В ночь с 4 на 5 июля жильцов дома на улице Лурмель разбудил шум.
Сотни ног топтали мостовую, отрывистая немецкая речь смешалась с жалобной французской, лязгали затворы автоматов, надрывно кричали младенцы.
Путаясь в полах подрясника, мать Мария поспешила на второй этаж – из крохотного оконца её коморки толком ничего не разглядеть, только ноги. Бесчисленное количество человеческих ног куда-то брели во тьме. С началом войны парижские фонари погасли и город погрузился в первобытную темень.
«Война лишает людей права на свет» - так объясняла она своим подопечным, - «Когда вокруг тьма, свет надо искать внутри. Надо самому стать источником света. Иного выхода просто нет»
Выглянула из окна второго этажа и в груди похолодело – по улице текла река человеческих голов: мужчины, женщины дети. Да их не сотни, а тысячи! Куда же их всех?
- Мария! Мария! – вдруг вырвался из толпы знакомый голос, полный отчаяния и страха.
«Господи, да это же Сара!» - узнала она голос подруги. Сара Августевич до войны держала небольшую книжную лавчонку, а в свободное время помогала в «Православном деле» - так называлась общественная организация, где работала и сама мать Мария, и прочие неравнодушные люди. Сколько раз они с Сарой пили чай и говорили о литературе, о России, да о чём только они не говорили… А теперь Сару гонят на смерть и тому, кто попытается встать на пути этой дьявольской машины явно не сдобровать. Но раздумывать некогда, да и не привыкла она – рождённая для бурь, отсиживаться в сторонке. Через несколько минут мать Мария скользнёт в толпу гонимых и испуганных людей.
Тринадцать тысяч парижских евреев согнали на старый велодром. Там в течение трёх суток проходила сортировка и отправка в лагеря. Всё это время несчастные находились без еды и даже без воды. Как ни странно, фашистский режим допускал присутствие нескольких сотрудников Красного креста. Таким сотрудником и представилась мать Мария. Вскоре она разыскала Сару Августевич, села рядом, молча обняла подругу.
- Мне страшно, - призналась Сара, - они нас всех убьют. Я вижу, как они на нас смотрят, словно мы не люди вовсе. И я ненавижу их, ненавижу…
Сару била крупная дрожь, на лбу выступили капельки пота. Ну, что ей сказать? А сказать что-то обязательно надо. Даже если ничего не изменится от слов, они всё равно нужны! Со словом человек приходит в этот мир со словом и уйдёт. И важно очень, какое это будет слово!
- Постарайся их простить, - тихо произнесла Мария. Фраза эта показалась Саре настолько безумной, что она на миг перестала думать о своей участи и уставилась на подругу, опасаясь за её рассудок.
- Про… Что? Как? Простить их? – заикаясь прошептала Сара, облизывая сухие губы.
- Да! Именно, простить! - уверенно подтвердила Мария, - они не ведают, что творят. Ими управляет идея. Ошибочная идея. В корне неверная. А они всего лишь люди, Сара. Людям свойственно ошибаться. Ненависть же разрушает твоё сердце. А им она, как слону дробина. Подумай, вдруг ты предстанешь перед Господом с ненавистью в сердце?
Они ещё долго говорили и плакали, и просили друг у друга прощения. Саре суждено было погибнуть через неделю в газовой камере, а её подруге предстояло прожить ещё три трудных года.
С велодрома мать Мария вывезла трёх еврейских детишек. Вывезла в мусорном баке и спрятала в общежитии на улице Лурмель. И, конечно, это были не единственные спасённые ею жизни. С самого начала оккупации в Париже действовала подпольное Сопротивление. Людям еврейской национальности, а также цыганам и коммунистам помогали выбраться из города, используя фальшивые документы. Мать Мария и отец Дмитрий Клепинин активно включились в это дело, выдавали липовые свидетельства о крещении.
Акт сей православными оценивался неоднозначно. Действительно, насколько этично надевать крестик некрещённому? Даже в те страшные времена ответ для некоторых не выглядел очевидным.
Медленно текли дни, месяцы и ничего не менялось. Миром правила тьма, а до рассвета ещё было так далеко, и надо было как-то жить, и ходить, стыдливо опуская глаза мимо похожего на две скрещенные буквы Z знака, и не падать духом, и в других вселять веру. Легко ли ей всё это давалось? Да нет, конечно.
