Солнце жжет нещадно, целые тучи мошкары взвиваются вокруг тел женщин. С противным жужжанием налетают оводы. Кусают больно, до крови, но отмахнуться от них нет никакой возможности.
Наконец, на крыльце конторы появились председатель колхоза, Федор Авдеич, здоровый, могутной, седовласый мужчина лет шестидесяти и бригадир, Аркадий Сергеевич, тоже не мелкий, но по сравнению с Авдеичем казавшийся тщедушным.
Федор Авдеич произнес речь, колхозники одобрительно загудели и тронулись в путь. Впереди шла хромая кляча, таща за собой телегу, груженую парой мешков с продуктами, двумя котлами, флягой и корзинками.
Софии подумалось, зачем все это с собой таскать, когда можно взять с собой обед, а вечером возвратиться домой? Вечером она поняла, зачем.
Молодые девушки, парни-подростки, несколько пожилых мужчин и женщин шагали бодро. Солнце еще только-только поднималось, дул утренний прохладный ветерок, в высоком небе пел, заливался жаворонок. София видела на лицах этих людей радость и какое-то благолепие. Чему они радуются? Они идут работать не на себя, не для своей скотины траву будут косить. Чему радуются, как понять?
Где-то на половине пути София начала уставать. Грабли на плече стали казаться невероятно тяжелыми, подол платья путался в ногах, платок сполз на лоб. Но она не могла остановиться и поправить его. Маруся, шедшая рядом, с тревогой поглядывала на Софию
- Чего, подруга, тяжело? Грабли на плечи давят? Это с непривычки. Дай их сюда, закину на телегу.
Сразу полегчало. София на ходу поправила платок, вытерла пот с лица. Шедшая рядом с Марией полная, белобрысая девушка фыркнула
- Чего это ты Манька об ей так заботишься, сестра она тебе что ли?
- Матрена наказала приглядывать. Жалеет она эту иноземку. Они с одного поля ягодки. Мой-то свекор тоже сосланный, знаешь ведь.
- Ох, Мань, тяжело тебе без Саши-то придется. Матрена, она ведь каменная, кулацкая у нее кровь, загоняет она тебя работой.
- Да, Сашка-то меня жалел, хоть для виду при матери строжил. Зато ночью, бывало дождемся, когда Зойка уснет…
Дальше Маруся зашептала подружке на ухо, та засмеялась
- Манька, бесстыжая ты. Прямо так и есть, как говоришь? Ой, бессовестная ты какая!
Маруся повела плечами, улыбнулась полными яркими губами, сверкнула темными глазами
- Бессовестная и че? Шибко охоча я до этого дела, Нюр! Погоди, выйдешь замуж за Ваську нашего, он тебя научит, тоже станешь бесстыжей, если повезет. Скорее бы уж вернулись наши мужики. Свадьбу бы вам справили. Эх, загнала бы я своего Сашку на сеновал, ох и повоевала бы с ним от души.
София улыбнулась. Не пройдет и полгода, вернутся ваши мужики. И помещик ваш вернется, или его сын. По-другому жить станете. Мария заметила улыбку Софии
- Чего смеешься? У тебя что ли с мужем не так было? Любишь, небось, тоже, тоскуешь?
София промолчала, только пожала плечами. Маруся отвернулась и запела какую-то протяжную, печальную песню, остальные женщины подхватили ее и пошли шибче.
Навсегда запомнила София свой первый сенокос. Прибыв на место, не отдохнув ни минуты, все принялись за работу. Мужчины взялись за косы и встав косяком двинулись вдоль широкого луга. Женщины, ловко орудуя топорами, рубили иву возле озера и складывали в кучи. Подростки собирали дрова и хворост для костра, повариха чистила картошку.
Софии досталось таскать ветки ивы. Улучшив минутку, она спросила у Марии
- Маруся, мы зачем ломаем деревья?
