Вопреки обычным представлениям о психиатрических больницах, этот дом не был желтым. Он больше походил на сложенные из красного кирпича, бараки концлагеря, поставленные друг на друга, как кубики в детской игре. Зелени вокруг мало, потому заведение выглядело уныло, как и полагается выглядеть заведениям такого типа.
Обшарпанный линолеум в коридоре, ободранные кресла в фойе. Строгий пропускной режим. Психи, вовсе не похожие на психов: дюжие дяди, косая сажень в плечах – косари от армии, от тюрьмы, от всего прочего. Истинные больные носа не кажут. Сходят с ума потихоньку в своих кельях, проще говоря, пускают слюни на койках. Жратва – никакая. Разруха ведь… Но местным аборигенам, видимо, ничего и не надо. А если и надо, то кто будет слушать их жалобы?
Сильные, здоровые мужики в Москве колотят касками по асфальту, под стенами кремля – их и то не слушают. А тут – вообще раздолье…
Сеня измучился. К матери ездить невыносимо. Но ездить нужно. Просто, чтобы понять – еще жива. Дышит. Сенька из всех сил пытался экономить, чтобы купить маме молока и яблок. А еще шоколадку для персонала – больше дать он не мог. Потихоньку распродавал частным лицам мебелюшку из домашней мастерской. Цех опломбировали и деликатно дали понять Сеньке: вали отсюда. Это теперь не твое. Присвоили отцовский бизнес. Прихапали. И уже нарезали круги вокруг дома.
Сенька запирался на все замки. Ночью боялся дышать, как звереныш какой. В своем собственном доме, отцом построенном, Сенька прятался на чердаке. Есть у людей такое свойство – чуять смерть. И Сеня чувствовал: рядом ходит. Смотрит завистливыми глазами, чешет загребущие лапы и истекает слюной. Он горько смеялся: надо же, как в прятки играет. Как Маша из сказки. С медведем.
Ему говорили: несчастный случай.
- Напился твой батька. И брата напоил твоего. Вот и…, - сочувственно, по-отечески утешал Сеню следак, небритый, всклокоченный, в истрепанном свитере.
А Сеня смотрел в глаза следователя и видел: врет! Ой, врет! А взгляд у мужика затравленный, боится мужик. Дядька Володя, друг отца, тоже пытался утешить. Бледный, в лице кровиночки нет, а взгляд… Нехороший такой. Будто, знает что-то. Знает и боится.
Сенька уставится на дядьку Володю пристально, забывшись, и тот, отпрянув, словно огнем его обожгло, отводил взгляд. На похоронах, когда мать упала возле Ванькиного гроба, на плечо Сени легла волосатая лапа местного крутыша, Пряника, кажется.
- Не переживай, сынок. Мы тебя не оставим, - сказал.
А Сенька, вместо того, чтобы горсть земли бросить на могилы, оцепенел, и заскрипели в его голове шарики-ролики. С чего это Прянику на кладбище являться? Что он там позабыл? Пазл сложился сам собой. Это снаружи Сенька – балбес и олух сопливый. А внутри весь подобрался, к прыжку приготовился. Сопли – отставить! Сначала ребус разгадаем. Потом…
Потом будет потом. Задача номер раз: распутать клубочек, за ниточку уцепиться, за кончик, что в баньке таежной затерялся. И держаться за ниточку – не выпускать. Куда надо, приведет, не порвется.
Задача номер два: не дать пропасть матери. Спасать мать. Она у него одна осталась. Он у нее один остался. Сеня видел, как мама вдоль пропасти шла по узенькой тропке. Как на него смотрела. Смотрела на Сеньку, а видела Ваню. И пугалась, и цепенела. Не плакала. Говорила с Сеней, но к Ване обращалась.
