Антип Гордеевич, всегда сдержанный, хмурый фельдшер спасательной артели, удивлённо покачал головой:
- Как же ты шёл-то?.. Плечо сломано… Голеностоп – в двух местах. Про голову говорить нечего: живого места нет…
Андрей сжал Верочкину ладошку, чуть приметно улыбнулся:
- А вот к ней и шёл. Обещал, что.. приеду… Она ждала меня.
Дышал инженер Мещеряков тяжело и прерывисто, и фельдшер опасался: как бы к ранам и переломам не добавился ушиб лёгких.
Угрюмо взглянул на Верочку, что склонилась лицом на грудь Андрея. Тронул девчонку за плечо:
- Ты иди. Нам в больницу его надо.
Вера оглянулась:
- Я с ним буду.
-Где ты с ним будешь?
А Вера уже сидела на телеге рядом с Андреем, бережно гладила его волосы:
- Где он будет, там и я, – с ним.
Владимир негромко сказал сестре:
- Это не годится, Верочка. Тебе надобно возвращаться домой.
Вера заметила, как брат переглянулся со своей невестой. Ольга Фёдоровна шагнула к телеге. Гимназистка Колядина упрямо и дерзко вскинула голову, – будто ждала, что сейчас классная дама снова накажет её за непослушание… А Оля вдруг обняла её, прошептала:
- Девочка моя!.. Я буду молиться, чтоб Господь дал тебе силы… Днём и ночью буду молиться, чтоб любовь твоя помогла Андрею, чтобы выздоровел он. И… я люблю твоего брата так же, как ты любишь Андрея.
Взглянула на Владимира, твёрдо сказала:
- Вере Степановне надо быть с Андреем Михайловичем. У Вас горная практика, Владимир Степанович, – Вы должны оставаться на руднике. Отправьте меня домой: по пути я заеду к Вашим родителям и сама всё объясню им.
Владимир ни за что не соглашался отпустить Ольгу одну, к тому же – переложить на её плечи столь непростое дело, как разговор с отцом. И оставить сестрицу одну с Андреем Михайловичем тоже не мог. Ефросинья Дементьевна, хозяйка, у которой Владимир снимал комнатку, жалостливо и понимающе кивнула:
- Поезжайте, Владимир Степанович. Я уж пригляжу за сестрицею Вашей, побуду с нею, пока Вы не вернётесь. Даст Бог, – справимся.
Дома маманюшка ни слова не говорила, лишь плакала. Владимир стал между отцом и невестой. А Степан Парамонович отец гремел из-за его плеча:
- Сводница!!! Потатчица! Классная дама, называется! С глаз долой! Не желаю видеть тебя в своём доме!
Владимир остановил отца:
- Ольга Фёдоровна – моя невеста, бать. И здесь она со мною. А тебе было бы лучше поехать самому в больницу: друга навестить… и убедиться, что ему присутствие Веры необходимо, как воздух.
Обнял мать:
- Пора нам, маманюшка. Ольге Фёдоровне в гимназию надо, мне – на шахту. Ты не тревожься о сестрице: я сегодня же вернусь на рудник и одну её не оставлю.
… Выпроводить Веру из палаты не сумел никто, даже грозный доктор Родион Гурьевич. Девчонка и не думала уходить, а глазах сверкали такие синие молнии, что Родион Гурьевич неожиданно осёкся, устало рукою махнул:
- Пусть остаётся. – На секунду коснулся ладонью светлых, по-гимназически причёсанных Вериных волос, вздохнул: – Что ж ты строптивая такая… Жениху твоему, поди, каждую ночь кислицы снятся (Кислицы – так у нас называют дикие яблоки. По примете, если кислицы снятся парню или неженатому мужчине, – жена ему попадётся строптивая и непокорная, – примечание автора).
Но вскоре и сёстры милосердия, и сам доктор с удивлением признали: не будь этой девчонки рядом… Инженер Мещеряков часто терял сознание, а она не выпускала его руку из своей ладошки, – казалось, удерживала его на невидимой грани, не отпускала… А он приходил в себя, шептал:
- Ромашка моя… белая…
В короткое время Вера выучилась всему, что делали сёстры милосердия. Перевязывать раны у неё получалось ничуть не хуже, – с этим она справлялась как-то более легко, чем сёстры. Даже Родион Гурьевич скуповато похвалил:
- Ловкие руки у тебя.