- Как ты думаешь, где мы будем спать? Припасем веток, мужики соорудят шалаши. Знаешь, что это такое?
- Знаю, но никогда не спала в шалаше.
- Вот и узнаешь. Хватит болтать, давай работать, а то вон, Елизариха уже косится.
Ближе к обеду мужчины закончили с косьбой участка, что меж двух озерков. К этому времени готов обед, наваристый гороховый суп с бараниной. Настаивается ароматный чай из смородинового листа и мяты, растущих в изобилии вокруг озер, раскиданных по лугу.
Уставшие мужики расселись под кустами ивы у самого берега озера. Женщины подали суп, крупные куски мяса на блюде, хлебушек. Сразу налили в алюминиевые кружки пахучий чай. Накормив мужчин, поели сами. Молодые девчоночки помыли посуду. Настало время женщин.
Мария, замотав лицо платком так, что остались одни глаза, подошла к Софии.
- Завяжи платок путем. Шею укрой.
- Зачем? Жарко же.
- Сгоришь на солнце, завязывай, давай, пошли!
Теперь женщины встали в ряд, Маруся рядышком с Софией. И пошли, и пошли ворошить сено, приподнимать его, переворачивать, чтобы сохло оно равномерно, чтобы было душистое, сухое, но не ломкое.
Солнце жжет нещадно, целые тучи мошкары взвиваются вокруг тел женщин. С противным жужжанием налетают оводы. Кусают больно, до крови, но отмахнуться от них нет никакой возможности.
Горячий воздух проникает во все поры, выдавливая из них влагу. Пот заливает глаза, течет по спине, по груди, стекает ниже. София старается не отстать от остальных женщин, но каждый шаг, каждый взмах граблями, достается ей с огромным трудом.
Перед ее глазами мелькают разноцветные и золотые червячки, в ушах стоит звон. Как бы София ни старалась, но не успевала за всеми. Женщины дошли до края луга и расселись в тени деревьев. Отдых несколько минут, и обратно, сено ворошить. София осталась одна посреди широкого луга. В глазах отчаяние. Ей ни за что не дойти до этого проклятого края.
Маруся охнула, плюнула и пошла ворошить сено, идя навстречу Софии.
Когда они подошли к дереву, женщины и девушки вовсю травили байки, смеялись. Будто не было никакого труда пройти с граблями едва ли не пол километра, переворачивая сено. София не хотела показать виду, что устала до изнеможения, но не удержалась на ногах и сползла на землю. Елизариха ехидно рассмеялась
- Девки, гляньте на нее! Сомлела никак наша барынька! Небось не приходилось сено для коров добывать, поди думала, что их булочками кормят.
София промолчала. У нее кружилась голова, в горле пересохло. Хоть бы глоточек воды! Но вода только в другом конце участка, до него еще нужно догрести. Железные что ли эти женщины? Они не устали, пить не хотят?
София промолчала, зато за нее заступилась Авдотья Петровна, жена бригадира, румяная, гладкая женщина лет эдак пятидесяти. Ее никто на луга не гоняет, просто нравится ей на сенокосе. Да, еще хочется хоть ненадолго избавиться от свекрухи-злыдни, и со своим мужиком без ее надзора вволю наговориться.
- Ты, Елизариха, не задевай зря бабу. Она старается, видишь ведь, из сил выбилась. Маруся, поставим Софию на ряд между нами. Втроем как-нибудь дойдем до края.
Софии стыдно, но она заплакала. Заплакала от усталости, от благодарности к женщинам, которым она совсем чужая, можно сказать, враг.
Они дошли. София пила из полного ковша холодную воду, которая выливалась из уголков ее рта, струйками стекала за ворот платья. Пила, не отрываясь, наливаясь силой этой чужой, но такой доброй земли. Сколько бы София ни жила, какие ни пила напитки, чудеснее этой ключевой воды она не пивала никогда.
Продолжение Глава 6
