Но вернемся ко дню Октябрьской революции. Год шел 1989-ый. Поставив на стол памятные рюмки, Нюра зашагала на кухню. На печи подогревались котлеты, закипала картошка на пюре.
-Девчонки, ну-ка, Анютка, Светка! Таскайте тарелки, ложки-вилки на стол! - скомандовала шутливо, но резковато Галина.
-Давай, я тарелки, а ты вилки, - договорились девчонки между собой.
-Лена, режь хлеб, - все также резко звучал голос Галины.
Она была такая. Резковатая, немного скандальная и высокомерная. Другого мнения, кроме собственного, и быть не могло. А муж ее Николай был слабохарактерным. Галя взяла верх в доме. Со стороны всем родным казалось, что она не любит своего мужа. Да, видимо, так оно и было. Она любила себя. И очень.
Все родные, не допуская конфликта в праздничный день, как будто не замечали ее острых слов и взглядов, сглаживали углы. Девчонки сторонились, взрослые старались не вступать в спор.
Она очень любила жаловаться на свою жизнь. Всегда ей было чего-то мало. Квартира была обставлена модной мебелью, муж хорошо зарабатывал на укладке асфальта. Очень тяжелая работа. От солнышка печет, от асфальта - жарит. Сезон заработка давался ой как не легко. Но Галя не хотела этого понимать. Она всегда только и делала, что жаловалась на Николая. Такой-сякой-немазанный...
А девчонки любили своего отца сильно, также как и племянница. В силу обстоятельств, Аня редко с отцом виделась родным и для нее крестный папа Коля стал отцом. Она так и называла его "Пап Коля". А он шутливо называл ее младшим сыном. Катал девчонок на велосипеде, ходил с ними на хлебозавод за горячим хлебом, дома с радостью подставлял широкую спину, вставал на четвереньки и катал по комнате на спине, иногда взбрыкивая, как лошадь, от чего девчонки визжали и хохотали.
-Что за дурак-то такой! Вот разбейте мне чего-нибудь,- убирая с журнального столика дорогую хрустальную вазу, говорила зло жена,- в кого ты такой уродился,! - громко хлопала дверью своей комнаты и ложилась читать женские романы.
-Ни чё, девчата, не боись! Поорет - перестанет, - вполголоса, чтоб не слышала Галина, говорил Николай, - а ну-ка пойдем горлушки куриные есть с картошкой, я таких горлушков нажарил, ум отъешь! - говорил он очень интересно, по-деревенски. Заменяя буквы в словах по своему усмотрению, так, как говорила и его мать: лапшу хлЯбать, блЯны со смЯтаной, горлУшки, жАлудки. И это очень притягивало к нему, сближало, делало родным и простым. Оттого и любили его все в семье, кроме жены. Для нее он был простоват...
Нюра принесла красивые салатники, дочери разложили оливье и винегрет. Все в этот день было особенно вкусным, ароматным и манящим. Копченая колбаса и сыр, консервы в масле, грибы соленые и рыба - жареный минтай и соленая сельдь иваси. В рюмках заплескалось красное Нюрино "ромбуле", совсем слабое домашнее вино из малинового варенья. Нюра села рядом с сестрой Марусей.
Маруся очень любила семью Нюры. Обнимала всех, говорила добрые слова. Она вообще была очень доброй и восприимчивой к чужой боли. Была много лет почти слепая, не снимала совсем очки. Для Маруси поход к сестре всегда радость. Говорили ни о чем и обо всем. Нюра сажала обедать, а Маруся всегда приносила с собой горсть конфет.
-Поминошные, - говорили внучки Нюрины и воротили носы, - мы не будем...
-Да какие поминошные, это я в магазине купила, - уверяла Нюра, ко мне и Маруська-то не приходила, скажут тоже, поминошные! А на поминках-то не такие чтоль конфеты? Не из магазина? - поднималось внутреннее недовольство на приверед-внучек. И за Марусю было обидно, она ж от души несла, и на себя, что выкручивалась, врала, что сама купила, как будто стыдилась, что сестра ходит по поминкам читалкой. И что из того, что с поминок...такие ж конфеты, - Ну и не ешьте, раз так, сама буду есть!
Застолье началось с салатов и холодца, соленых огурцов и помидоров, потом Таня с Леной принесли горячее: картофельное пюре и котлеты. Все раскраснелись: дома тепло и "ромбуле" румянило щеки.
Маруся, отстукивая по столу такт ладонью, запела:
-Хасбулат удалой, бедна сакля твоя...золотою казной я осыплю тебя, дам коня, дам кинжал, дам винтовку свою, а за это за все, ты отдай мне жену...- под стук ее ладони на столе позвякивали синенькие рюмочки, ударяясь о тарелки с едой.
Ане эта песня не особо нравилась, никак она не могла взять в толк, почему кто-то должен кому-то отдавать свою жену. Каждый раз она пыталась дослушать эту песню Марусину до конца, но так ни разу и не случилось этого. То кто-то прерывал пение разговорами, то затягивал:
-Огней так много золотых...
Вот эту песню знали и подхватывали все, и взрослые и дети. Лучше всех пела Татьяна, звонче, протяжнее, музыкальнее. С братом Анатолием у них был отличный слух и голос. Только у Толи низкий, а у Тани высокий.
А потом начинались разговоры.
-Ну, сейчас мать на север поедет, - говорил Николай, смеясь, обнимая тещу.
Нюра улыбалась в ответ:
-Вот вы все надо мной бы смеяться! А я ведь и вправду вам щас расскажу! Вот пошли мы раз на протоку...вода там чистаааяяя....
И вся семья слушала рассказ о жизни Нюры на Охотском море, стараясь не перебивать ее. Пока сама не наговориться и не спросит у кого-то из дочерей:
-Поди-ка и чайник ставить пора! Заварку-то я свежую заварила, несите сюда!
начало