И постоянно, одно и то же:
- Это меня Бог наказал. Это меня Бог наказал. Это меня Бог…
И самое главное! Его убеждали, что Ваня был пьян. Но Сеня знал: Ванька ненавидел даже запах спиртного. Терпеть не мог! И отец никогда не налил бы сыновьям алкоголь. Ни за что! Сеня вовремя прикусил язык. Здесь все куплены и проданы! Это – враги! А врагам нужен слабый и глупый мальчик Сенька. Тогда можно оставить его в живых – жалко балбеса. И так все отдаст со страху.
Играли в благородство. Пусть играют. Мама важнее. А еще душила тоска по брату. И горькие думы об отце, честном и сильном – мучили. А Сенька был совсем один на этом свете. Нет, Маша всегда в сердце. Но Машу нужно беречь от всего этого.
Маша еще пока дома. Значит, нужно написать ей. В случае чего, ее мать перешлет. Нужно сказать правду. Он все решил… Про Питер придется забыть. Не до Питера сейчас.
Нужно учиться другой профессии. Для начала – поступить в школу милиции. Ведь когда-нибудь он станет сильнее. Сколько веревочке ни виться…
***
Маша плавала и плавала в белом тумане. Снова ей снилась лодка. А вокруг склонившиеся над водой ивы. И так было спокойно. Так хорошо. Вся семья рядом. Все вместе: муж, дети. Щебетали птицы, светило солнце. Сережа, довольный, что наконец-то выдался свободный денек, щурился и говорил что-то, говорил…
«Фу, дурной сон» - думала Маша, - «Приснится же такое»
- Мама! Мама! – кто-то шептал над Машиной головой, - мамочка, просыпайся, - ломкий голос, мальчишеский, сыновний.
И чего он шепчет, вот ее дети, оба, рядом, и муж…
Маша вдруг обнаружила, что она абсолютно одна. Ни мужа, ни сыновей…
- Мама! – кто-то шепчет, и шепчет…
Она закричала… и проснулась.
Перед ней сидел Ваня. Нет. Не он. Сеня. Взьерошенный, испуганный, задумчивый. Протягивает ей желтую «антоновку» и улыбается застенчиво. Маша подняла глаза: потолок с трещиной в форме буквы «М». Крашеные масляной краской стены. Тумбочка.
- Как ты себя чувствуешь, мамочка? – спросил Сеня.
Она приподнялась на локте. В голове до сих пор стоит ватный туман. Сеня бледен. Круги под глазами показывают – он плохо ест. Он плохо спит. Он совсем один. В горле Маши – комок.
- Ты что-нибудь ел, Сеня?
Сын кивает.
- Яблоки, яичницу и лимонад.
Он, конечно же, врет, ее мальчик. Он врет, чтобы она ни о чем не беспокоилась… Маша глянула в окно. Виден был только кусочек синего неба.
- Мне всю дорогу колют какую-то дрянь, и я все время сплю. И сны какие-то тугие. Какое сегодня число, Сеня?
- Двадцать третье августа.
Маша резко вскочила.
- Нам надо ехать! Срочно!
Сеня опять улыбнулся.
- Не надо, мам. Питер нам не потянуть…
Машины глаза сверкнули гневно:
- Поговори мне еще! Ты так ждал, так готовился, ты сдал экзамены! Ты поступил без взяток и помощи богатых родственников! И ты хочешь сдаться? Вот так просто?
О! Видно было – Сеня не пластилиновый, правильный и послушный сын. Он нахмурился.
- Я в школу милиции пойду. Эти твари должны ответить за отца. И за Ваньку!
Горло Маши опять стягивало тугой петлей. Сердце металось в раскаленной лаве. НЕТ! Никаких слез! Отставить сопли! Перед ней сын, и он пережил огромное горе!
- Эти твари ответят, я даю тебе слово. За все ответят. Но, в первую очередь, нужно, чтобы ты уехал. Чтобы ты начал учиться!
Она провела ладонью по исхудавшей щеке Сени. Господи, у него глаза Вани, глаза отца… Она постаралась улыбнуться:
- Ты такой наивный, сынок. Неужели ты думаешь, что я ничегошеньки про тебя не знаю?
Сенька вгляделся в глаза матери и вдруг густо покраснел.
