Сергей не стал отдыхать после тяжелой поездки. Рукам нужна была работа, мозгам – покой. Так лучше – хлопоты и заботы отвлекали от дум, от чувства вины. От тоски. Разве он хороший сын? Только обещания, только слова, ничего доброго для матери Сергей так и не сделал. И умерла она в нищете, не приняв от Сергея ни копейки. Все так и оставила на сберкнижке. Ну почему? Все деньги превратились в фуфлики. Какая же она глупая, глупая, милая мама…
Сергей был благодарен сыну. Ванька, плоть от плоти, кровь от крови, земной человек, тонко чувствовал состояние отца. Это из-за него он не остался с матерью и братом. Ванька не отличался разговорчивостью, больше отмалчивался, никогда не спорил и не ругался. Хороший сын. И он – рядом. Всегда.
За несколько дней накопилось много дел: не оплачены поставки сырья, и рабочие несколько дней откровенно гоняли балду. «А зарплату потребуют в полном объеме» - с неудовольствием подумал Сергей. Клиенты из Иркутска, семейная пара, неожиданно (интересно, как) разбогатевшая, потребовали возврат выплаченных денег. От мебели отказались, хотя хвалили, когда покупали. Что не так?
- Что не так… Да просто все. Продулись в казино подчистую. Не до мебели. Они, похоже, и сам дом прос…и, - объяснил ситуацию Кузьмин, оставленный Сергеем за главного. - Да не до этого сейчас. Серьезно! Пока тебя не было, от Пряникова несколько раз приходили.
- Да что им надо вообще? – Сергей снова зарылся в документы.
Кузьмин смахнул с куртки невидимую соринку.
- Так, это… Слияние…
- Что?
- Ну, в общем… Чтобы твоя фирма с его фирмой объединились. Налоги, поставки, зарплата – не наша головная боль, типа, Пряников обо всем сам будет думать. И зарплата в разы больше!
Сергей, пристально взглянул на Кузьмина:
- Так что ты, Володя, мучаешься? Хочется слиться, сливайся. Можешь замуж за Пряника выходить.
- Серега, ну так же лучше. Нас долги затягивают.
- Долги затягивают меня, Володя. Ничего, вывезу. А отдавать свой цех не собираюсь. Ты не понял, что ли? Прянику мы поперек горла. Он вбухал денег в производство немеряно. Только не догнал, что его фанера нафиг никому не сдалась.
Кузьмин хотел было закурить, но вспомнив, что приехавший хозяин категорически запрещал курить в доме, нервно засунул сигарету обратно в мятую пачку.
- Так ведь Пряник так просто не отстанет, Серега. Ты же знаешь.
- Знаю. Прогибаться не буду. Более того, в прокуратуру обращусь. Он уже сколько предприятий похерил. Пряник, блин. Кто он был? Шнырь. Шестерка. Он и сейчас – шестерка дешевая. У кого он на подхвате, у губера?
- Говорят, сам по себе.
- Ты больше слушай, что говорят. Так что, передай: пусть засунет себе в задницу мечты о моем цехе.
***
Кузьмин дураком не был. Серега метил высоко. А главное – цены, вполне демократические. Развернулся с умом: в основном налегал на производство мебели, доступной простым людям. Конечно, была линейка и для богатеньких. Для них Сергей выписывал дорогие сорта древесины. Но в основном – сосна. Массив. На года.
Пряник прогорал. Он уже не раз предлагал Сереге по-хорошему свернуть дело. Пока – по-хорошему. Предлагал неплохие деньги. В принципе, чего бояться? У Сереги цех маленький, изделия – штучные. Но ведь Серега на месте не стоял. А это плохо. Пряник предупредил Кузьмина в приватном разговоре:
- Или ты со мной, или ты против меня, Володенька. У тебя трое девчонок? И жена-красавица? В общем, сам знаешь.
Кузьмин попал как кур в ощип. Это катастрофа. Уволиться бы… Но от Пряника не спасешься. Сдуру Володя принял от него помощь, когда умудрился наделать недостач в фирме. А все – игра. Игра – высший смысл и основная страсть Володиной жизни.
Год назад, в Иркутске, Володя набрел на сверкающее в ночи здание. Зашел полюбопытствовать. А там, как в кино про Лас-Вегас. Круглые столы с рулеткой. Электронные автоматы, где на маленьких экранах мелькали рядки безобидных клубничек или вишенок. Карты, фишки, крупье с бабочками на шее. Бесплатный кофе, подаваемый прелестными девушками. Улыбки, сигары, шампанское в бокалах.
- Добрый вечер! – перед ним возникла юная дива в коротенькой юбочке. Блузка, соблазнительно расстегнутая на пару пуговиц, упругая грудь, - хотите сыграть?
- А я не умею, - сглотнул слюну Володя.