Терзали душу сомнения, терзала бессонница и тревога. Но она, Лиза Пиленко родилась воином и воином же оставалась мать Мария. А воин он живёт действием, а не думаньем о действии. Воин действует даже тогда, когда кажется, что все действия бесполезны. И она действовала и боролась до конца. Боролась за человечность. Вот к чему пришла южная девочка, задающая всем неудобные вопросы. Девочка, которая мечтала изменить мир пришла к практике малых дел. А чем закончила?
В феврале 1943 гестапо нагрянет в дом на улице Лурмель. Арестуют священника Дмитрия Клепинина, ещё нескольких человек и сына Юру, ему всего 20 исполнилось. Самой матери Марии в то время в Париже не оказалось, в отъезде была.
Софье Борисовне передали на словах, мол, если ваша дочь хочет хлопотать за сына пусть сама явится в гестапо.
- Вы дурно воспитали свою дочь, - укорил пожилую женщину гестаповец, - она только жидам помогает.
- Моя дочь – христианка. Она помогает всем несчастным и даже сумасшедшим, если бы с Вами случилась беда, она и Вам бы помогла, - отвечала Софья Борисовна. Этот случай она будет потом пересказывать много раз.
А мать Мария? Могла бы она после всего случившегося спрятаться, ускользнуть, не приходить в гестапо, ведь понятно, что её там ожидало. Ответ очевиден – не могла.
Ей даже дали увидеться с сыном. И то был их последний разговор. Потом его – в Бухенвальд, её – в Равенсбрюк.
А дальше до нас дошли немногие свидетельства доживших до освобождения, среди которых, например, племянница Шарля де Голля Жевеньева де Голль- Антоньоз. Она рассказывала о том, что мать Мария Скобцова - необыкновенной души человек и даже в лагере на грязном тюфяке из гнилой соломы устраивала литературно-философские диспуты.
У человека можно отнять многое: имущество, здоровье, права, но нельзя отнять тягу к мысли! И понимая это, мать Мария не позволяла ни себе ни окружающим её несчастным людям потерять главное человеческое достоинство.
Также, говорят, поступал и Осип Мандельштам в ГУЛАГе. Вечерами у костра пересказывал зекам произведения классиков.
Её смерть – легенда. Будто бы пошла в газовую камеру за другого человека. Но в дизентерийном бараке выживших не было. Рассказать-то было некому. Однако, легенды на пустом месте не рождаются. Это учебники истории можно переписывать сколько угодно раз. А для легенды нужно нечто особенное. Нужен подвиг не ради славы. А ради чего-то большого и стоящего.
P. S. Канонизировали её только в 2004 году. Константинопольский патриархат причислил мать Марию Скобцову к преподобномученникам. Русская Православная Церковь неоднозначно отнеслась к канонизации. У нас её до сих пор считают бунтаркой, не вписывается, дескать, в рамки смиренной православной духовности.
- Как можно во время литургии пойти за продуктами для бедных? Господь сказал в Евангелие; «Нищих всегда имеете, а меня не всегда» - иигумен Сергий Рыбко.
- Мария Парижская – неудобная святая. Слишком противоречива её биография, слишком много событий в её жизни. Русская православная церковь не готова признать святость матери Марии Скобцовой. Думаю, мать Мария на нас за это не обижается и тихо улыбается нам своей открытой улыбкой и готова прийти на помощь, прямо сейчас, - протоиерей Дмитрий Карпенко.
Моё мнение, как автора этого очерка: мать Мария – самая русская и самая близкая нам святая. Это мы ещё не доросли до понимания всей глубины её подвига. О ней не мало написано материалов и публикаций, но, видит Бог, мне давно хотелось написать о ней своё. Тёплая, эмоциональная девочка, красивая женщина волею судеб заброшенная в круговорот исторических событий, её христианство – это соломинка, за которую держится утопающий во время шторма. И соломинка эта сработала!
А закончу я её собственными словами:
Кто я, Господи?
Лишь самозванка,
Расточающая благодать…
Начало истории - ТУТ! и 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть,6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12 часть, 13 часть, 14 часть, 15 часть, 15 часть, 16 часть, 17 часть, 18 часть
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!