У этого шансонье удивительная биография, полная путешествий, приключений, бурных романов с любовными победами и… поражениями. Как без этого? И вот, наверное, одно из таких поражений действительно нанесло столь глубокую рану в сердце, что она саднила и ныла даже спустя тридцать лет.
Представьте: Уже 4 года как закончился кошмар Второй Мировой. Вертинский после долгих лет эмиграции обосновался в Москве. Он успешен, у него жена на 30 лет моложе и две дочери, выпускаются пластинки с его романсами, по всему СССР распланированы гастроли. Но вот что-то взгрустнулось, как-то воспоминания навалились, да и настроение было так себе…
И Вертинский пишет стихи, названные позже «Мыши».
Сюжет незатейлив. Это воспоминание о былой любви — молодой женщине, с которой он встретился в кабаре в 1918 году.
Знаете, если есть идеал роковой женщины – она была этим идеалом. Валентина Санина. Тонкая, гибкая, с великолепной формы кистями рук, с огромными глазищами в обрамлении натуральных ресниц и с волосами цвета белого золота… А добавьте к этому ещё пунцовые чувственные губы и рафаэлевский овал лица. И умение одеваться, а также «подать себя».
Надо сказать, что амбиции у Валентины изначально были нацелены на актёрскую карьеру. Но к чарующей и опасной красоте у неё был ещё и острый аналитический ум. И она быстро поняла, что актриса из неё будет никакая. Вы спросите – а как же «роль» роковой женщины? А это была не роль. Она не играла – она и была таковою.
В современном мире это была бы холодная, расчётливая, совершенно безжалостная ко всему, что встречалось на её пути, женщина. А потому «идущая по головам».
Она и Вертинского выбрала на роль жертвы своих чар. Вертинского, который сам умел очаровать и совратить любую. Который сам был опытным обольстителем. А тут такое… 19-летняя, только недавно выпорхнувшая из-под маменькиной опеки. Можно сказать, что его настигла карма, теперь уже в терминах модной в тогдашних салонах Блаватской. Он стал типичной очередной «коллекционной игрушкой».
Человек попроще, не связанный с богемой, а значит – меньше занятый лелеяньем собственного ЭГО, махнул бы на ситуацию рукой и потом отыгрался на других прелестницах.
Но, не пытаясь оправдывать или порицать Вертинского, всё же стоит отметить, что ранимую артистическую душу вот таким манером можно задеть просто смертельно – как бы не изощрялись по этому поводу сторонники женской эмансипации. Ибо одно дело талант, признанный всеми, и совсем другое – холодный цинизм, расчётливость и аккуратный крестик или «галочка», поставленные в тайном блокнотике в сафьяновой обложке и с серебряной цепочкой вдоль корешка.
Да впрочем, и НЕ-артиста, особенно если у него живая душа, заденет вот такое к себе отношение:
…Вы сказали, что нынче в спальню
Не приносят с собой сердец.
А в салонах им обоим «перемывали кости». Говорили, что она лишь терпит влюблённого в неё артиста, певца и поэта. Что ей просто льстит его внимание.
Когда разводит жизнь, а не память
Будет неправдой, что он не отслеживал её жизненные перипетии – тем более, что в эмигрантской среде существовало обострённое соперничество между всеми относительно успешными. С ним всё ясно – он оставался популярным как артист и в годы эмиграции. А что с Саниной?
Она выходит замуж. И брак этот многие называли «странным». И немудрено: муж, бывший офицер Георгий Шлее, на чужбине тоже не потерялся и не растерялся, в США стал богатым бизнесменом и успешным театральным импресарио. Достаточно сказать, что он поддерживал деловые и творческие отношения с самой Гретой Гарбо. Однако скоро выяснилось, что не только деловые и творческие. И для Валентины это было потрясением! Как? Вот этот невзрачный, далеко не красавец, мужчина, который был её, её, со всеми потрохами – теперь фигурант этого мучительного треугольника «Грета—Григорий – Я»??? И это при том, что Грету она считала своей подругой.
А дальше – больше. После смерти супруга выясняется, что почти всё его состояние завещано не жене, а любовнице.
Санина после всего пережитого жила долго, умерла она, когда ей было 90. Но всё время вдовьей жизни всячески не только избегала встреч с бывшей подругой, даже думать себе о ней запрещала.
Однако она показала себя не только как роковая женщина, но и как успешная бизнесвумен-модельер. По крайней мере, ее салон процветал. И это тоже стало ещё одним ударом для Вертинского, когда он стал (как бы случайно) наводить о ней справки. И разразился едкими замечаниями по поводу как работы её как модельера, так и по поводу глупости американских модниц, что-то там у неё покупающих за бешеные деньги.
«Драпирует их в какие-то убогие лилово-серые тряпки, как бы хитоны, водружает им на головы тюрбаны цвета пелёнки младенца»…
Последний выплеск той любви-ненависти
В «Мышах», написанных, уже в Советском Союзе, тема Саниной всплывает ещё и в связи с тем, что Вертинский противопоставляет зависимую, как он считает, от обстоятельств судьбу женщин, подобных Саниной, судьбе его теперешних соотечественниц. К этому есть прямой отсыл в строках
…Наши женщины не вампы, не медузы,
А разумно кончившие вузы
Воины науки и труда!
Но тут же подпускает шпильку, достойную, скорее, женщины:
Где теперь вы вянете, старея?
Годы ловят женщин в сеть морщин…
Впрочем, его Лидия, с которой он познакомился в Шанхае, «воином науки и труда» не стала. Но стала хорошей актрисой. Как, впрочем, и обе дочери Вертинские, мы их помним по многим фильмам – от «Алых парусов» и «Капитана Немо» до одного из вариантов «Мастера и Маргариты».
Но, напомним, «Мыши» были написаны в 49-м. А вуз Лидия закончила лишь к 1954 году. Да и то сделала она это в основном с подачи мужа, который, сознавая их 30-летнюю роковую разницу в возрасте, хотел, чтобы жена оставалась финансово независимой и тогда, когда его не станет.
И всё же, и всё же… Письма и записки от Саниной он хранил очень долгое время. Даже перевёз с собой в Москву. И уж до времени написания «Мышей» они были точно в целости и сохранности. А что потом? Их точно «съели мыши», как об этом сказано в том едком, даже ядовитом стихотворении?
…Но знакомый шорох узнаю –
Это где-то доедают мыши
Ваши письма – молодость мою
Нет, конечно. Скорее всего, Вертинский последние свидетельства его зависимости от этой женщины сжёг. Наверное, ему так было проще..