- А я вас научу, - кокетливо улыбнулась Дива и повела Кузьмина к «однорукому бандиту».
***
Если бы знал Серега – выкинул бы Кузьмина, как паршивого котенка. Но Серега не знал. Да и зачем – Пряник выручил Володю тогда – погасил долги. А теперь потребовал отработки. Это катастрофа…
***
Сергей психовал: бизнес, как утлая лодчонка в бешеном потоке, грозил разбиться об огромный мшистый валун. Всюду крен. Везде проблемы. То чиновники лезут с нелепыми предписаниями, то пожарные, то господа-разбойники. Все по-вороньи распахивали ненасытные клювы: дай, дай, дай. А что для семьи? Приходилось юлить, вести черную бухгалтерию, скрывать истинные доходы. Врать, обманывать, крутиться. Назад дороги уже не было – столько сил, столько нервов вложено в дело! Тут уже не до творчества.
Ваня пока всего этого не знал. У Ваньки умные руки. Он подолгу корпел над чертежами, и вот – на ватмане настоящий шедевр. Ванька чувствовал красоту. Цены ему не было! Настоящий художник. Не Сеньке – Ване надо было учиться в какой-нибудь художественной академии! Почему Маша этого не увидела?
Впрочем, он, Сергей – не слепой. В этом году надо поднатужиться, а вот в следующем надо все-таки отправить сына на учебу. Пока Сенька освоится, приладится к жизни северной столицы, а там и… Сергей все для детей сделает. И для Машки.
В последние годы она полностью ушла в себя, часто задумывалась, смотрела сквозь Сергея. Что-то у нее спрятано в душе. Сергей не приставал с расспросами. Мало ли у женщин проблем? Тем более, муж у Маши – не подарок. Денег от него – кот наплакал, а сейчас еще проблемы почище начнутся. Пряник шутить не будет. Ну-ну, пусть попробует. Серега тоже не пальцем сделанный. Может быть, Маша что-то такое чувствует и боится об этом говорить вслух?
Они договорились созваниваться раз в три дня. Ваньку хватало на три минуты:
- Привет, Мам. Все отлично. Пока, мам.
Впрочем, Сенька точно также разговаривал с отцом. Молодость. Сергей был таким же.
А Маша подробно рассказывала об успехах Сени. Первый экзамен он сдали.
- Еще два. Сережа. Еще два. Хоть бы по баллам пройти. Надеюсь, пройдем. Через неделю, надеюсь, приедем уже студентами, Сереж. Как ты?
Как он? Нормально, как. Что ему сделается…
***
- Ванька, поехали на рыбалку?
Ваня кивнул головой. У них было специальное место в тайге. Свое зимовье. Отец строил его сам – помогали Сеня и Ваня. Дядя Володя, друг отца, заядлый охотник, уговорил Сергея построить избушку на двоих семь лет назад.
- Серега, скоро жрать нечего будет, так хоть семьи дичиной прокормим.
Совет был дельным. Сергей и Владимир выбили себе место в охотничьем хозяйстве. Тогда это было не так сложно. Сложили крепкое зимовье с печью и нарами. Время от времени наезжали сюда. Сергей больше любил рыбачить. Зимовье располагалось недалеко от речки, богатой красной рыбой. Владимир больше шастал по тайге, без устали отмеряя десятки километров.
Сергей видел, что Кузьмин переживал. И то, правда, что ему в голову взбрело: отдать все Прянику. Мужик неплохой, помириться пытается. На охоту-рыбалку зовет.
- Посидим, побалякаем. Что-то у нас с тобой крен. Что-то я дурака свалял, - оправдывался Володька.
Собрались быстро. Снасти сложили в багажник Нивы. Доехали до развилки, припрятали машину. Рядом, в кустах, скучала уже чья-то вылизанная старенькая «копейка». Видимо, какому-то старикашке приспичило на рыбалку. Здесь ведь бояться угона нечего, чай, не Москва. Да и добыча – не больно лакомая, консервная банка, хоть и ухожена хозяином. Не угонщиков надо опасаться – браконьеров. Тем человека грохнуть – как два пальца об асфальт. Надо бы приметить эту «копейку» - мало ли. В тайге пропасть легче легкого. Может быть, Серега зря парится: на таких машинах дилетанты не ездят. Опытный мужик, наверное: место для стоянки давно намято. Не в первый раз. Но все-таки…
Со снастями, с рюкзаками на плечах двинулись, наконец. Ваньку никто не берег – мужик вырос, ко всему привычный. Ваня неспешно мерял шаги, поглядывая вокруг. Ели вымахали выше пятиэтажных домов, и все вокруг себя усеяли хвоей. Лютовал комар, спрятавшийся от жары в мрачном урмане.
