1. Стоит ли выводить поэта из времени и пространства? Стоит ли вырывать его творчество из исторического и социологического контекста? Не ошибки ли это? Разве они, время и пространство, не детерминируют и поэтическое творчество, и самого поэта?
А зачем вам время и пространство? Временно все старые поэты в прошлом. А что вам в 1891 или 1930 годе? Пространственно все старые поэты — в могилах. Ну, и зачем вам их могилы?
Поэзия... Разве поэзия не во времени? Разве она не в пространстве?
Нет. Она вневременна и внепространственна, хотя для такого её представления порой и кое-где приходится обращаться и ко времени, и к пространству.
2. Относиться к поэзии исторически (временно) и социологически (пространственно) — значит заведомо не достигать её смысла и не постигать его.
Поэзия может изображать время и пространство или процессы и вещи временно-пространственные, но это предмет её изображения, а не она сама, не поэзия. Пейзажная лирика не есть сам пейзаж. И любовная лирика не есть сама любовь.
Поэзия может возникнуть (1) в определённом времени и (2) определённом пространстве, а также (3) на определённом языке. Язык — и материя, и инструмент поэзии. Но всё это суть условия её возникновения, а не она сама.
3. Что чувствовал поэт и о чём мыслил, когда писал «Шёпот. Робкое дыханье. Трели соловья» (А. А. Фет (А. А. Шеншин)) или «Нас водила молодость в сабельный поход» (Э. Г. Багрицкий (Э. Г. Дзюбан)) совершенно неважно и даже никак не восстановимо. А если сам поэт напишет об этом, — своих чувствах и мыслях во время написания стихотворения, — и мы якобы всё это вот-вот восстановим, для поэтического произведения это ничего не даст.
Очень характерный пример — то, как пытались пояснить стихотворение О. Э. Мандельштама «На полицейской бумаге верже». Ему пояснениями только навредили его жена, Н. Я. Мандельштам, и издатели. Они обыдиотничали и так не слишком осмысленное стихотворение. Бросим взгляд на его строки.
4. Текст 1.
На полицейской бумаге верже
Ночь наглоталась колючих ершей —
Звезды живут, канцелярские птички,
Пишут и пишут свои раппортички.
Сколько бы им ни хотелось мигать,
Могут они заявленье подать,
И на мерцанье, писанье и тленье
Возобновляют всегда разрешенье.
Октябрь 1930
Мандельштам, О. Э. «На полицейской бумаге верже…» — Мандельштам, О. Э. Сочинения. В 2 тт. Т. 1. М.: «Художественная литература», 1990. С. 167.
5. Текст 2. Комментарий издателей.
««На полицейской бумаге верже...» (с. 167). — Мосты, Мюнхен, 1965, № 11, с. 170. В СССР — МК-87. Авториз. список — № 7 в подборке «Семь стихотворений», с датой «1930 — 1931 гг.», — A3. В ст. 5 — отброшенный вариант: «моргать» (A3), в ст. 6: «И на писанье, мерцанье и тленье...» (ТС). Печ. по ВС.
Ночь наглоталась колючих ершей — это «о водяных знаках на какой-либо очень хорошей бумаге, которую нам подарили в Тифлисе... О. М. взял несколько листочков в архиве, куда он хотел устроиться работать (отсюда — «полицейская» бумага)» (НМ-III, с. 145). Действительно, автограф близкого по времени ст-ния «Колючая речь араратской долины...» написан на бланке Тифлисского Дворянского заемного банка, со сплошными водяными знаками в виде условных звезд и птиц.
Раппортички — от РАППа (1920 — 1932), в 1930 г. развернувшего нападки на группу «Литфронт». См.: НМ-1, с. 142».
Да уж! Лучше бы стихотворение осталось непонятным и непонятым, чем обрести такое понимание…
6. Стихотворение, которое остро нуждается в объяснении, теряет всю свою поэтическую силу, которая должна действовать на сердце и ум читателя непосредственно и непосредственно вдохновляюще. А если текст становится понятен лишь после долгих разъяснений того, куда поэт поехал да что где прикарманил по случаю, это уже не поэзия, а лишь исторические изыскания, непонятно зачем осуществляемые на конкретном тексте.
Так что стихотворение, да и любой текст из времени и пространства следует изымать и понимать тексты сами по себе.
Мне это ясно, как простая гамма.
Временные и пространственные условия возникновения (октябрь 1930 г., Тифлис, Грузия) и временные и пространственные свойства стихотворного описания предмета (старинная бумага Верже) не есть само стихотворение.
Ребёнок не есть женщина, зачатие, беременность, родовыводящие пути, деторождение. Это аналогия условий. Но ребёнок не есть мать и после рождения, при всей зависимости от неё и принадлежности обоих к одному виду homo sapiens sapiens. Это аналогия одинаковой предметности самого стихотворения и описываемого в нём предмета.
И дальнейшее существование стихотворения во времени и пространстве — бытование на бумаге Верже, бытование перепечатанным в сборниках и собрании сочинений, пребывание в сознании читателя — ничего по существу в стихотворении не меняют.
Как не меняет в таблице умножения то, что она напечатана на последней странице обложки тетради в клетку в 1930 или 1980 году или вообще пребывает в сознании школьника или учителя начальных классов.
7. У идей и вообще идеального — своё незыблемое объективное бытие. Рукописи горят, идеи нетленны. Поэтому сказанное или написанное начинает жить своей жизнью, независимо от автора, этого патентованного © родителя сказанного или написанного.
В этом основание объективного литературоведения и понимания вообще. И основание считать, что все разговоры о разных вкусах, в которых смысл и оценка литературного произведения мечется от чёрного к белому и обратно, ничтожны. Смысл один, а восприятий его и оценок может быть бесконечно много. И какие из них адекватны смыслу, а какие неадекватны, решают смысл, сама идея, а не читатель и вообще восприемник смысла, идеи.
«Серебро и колыханье сонного ручья» души и ума могут возникнуть и возникают в интерфейсе восприятия и толкования воспринятого, в пограничной ситуации соприкосновения со смыслом… Сам же смысл воспринимаемого несокрушим, незыблем, неизбывен.
2023.06.09.
