Сегодня д/р Захара Прилепина; небольшой фрагмент из нашей беседы вскоре после #крымнаш.
Вячеслав Бутусов выступил с интервью, в котором проговорил свою позицию относительно того, что музыканты, не рок-музыканты, а музыканты вообще, должны держаться подальше от любых политических коллизий. Не должны выступать там, где идет война буквально. И некоторые это восприняли как его какой-то месседж Макаревичу, который в Славянске выступил. Некоторые, напротив, решили, что это – Скляру. В принципе прав или нет Бутусов? Должны музыканты каким-либо образом обозначать свое отношение к войне?
– Ну, может быть у рок-музыкантов и у российских рок-музыкантов какая-то иная эстетика. Я это даже без иронии говорю. Не та, что была у русских поэтов и писателей, которые, как известно, «певец восстания русских воинов». То есть для Пушкина, уж тем более для боевых офицеров Лермонтова и Гумилева, и для Маяковского, и для Есенина, и для Блока, для многих и многих из них, которые напрямую были завязаны и на поддержку «пресловутого российского милитаризма», и на прямую поддержку и воспевание тех или иных военачальников.
А уж что творилось во время не только Великой Отечественной, но и Финской войны, но и войны в Прибалтике, но и всех после Великой Отечественной войны военных конфликтов, когда и Симонов, и Слуцкий, и Луговской, и Самойлов были все либо военкорами, либо боевыми офицерами.
То есть то, что говорит Бутусов, не совсем вписывается или совсем не вписывается в историю русской классической поэтической традиции. Но может быть у рок-музыки какие-то другие принципы? Ну, то есть это вопрос личного выбора. Если Бутусов так считает, он имеет на это полное право. Просто из этого права не надо делать правило. Это просто право, но не правило.
Помню Фейсбук-дискуссию со своим коллегой, который работает в нашем холдинге, вокруг одного из трудов товарища Прилепина. И мне было сказано, как можно слушать Прилепина, он же записной антисемит. И я попросил привести какие-то примеры, ну, потому что был озадачен, всего могу не знать. Было сказано, что это очевидно. Поэтому я к первоисточнику обращаюсь, непосредственно к Прилепину, в чем антисемитизм проявлялся?
– Ну, вообще ксенофобию можно пришить, как мы знаем, всякому русскому писателю. И без проблем. Но вообще, но это настолько не по моей части, что мне даже смешно это слышать. Я тем более знаю, кто этот человек. Он пресс-секретарь очень известного российского исполнителя?
Ну, да. Макаревича Андрея.
– Да. И этот исполнитель пишет мне письма о том, как ему нравится роман «Обитель». Андрей пишет мне на эту тему разветвленные, очень комплиментарные письма. У нас в этом смысле нормальные, общие эстетические установки. Видимо, ему ничего не мешает это делать.
Мне кажется, Макаревич абсолютно искренен в своих, не буду говорить слово «заблуждениях», потому что я сразу тогда обозначаю позицию…
– Убеждениях, да.
Вот мне интересно было ваш диалог когда-нибудь услышать, лучше прямой.
– Да мы встречались на самом деле. В эфире «Коммерсанта» мы встречались и уже после всех событий 2014 года. И вполне нормально общались и все обсудили. Я понимаю, что у него другой символ веры. Я ничего с этим поделать, собственно, не могу.
Вот именно. Ключевое слово – «вера». Здесь бесполезно спорить. Потому что никакие аргументы не работают там, где есть вера.
– О чем я буду спорить, если вот он такой? Ну, это смешно. Тем более в России это смешно. Я просто выступаю за общие правила. Если Виктор Шендерович говорит: «Мне стыдно быть русским», я имею право сказать: «Ах, вы-то евреи, когда ты поддерживаешь людей, которые ходят со свастиками», да?
Если его случай – это не русофобия, тогда в моем случае, это тоже не ксенофобия. Это просто мы играем по общим правилам. Если вам не нравятся общие правила, тогда не надо этого говорить. Вот и все.
