Любовь к литературе вообще и к поэзии в частности зародилась у Высоцкого ещё в школьные годы, с появлением новой учительницы, открывшей юношам мир поэзии Серебряного века. Вместе с постижением творчества Гумилева, Северянина, Цветаевой, подростки и сами пытались что-то сочинять. Сначала, как вспоминает одноклассник Владимира, И. Кохановский, это были эпиграммы друг на друга и одноклассников. И, видимо, не всегда удачные или добрые:
"И в то же время мы все стали писать разные эпиграммы друг на друга и просто стишки смешные. Тогда наш одноклассник, Валерка Петров, написал на Володьку эпиграмму: Смеялись девочки: "Хи-хи, Высоцкий стал писать стихи". А у Володи уже тогда было такое мужицкое начало, и он ответил: «Какие мерзкие стишочки ты научился сочинять. [Продолжение забанено цензурой Дзена], Что я могу еще сказать?»" (Костюкевич П. Чуть помедленнее, кони...: (Кохановский о Высоцком). Московский Комсомолец, 2000, 25 июля)
Потом были стихи для школьной стенгазеты, целая "Школьная поэма", написанная Высоцким и Кохановским от имени выпускников в десятом классе, множество капустников в студенческие годы. Но мог ли предполагать и сам Высоцкий, сочиняя злободневные куплеты на мелодии популярных песенок или классических романсов, во что перерастёт это увлечение? Но первых своих опытов он стеснялся. Вернее, опасался быть осмеянным. Вот, например, Аркадий Свидерский, один из школьных друзей, рассказывал:
— У нас в школе были распространены тогда уличные, блатные песни. Их слушали и пели. И Володя, когда начал пробовать себя, сначала не говорил, что это его вещь, — а вдруг засмеют? Потом, когда видел, что песня нравится, только тогда и признавался, что это он сам написал. Так потихонечку-потихонечку он начал петь. Причем писал песни очень лихо, почти без черновиков. <...> Прошло какое-то время, и Володя постоянно стал приходить с гитарой. Все новые песни он пробовал на нас. Когда Акимов переехал в другую комнату в том же дворе, у него появился магнитофон «Спалис» — один из первых образцов. Мы стали эти песни записывать. Это были, как говорится, его первые пробные шары, первые записи. Иногда мы ему советовали: так, не так. Он наше мнение обязательно выслушивал, потом переделывал, немножко подрабатывал. Каждая песня имела по пять, по шесть вариантов. Мы были первые его слушатели — первооткрыватели. Нам не казалось тогда, что он гениальный, — он был просто наш товарищ, из нашей же компании, который играет на гитаре и поет. Ведь никто же не знал, что это разовьется в такую большую силу. Если бы знать и сохранить тот магнитофон, самые первые вещи… Кстати говоря, Игорь Кохановский тоже прекрасно играл на гитаре и тоже пел. Иногда они с Володей брали две гитары, пели вместе, иногда играли по очереди. На этих мальчишниках мы засиживались до утра, несмотря на то что всем — в институты. Нам было интересно. Жаль, что первые пленки не сохранились…
Об этом магнитофоне упоминал и Артур Макаров, рассказывая В. Перевозчикову о "золотой плёнке" - записи со всеми ранними песнями Владимира Высоцкого, от самых первых опытов с чужими песнями до своих, авторских:
"Возник период, когда материальные дела наши стали настолько плохи, что пришлось посягнуть на святая святых — наше жилище. Рыдая, мы разрешили Кочаряну сдать на время (на полгода) его квартиру. Это означало, что всем нам придется на это время фактически остаться без крова. И поселились у Володи Акимова (сейчас он сценарист, уже седой, но отчества его, ей-богу, не вспомню). Он Жил в огромной, 40-метровой комнате, окна которой выходили во двор, в коммунальной квартире. Комната была заставлена старинной мебелью, на стене висели каска с надписью «Если завтра война?», бурка отца и его же шашка. Так мы жили довольно долго, пока кризис не стал всеобъемлющим. И тогда мы уговорили Володю обменять эту 40-метровую комнату на меньшую в том же доме, с доплатой. И мы все переехали туда — из 40-метровой в 20-метровую. Причем в счет доплаты нам дали старый магнитофон, кажется «Спалис», едва-едва работающий. Вот так у нас появился магнитофон. <...> На этом магнитофоне они и были записаны, все первые песни Володи. Тогда он пел иначе, чем позже, — у него не было еще хрипоты, многие песни иначе звучали, во многих были совершенно другие куплеты. Это все было записано тогда и переписывалось только два раза. А этот ленинградский родственник позвонил мне три года назад и сказал: «Слушай, помнишь, ты мне давал пленку? Она у меня все так и хранится с тех пор». Я сказал: «Береги ее, я приеду». Когда я приехал, его не было в Ленинграде. Он по роду своей работы уезжает в трех-четырехмесячные командировки. Потом это как-то замоталось, у меня так и не дошли руки. А там есть песни, которых нет ни у кого". (Артур Макаров. Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого: интервью и литературная запись Валерия Перевозчикова. - М.: Московский рабочий, 1988. - С. 104)
Вариант этой плёнки сохранился у Инны Кочарян. Возможно, он не такой полный, как был у Макарова, но зато он есть и доступен:
07_0040 Москва, на дому у Левона Кочаряна, 15 июня (09 июля?) 1965 года
https://vk.com/music/playlist/-33182277_25922647_3f94856b6b4685e737
Эта плёнка была записана летом 1965 года, перед отъездом И. Кохановского в Магадан. Тогда они решили заново переписать все песни, потому что первые плёнки на убитом магнитофоне были ужасного качества. Здесь тоже не все хорошо звучит, особенно первые песни, но в целом все очень даже неплохо.
