Люся продала кафе. Выручка в последнее время резко упала – клиентура быстро редела. Братки вырезали друг друга с ошеломляющей скоростью. Нормальные люди в «гадюшник» не заходили. Слава у кафе была недобрая. Если бы его перепрофилировать в нормальное заведение, сделать капитальный ремонт и вывести, наконец, тараканов, то можно было надеяться на успех. Но Люся смертельно устала. Ей казалось, что она не спала лет сто. Она боялась смотреть в зеркало, и пробегала мимо, даже не повернув в его сторону головы.
Первые дни она так и делала: спала по шестнадцать часов в сутки. А что ей еще делать? После смерти Инессы забот у нее совсем никаких. Муж пропадал на работе, а потом уезжал на выходные в деревню. Официально не разводились, и, как просила покойная старуха, квартиру не разменяли. Здесь Степан, слава Богу, был против.
- Зачем? Аньку из Питера клещами не вытянешь. Тут все твое, живи!
Люся выдохнула с облегчением. Хоть здесь сошлись во мнениях. А если Петьке взбредет в голову жениться – так пусть. Места для всех хватит. Люсе и в одной комнатухе комфортно.
Петька остался на сверхсрочную в армии. От войны, слава Богу, он уберегся. Благополучно, и не очень голодно служил под Мурманском, в части, расположенной недалеко от Печенги. Расслабухи там никакой – все-таки, морская пехота. Но Петька исправно присылал фотографии, где он – боевой и бравый, красовался в обнимку с друзьями. Тельняшка ладно обтягивала бычью Петькину грудь, берет лихо задвинут на затылок – хорош был парень. Наверное, всему женскому населению там головы вскружил.
Но Петька в письмах бойко отвечал, что никаких девок в части нет. Имеется одна единственная повариха при офицерской столовой. Но она ему не нравится.
Люся посмеивалась: не нравится ему, как же… Да чтобы котяра-Петя пропустил повариху в святая святых, на офицерской кухне? Быть такого не может… Не обрюхатил бы только. А то устроит ему повариха небо в алмазах!
И все бы хорошо: сын выглядел здоровым и довольным, в коллективе товарищей он, видимо, верховодил, поэтому никто не обижал ее драгоценного мальчика. Волновало другое. Сдружился он крепко с местным мичманом. Тот, наверное, с самой учебки взял над Петькой шефство. Относился к Петьке по-отечески. Оказался земляком, из-под Тихвина. И звали его… Василием Николаевичем Акимовым!
А к письму фотография – обнимается Петя с плотным хитроглазым мужичком. Люся тогда обомлела: вот так раз! Мужичок улыбался в камеру, и у Люси было такое чувство, что улыбался он именно ей. С ехидцей. С юморком своим противным!
- Вот истый прапор ты, Васька! – пробурчала тогда Люся.
Василий Степанович своей мичманской улыбкой здорово повысил ей настроение. Помнит стервец свою Люську! Недаром опекает Петьку. Наверное, и от Чечни отмазал, отговорил. И подкармливает, наверное, за что огромное спасибо ему! Вот это поворот, надо же.
Люся слышала, что Василий осел где-то на Севере, но вот, чтобы так… Бог его Петьке послал. Когда Люся писала письмо сыну, не замедлила передать Василию горячий привет и низкий поклон. Ну и что? Она нынче женщина холостая, кого ей стесняться? Чем черт не шутит, может Василий и откликнется. Просто, чтобы Люся знала – живет где-то хороший человек. Который любил ее. Может, один разъединственный на всем белом свете…
Подмывало спросить, женат ли мичман? Но как? Люся придумала хитрый ход. К привету Василию она добавила: «и жене его, и деткам». Но Петька, форменный эгоист, то ли привет не передал, то ли забыл ответить матери про «жену и деток». Так и осталась Люся в полном неведении. Нет, она ничего такого не воображала: куда ей? Василий смотрелся молодцом, разве только весу прибавил, а она? Страхолюдина…
Уже и ноги отекали, опухали. И второй подбородок, и морщины, и дряблость какая-то. Сорок семь лет всего, а выглядела Люся старухой. И давление, и головокружение, и климакс подступил. И вот такой-то дуре о Ваське мечтать? Да она и близко к нему не подойдет! Позориться еще… Родной-то муж сбежал. А этот, бывший, помнил ее молодой и красивой. А если бы увидел сейчас – переплевался бы.