- Я не знаю, чего ты там знаешь…
- Знаю, - ответила Маша, - тебя в Питере ждет самая прекрасная девушка на земле. И зовут ее…
- Ну ладно, мам, ну хватит, - Сенька был похож на застенчивого медвежонка. Какой он еще ребенок, смешной и забавный… Ноги и руки длинные, как у щенка-переростка, глаза полны мальчишеского ребячества. Но линия подбородка уже выдает в нем сильный и самостоятельный характер.
- Мы продадим… этот дом. Мы все продадим. У нас будут деньги. Немного, но все же. Мы будем жить вместе с Розой Анатольевной. И я, в конце концов, не дряхлая старуха, найду работу. Потянем.
- Мы не успеем, мама.
Маша пригладила Сенькины вихры.
- Еще как успеем. Я думаю, держать меня здесь никто насильно не будет, стоит только поставить нужную подпись на документе гражданина, как его?
- Пряникова.
- Да. Пусть радуется. Бог все видит, ты уж мне поверь. Бог всегда все видит, - последнюю фразу она сказала очень тихо, про себя…
Все получилось именно так, как предсказывала Маша. Главврач, услышав требование о выписке, заартачился. Начал сыпать заумными фразами. Но больная попросила сделать лишь один звонок. Через двадцать минут после короткого разговора, начальник переменил политику.
- Ну, разумеется, дорогая, ну конечно! Зачем нам держать в клинике здорового человека!
На следующий день Маша уже была в родном поселке. Новенький автомобиль Пряникова ждал ее у дома. Документацию привезли наготовенько, как барыне какой. Пряник был подчеркнуто любезен. В качестве презента предложил неплохую сумму за дом.
- Я услышал, что вы собираетесь уезжать? – свинячьи глазки Пряника излучали сочувствие и ласку.
- Да, конечно, - сдержанно подтвердила Маша.
Сделку осуществили в течение дня. Как все просто, оказывается. Как они все милы… Если не считать загубленных жизней ни в чем не повинных людей. И ребенка…
Маша держалась прямо. Горе и гнев скрывала за опущенными ресницами. Кузьмин Владимир юлил вокруг нее ужом.
- Я клянусь, я клянусь, могилы будут в полном порядке. Я распоряжусь…
Маше хотелось раздробить, размозжить эту рожу. Она сердцем чуяла липкую слизь предательства. Но, сжимая эмоции чугунными обручами, Маша держала на лице выражение вдовы, которую облагодетельствовали добрые люди…
Зато простых рабочих и их семей ни Маша, ни Сеня не стеснялись. Прощаясь на кладбище с дорогими людьми, они дали волю выплеснувшейся скорби.
- Девочки, дорогие мои, - Маша прижала руки к груди и упала на колени перед женщинами, женами и подругами ребят, трудившихся в цехе покойного мужа, - присмотрите за Ванечкой моим. Прошу вас за Ванечку и Сережу!
Она вытащила пачку наличных и протянула людям. Деньги были отвергнуты с возмущением.
- Да что мы, рвачи какие? Убери деньги! Убери, придумала! – закричал бригадир Толик, - все тут будем. За всеми и пригляд!
Скорый отходил в два часа ночи. И Машу провожало много народа: тут и соседи, и коллеги, и просто хорошие люди. Сенька обнялся с одноклассниками и приятелями.
Наконец-то состав Иркутск - Красноярск подошел к перрону. Попрощались. Спящий вагон дохнул на новых пассажиров людским теплом и стойким запахом водочного перегара.
- На всем теперь приходится экономить, - недовольно пробурчала Маша. И подмигнула сыну, - не бойся! В Красноярске сядем на самолет! У нас еще два дня будет в запасе!
Сеня больше и не боялся. Он оглядел купе, дождался, пока проводница принесет постельное белье и уткнулся в подушку, провалившись в долгий, крепкий сон. Мать не спала. Она тихонько вышла из купе и добралась до тамбура. Достала из кармана спички и сигареты, и в первый раз в своей жизни закурила.
Автор: Анна Лебедева