Инна Александровна рассказывала, что к записи Володиных песен Левон Суреныч подходил серьёзно:
Может быть, он когда-то в блокноте и писал… Но в принципе у меня было впечатление, как будто песни из него лились. Он этими песнями разговаривал с друзьями. Это был способ общения с друзьями.
И тут же, на ходу, он их перерабатывал. Были песни, которые он только что записал, а потом приходит и говорит: «Левушка, ты знаешь, давай еще раз». Потому что он уже что-то переосмыслил.
— А как происходила сама запись?
— И днем и ночью они очень серьезно работали, записывали песню, потом слушали. Если что-то заскрипело, значит, надо еще раз переписать. А еще у нас на магнитофоне «Днепр-11» все клавиши были одинаковые, не на ту нажмешь — сотрешь запись. Поэтому все пленки были «ущербные», потому что их переписывали по многу раз. Но и Лева и Володя получали колоссальное удовольствие от этих своих сеансов звукозаписи. (Инна Кочарян. Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого: интервью и литературная запись Валерия Перевозчикова. - М.: Московский рабочий, 1988. - С. 90)
Тем не менее, сохранилось достаточное количество автографов с ранними опытами стихосложения - в тетрадках, студенческих конспектах - обычные графоманские юношеские опыты, кто из нас не писал такого в 17-20 лет? Когда, в какой момент количество перешло в качество? Убеждена, что не последнюю роль сыграли две вещи: более взрослая компания пишущих людей, блестящих, талантливых, которые постоянно делились своим творчеством, эдакий мастер-класс на дому и очень хорошее знание русской поэзии. Не может творчество взрасти на пустом месте. Пушкин, Маяковский, Есенин, Северянин - каждый помог раскрыться.
"Первые Володины песни я услышал в сентябре или в октябре 1961 года. Он звонит ко мне домой: «Васечек, ты не можешь приехать? Срочно нужна рубашка, надо выручить друга, — у него порвалась…» Приезжаю на Большой Каретный, там собралась знаменитая компания— Лева Кочарян, Артур Макаров… Рубашка нужна была Артуру. И вот тогда Володя спел какие-то новые песни. Я спрашиваю: «Чьи?» — «Это я сам написал…» Пять-шесть очень интересных песен… И Володя был в центре внимания, все девушки — его! У меня, конечно, — белая зависть… И этой же осенью я написал «Бабье лето»…
Новый, 1962 год всей компанией встречали у меня. И вот тогда впервые я спел «Бабье лето»… Артур Макаров — он тогда был для нас главным авторитетом — говорит: «Давай по второй». И через некоторое время песня «Бабье лето» стала гимном нашей компании". (Кохановский И. Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого: интервью и литературная запись Валерия Перевозчикова. - М.: Московский рабочий, 1988. - С. 66)
Не это ли сподвигло на появление "Большого Каретного"? Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном...
Анатолий Утевский совершенно уверен в том, что не все первые песни Высоцкого сохранились на пленках. И это очень обидно. Возможно, пелись вещи, которые мы сейчас знаем только из черновых набросков. А возможно, не сохранилось даже их.
— У него была странная манера — он мог говорить, есть, пить и вдруг резко вставал и убегал в соседнюю комнату — писать! Он мог говорить о чем угодно, но все время думал о своем. Я никогда не видел, чтобы Володя с утра садился за стол и начинал писать, как это делают писатели-профессионалы. Его песни рождались как-то естественно, прямо в жизни… (Анатолий Утевский. Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого: интервью и литературная запись Валерия Перевозчикова. - М.: Московский рабочий, 1988. - С. 80)
Источник:
Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого: интервью и литературная запись Валерия Перевозчикова. - М.: Московский рабочий, 1988. - 317 с.)
Спасибо, что прочитали. Если вам понравилась статья, познакомьтесь с другими материалами канала: Каталог статей "Стихии Высоцкого" . Лайки, подписка и комментарии тоже лишними не будут. Дзен требует активности подписчиков.