- Правильно, Люська, что ты меня бросила. Удавился бы с тобою от тоски! – только и сказал бы…
С деньгами дела помаленьку утряслись. Анна высылала немного. Степан почти всю зарплату отдавал прилежно. Хоть и не жил с женой. Порядочный. Петя, устроившись по контракту, не обижал. Все Люсю берегли, и жаловаться не на что. Радоваться бы. Но не радовалось как-то. Люся скучала по детям, даже по покойной Инессе. Не хватало ее воркотни, не хватало ее человеческого участия в горестные моменты. Хорошим человеком была Инесса, хоть и сложным.
Кутырина уехала за границу и совсем не приезжала в Россию. Иногда звонила, благо, что появились мобильники, но разве поговоришь с ней по душам? Все на бегу: привет, пока, все – о,кей… Нет, это не общение!
А у детей свои проблемы. Аньку закрутили взрослые дела и больная любовь с женатиком. Втюрилась в какого-то грузина и никак не может развязаться. Но, как только Люся пыталась завести с ней об этом разговор, то дочь резко обрывала все попытки. Ну, дело хозяйское, но ведь жизнь зря проходит. Неужели в Ленинграде хорошего человека не найти? Мужиков-то – миллионы! Нет, говорит, не найти.
О чем Люся не жалела, так об отъезде Степана. Привыкнуть к нему так и не получилось. Спасибо и на том, что детей не бросил. Пусть теперь живет, как хочет. Наплевать – Люся устала бороться, как Дон Кихот с ветряными мельницами, за его внимание. Чай, не в гареме, плясать вокруг него. А вот с Машей иногда хотелось поговорить. Люся в последнее время взяла моду: разговаривать с Машей дистанционно, как будто рядом она. И опять Люся поучала подругу, будто у той своего ума нет.
Жалость, простая бабья жалость, победила злость и обиду. То, что случилось с Машей пять лет назад, до сих пор не отпускало. Врагу не пожелаешь, а Машка – какой ей враг? Ну было что у нее с кобелем этим, или не было – никто уже и не расскажет. Люся узнала, что Маша живет в Петербурге: сынок у нее окончил ВУЗ. Люся услышала от свекрови, что Машка маленькая собирается замуж за Сеню.
Люся ждала этой свадьбы. Вот и станут они родственниками. Она даже представляла, как обнимет подругу и скажет ей простые слова: давай все забудем. Что нам делить?
Разве откажет ей Маша?
***
Маша нервничала. Дети хотели отпраздновать свое бракосочетание в деревне. Взбрело им в голову!
- Мама, мы все решили! Это будет классно. Стиль Кантри! – жужжал над ухом Сеня.
Машка маленькая описывала, как перед озером они поставят арку, увитую камышом и колосом с вплетенными васильками и ромашками. Как она наденет простое белое платье без всяких украшений. Как будут распологаться столы во дворе дома матери. Как много гостей они пригласят… Наивная девчонка. Насмотрелась сериалов, и никак не может выкинуть из головы эти буржуйские закидоны.
Свадьба на природе – это хорошо. Но куда деть мух, слепней и комаров? И кто будет носиться туда-сюда с горячим? И зачем гостям тащиться на озеро, неужели нельзя расписаться в ЗАГСе? И как выдержит поездку Роза Анатольевна? Она совсем старенькая и плохонькая стала. Оставить ее в Ленинграде одну? «Извините, Роза Анатольевна, сидите дома! Вот жить на вашей территории – мы с преогромным удовольствием! А свадьбы справлять, знаете, лучше без вас»
А ведь она привязалась к Сеньке всей душой. За внука его приняла.
Маша переживала: где будут жить молодые? Молодые успокоили: будут искать квартиру – они не собираются теснить старушек. Это они про Розу Анатольевну и про… Машу. Ладно. Пускай. На то они и молодые. Нравится выкидывать на ветер деньги – на здоровье. Но… Свадьба эта дурацкая, а ля кантри…
***
Маша досадовала: сама себе придумала идиотские отговорки. А на самом деле, причина волнений одна – придется садиться за один стол с Люсей и Степой. Маша представила взгляд заклятой подруги: ненавидящий, осуждающий. Ну почему сын выбрал именно дочку Ольги? Как тесен этот мир, все-таки. Степан скажет: и все-таки, мы вместе… А может, и не скажет ничего.
Какая теперь разница? Главное, дети будут счастливы. Ну должен быть кто-то счастлив? Все остальное – ерунда.