Тайга свистела, пела и тенькала тысячами птичьих голосов. Где-то, недалеко, камнем грохнулся с ветки тяжелый глухарь – забоялся человека. Пахло распаренной болотиной и грибной сыростью. С низин поднимались тучи не знающего пощады гнуса. Радуются человечине. Там, на заимке, выстроенной на высоком месте, обдуваемой ветерком, будет полегче. Нужно немного потерпеть. Километров пятнадцать, на вскидку. Зимой до самой избушки дорогу торили на снегоходах, а летом никакой вездеход не пройдет. Тем лучше – подальше от бестолковых туристов, повадившихся в последнее время на поиски таежной романтики.
Ваня представлял, как забросит подальше в воду лесу с мормышкой, как не торопко, но и не тихо крутанет катушку. А потом, почуя тяжесть на крючке, выудит расторопно и умело тяжелую рыбину, яркую, как огонек, сверкающую чешуей, сильную, полную жизни. Как сердце забьется от восторга. Как потом отвернется, чтобы не смотреть на потухающие краски на теле засыпающего тайменя.
Можно будет искупаться, смыть с себя пот, охладить кожу, изгрызенную гнусом до мяса. Можно затопить баньку, которую придумал поставить прямо на берегу дядька Володька. Дома ему бани мало, что ли? Баня, новая, выстроенная по-белому, кокетливо красуется около реки.
Возле нее – грубо сработанный стол на четырех столбиках, врытых в землю. На столе возделывают и засаливают рыбу, икру и мясо. А потом, вымыв рабочую поверхность и выскоблив ее добела, батя и Володя выпивают, спорят, разговаривают друг с другом. Ванька спит в избушке и слышит, как они смеются или поют песни. Гнус их почему-то не берет.
Все, как обычно. Пришли, рассыпались, кто куда, по заимке. Ванька возился со снастями, отец копошился в избушке. В этот раз чисто: ни росомаха, ни медведь тут не хозяйничали. Владимир отправлял «купаться» в реку водочные бутылки. Потом, вытащив пару ведер из бани, затеял набирать воду в бак. Вскоре потянуло свежим дымком.
Ванька закинул леску спиннинга… Дядька Володя разлил водку по рюмкам… Понеслась…
***
Кузьмин продирался через лес в глухой темноте. Нужно было добраться до дома незаметно. Добраться пешком – Ниву трогать нельзя. Его на рыбалке не было – жене сказано – поехал к Прянику на разборы.
- А почему хозяин сам не разбирается? – спрашивала его испуганная жена.
- Хозяину похрену! Он на рыбалку с Ванькой укатил! Я, наверное, уволюсь, Таня. Сил моих никаких!
Все шло как по маслу. Все ровненько. Ну, если не учитывать, что сейчас в баньке на берегу реки «парятся» два трупа. Один – Серега. Другой – Ваня.
Ваню было жалко до слез. Хороший паренек…
Кузьмину все время казалось, что за ним кто-то гонится. Кто-то огромный и недобрый. Гонится, чтобы схватить его за шею и голосом Сергея спросить:
- Что ты частишь все, Володя? Я тебе не алкаш, водку без закуски хлестать!
Он никогда никого не убивал. Да и сейчас разве он убил? Разве он отравил? Он просто добавил клофелин в водку. Ваньке в чай – совсем немного, на что-то понадеявшись. Они уснули почти мгновенно. И в их сне не было ничего страшного. Потом пришлось их раздевать и укладывать аккуратно одежду в предбаннике. Потом тащить в баню. Нужно было, чтобы все выглядело реалистично: отец с сыном парились в бане.
Пот стекал ручьями со лба Кузьмина. Пряник обещал: никакого расследования не будет, но сделать все нужно аккуратно. Все очень аккуратно. Кузьмин с трудом открыл рот Ваньки и влил внутрь немного водки. Чтобы поверили: парень взрослый, напился с батькой. Кое-как баню истопил. Не рассчитали, не вовремя прикрыли вьюшку. Угорели.
Горе-то какое, господи.
Вот они, мокрые веники. Вот легли мужики: один – на полок, другой сполз на пол, опустив бессильно голову.
У Кузьмина ходили ходуном руки. Угар заполнял его легкие.
Он все сделал очень аккуратно. Через пару часов проверил – как там… Потом проверил еще раз. Ваня лежал с открытыми глазами. И в глазах застыло недоуменное выражение, он так и не понял, почему все так: только-только радовался первому тайменю, и вдруг…
Кузьмина била дрожь. Он чуть не испортил дело – закрыл на задвижку входную дверь… Пришлось возвращаться через страшную темень, через ведьминские крики сов, через хлеставшие по лицу еловые ветви туда, к смертной поляне.
И снова обратный путь – вой, уханье и визги – ад на земле. И в мозгу – Серега смотрит белыми глазами, размыкает мертвые губы и спрашивает:
- Что ты все частишь, Володька?
Что ты все частишь?