А Мещерякову в полусознании казалось, что Верочка бережно прикладывает прохладный лист подорожника к его ранам, – как лет пять назад, когда она лечила его рассеченную молотком бровь. Серьёзный голосок её слышал:
- Приложить надо к ране, – маманюшка так говорит… Теперь поцеловать надо, – чтоб не болело.
Суровый доктор недоверчиво осматривал раны: как, скажи, и правда, – колдует гимназистка над инженером!.. Про это перешептывались сёстры милосердия: глубокие раны заживают небывало быстро, а вскоре случилось так, что инженер Мещеряков поднялся и даже сделал несколько шагов, – будто невесомые Верины руки вдруг стали такими сильными, что смогли поддержать его… В колдовство Родион Гурьевич не верил, но вспомнил почему-то, как ещё прошлым летом увидел надломленную ночной бурей ветку дуба… Утром к дубу прибежали местные босоногие мальчишки, сокрушённо и озабоченно топтались вокруг дерева, потом все вместе приподняли ветку, а тот, что казался чуть постарше, осторожно подставил под ветку крепкую рогатую опору. За делами доктор забыл про дуб, а нынешней весною в какой-то удивлённой радости заметил, что на этой ветке распустились листья… Подошёл ближе: в месте надлома рассмотрел грубый рубец. Дуб словно бы вздохнул, чуть качнул веткой.
Степан Парамонович не удержался, приехал на рудник. Первым делом отправился в больницу. Дыхание перехватило, когда увидел Верочку: личико побледнело… а глаза и бровки потемнели, и будто подросла, повзрослела… Хотел обнять дочушку, а она взглядом остановила его.
Андрей не отвёл глаз:
- Прости, Степан. Не держи в сердце зла на дочку… и на меня.
Степан сдержанно кивнул:
- Выздоравливай. А про другое – нет моего согласия. – Взглянул на дочку, велел: – Собирайся. Мать извелась вся.
Губки Верочкины жалко задрожали: скучала по маманюшке, переживала, как там она, – без неё… Хоть и говорит Володюшка , что Ольга приезжает, проведывает маманюшку, а сердечком всё равно изболелась… Покачала головой:
- Пока доктор не выпишет Андрея… Андрея Михайловича, я не уеду.
Вот оно как… Андрея, значит. А силою не уводить же девчонку отсюда…
Выписал Родион Гурьевич инженера Мещерякова как раз в тот день, когда исполнилось Вере шестнадцать лет, в самый праздник – Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи. Верочка радовалась, а сердечко сжималось от жалости: она уже и другим больным помогала, и они привыкли к ней. Доктор внимательно и строго посмотрел на Веру, – будто о чём-то раздумывал… А когда прощались, сказал инженеру Мещерякову:
- Вот, значит, как, Андрей Михайлович. Выходит, дар Божий у невесты Вашей, – за больными ухаживать, на ноги их поднимать. Мне ещё не приходилось таких девиц видеть, чтоб с нашим делом так легко справлялись. В городе при госпитале нынче открываются курсы младших лекарей. Я мог бы похлопотать, чтоб Веру Степановну приняли на учёбу: вам на шахте свой лекарь нужен.
В Вериных глазах засияло небушко… Она собралась сказать доктору, что будет учиться на лекаря, но Андрей Михайлович сам ответил Родиону Гурьевичу:
-Тут подумать надо. Спешить в таком деле не годится.
Владимир встретил Веру и инженера Мещерякова:
- Вера Степановна! Мы с тобою сегодня в Мостки уезжаем: пора.
Верочка растерянно взглянула на Андрея Михайловича… Но брату ответила твёрдо:
- Вовсе не пора. Мне надо… Надо сварить щи… Андрею… Андрею Михайловичу необходимо хорошее питание, – так доктор велел.
Владимир нахмурился:
- Вера!.. Я сказал тебе: мы уезжаем домой. Собирайся. Я уж велел Евсею запрягать.
- Володенька!.. Володюшка! Позволь мне всего на день остаться. Я только щи сварю… И постираю рубахи. А потом мы с тобою сразу поедем домой.
Мещеряков остановил Веру:
- Вера Степановна! Вам надо послушать брата. Батюшка с матушкою заждались Вас.
- Мы с Володей утром поедем.
Мещеряков и Владимир молча переглянулись.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20
Навигация по каналу «Полевые цвет