перед психоневрологическим диспансером № 7 со стороны Фонтанки стоит пустой постамент. Когда-то это здание занимала Александровская больница для рабочих в память 19 февраля 1861 года, построенная по инициативе и на пожертвования императора Александра Второго. После убийства императора перед входом в больницу установили бюст государя. Царь был изображен в парадном мундире со всеми регалиями. Автор бюста скульптор Н. А. Лаверецкий, архитектор П. А. Самсонов.
После революции, естественно, бюст государя-императора снесли, на пьедестале некоторое время красовался памятник Владимиру Ильичу Ленину, но куда-то делся. И уже в наше время появилась на пустом пьедестале надпись «Человек-невидимка». С упорством, достойным лучшего применения, коммунальщики неоднократно закрашивали надпись, но она появлялась вновь и вновь. Потом на пьедестале появилась надпись «Памятник всему». Так или иначе, теперь это одна из неформальных достопримечательностей нашего города.
Ну и напоследок — трогательная история.
На Пушкинской улице в небольшом сквере стоит памятник Пушкину. Первый в нашем городе. Идея увековечить память поэта родилась сразу после его гибели, но власть предержащая смотрела на это довольно косо. Только в 1871 году бывшим выпускникам Александровского лицея удалось организовать Комитет по сооружению памятника Пушкину, и в 1872 году провести первый конкурс на лучший проект. Поощрительные премии получили: А. М. Опекушин (модель № 11) и П. П. Забелло. Позднее, в 1874 году — второй конкурс. Опять первенствуют модели Опекушина (№ 7 и № 11). А в 1875 году открывается постоянная выставка Общества поощрения художеств, туда представляются также работы И. Шредера и М. Антокольского, но первую премию опять получает опекушинский Пушкин (на этот раз модель № 7). Именно ее и выбирают для памятника в Москве, открытого в 1880 году. К чему я рассказываю всю эту детективную историю? А к тому, что, хотя первый в России памятник Пушкину находится в Москве, наш-то, на Пушкинской улице, изготовлен по модели № 11, которая получила ПЕРВУЮ премию на самом ПЕРВОМ конкурсе!!! А москвичи выбрали для себя модель №7 (первоначально — ВТОРАЯ премия). Им виднее, конечно, но, как сказал петербургский поэт Дмитрий Минаев на открытии московского памятника:
Нет, мы не отдадим поэта!
Он наш не менее Москвы!
А на Пушкинской сначала установили (в конце 1881 года) гипсовый бюст поэта. На следующий год его заменили увеличенной в два раза копией с бюста работы И. Витали. Скульптор начал свою работу почти сразу после смерти Пушкина и, по отзывам современников, бюст обладал большим портретным сходством. Модель бюста сохранилась на заводе Ф. К. Сан-Галли и была передана им скульптору для увеличения. И уже в 1884 году посреди площади, в сквере, разбитом садовым мастером И. П. Визе («Городской садик А.С.Пушкина, открыт для публики с 8 ч. утра до сумерек», — гласила латунная доска при входе), появился нынешний памятник, созданный А. М. Опекушиным. Постановкой памятника занимался архитектор Н. Л. Бенуа — из знаменитой семьи Бенуа, давшей России столько архитекторов и художников. Именно по его инициативе было получено Высочайшее разрешение: высечь внизу пьедестала надпись: «Воздвигнут С.-Петербургским городским общественным управлением», что, по тем временам, было довольно смело. Современники отнеслись к новому монументу по-разному. А. Ф. Кони, например, называл его «ничтожным». Но это был первый памятник Пушкину в столице империи. Да и улицу в 1881 году переименовали из Новой в Пушкинскую именно из-за него, хотя открыт был памятник только 7 августа 1884 года в 11 часов утра. При сем событии присутствовали старший сын поэта генерал-майор А. А. Пушкин, поэты А. Н. Майков, А. М. Языков, издатель А. А. Краевский и другие видные деятели литературы.
На пьедестале памятника — строки, казалось бы, известные с детства: «И долго буду тем любезен я народу...» А дальше как-то не так: «...что звуки новые для песен я обрел». Это строки из чернового варианта пушкинского «Памятника». В 1884 году почему-то нельзя было высечь на постаменте: «...что чувства добрые я лирой пробуждал». Видимо, из-за продолжения: «...что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал». Так что памятник Пушкину оказывается еще, в какой-то степени, и памятником цензуре.
Почему-то маленький бронзовый Пушкин за прошедшее столетие породил несколько легенд. Я слышала, по меньшей мере, две, отвечающие на вопрос, почему голова Пушкина повернута именно направо? То есть — куда смотрит Пушкин? По одной версии, богатый откупщик заплатил громадные деньги, чтобы Пушкин смотрел именно в сторону его дома. По другой, более романтичной, — отвергнутая когда-то Александром Сергеевичем красавица, ко времени постановки памятника уже глубокая старуха, не пожалела сил и средств, чтобы взгляд поэта был устремлен именно на ее окна. Пусть хоть бронзовый, да постоит под балконом дамы.
А вот легенда, которая, может быть, легендой и не является. По крайней мере, Анна Ахматова рассказывает ее, как действительное происшествие:
«В 1937 г., в юбилейные дни, соответственная комиссия постановила снять неудачный памятник Пушкину в темноватом сквере на Пушкинской улице в Ленинграде. Послали грузовик — кран — вообще всё, что полагается в таких случаях.
Но затем произошло нечто беспримерное. Дети, игравшие в сквере вокруг памятника, подняли такой вой, что пришлось позвонить куда следует и спросить: «Как быть?» – Ответили: «Оставьте им памятник», и грузовик уехал пустой».
Так дети спасли памятник Пушкину.
Наталия Перевезенцева
Еще больше материалов из рубрики "Память города" на нашем сайте памятьбесконечна.рф
