- Так я и знала!.. Я так и знала, что она тебе понравилась! А – зря: девочки разузнали, что у неё жених есть, – важный такой… представительный, – вспомнил Владимир слова сестры…
Вот, значит, кто этот важный и представительный жених Верочкиной новой классной дамы, про которого гимназистки тут же умудрились разузнать. Андрей Михайлович учтиво поднёс к губам руку Ольги Фёдоровны. Сквозь понятную ревность Владимир всё же заметил, как они хороши вместе: сильный и красивый Мещеряков, – красивый своей особенной, уверенно-спокойной и зрелой мужской красотой, и стройная, такая удивительно лёгкая Ольга Фёдоровна… Ещё при первой встрече Владимиру почему-то показалось, что Ольге Фёдоровне – несмотря на строгость в её больших серых глазах – очень нужна защита… Ей очень надо, чтобы рядом была уверенная и надёжная сила. Владимир в эти дни много думал об Ольге Фёдоровне, и уже – в юношеском тщеславии – решил, что это он должен быть с нею рядом, что это его сила и уверенность ей нужны…
Он просто не видел с нею рядом Мещерякова. И сейчас почувствовал себя сопливым мальчишкой-гимназистом, – от холодного ветра и правда неудержимо хотелось шмыгнуть носом, а платок куда-то подевался. Осталось одно: независимо и равнодушно вскинуть голову и подойти к гимназическому двору.
Владимир так и сделал. Но старательно деланое равнодушие тут же растаяло: они с Ольгой Фёдоровной встретились взглядами, и в глазах её мелькнуло любопытство, и словно радость просияла, – всего на миг… А в голосе прозвучало уже знакомое Владимиру высокомерие классной дамы:
- Я сожалею… Ваша встреча с сестрою сегодня невозможна: гимназистка Колядина наказана, – до самого вечера.
Владимир быстро взглянул на Андрея Михайловича, покраснел:
- Вера… наказана?
- Гимназистка Колядина наказана за недостойное поведение: она решилась обмануть Дмитрия Александровича, учителя словесности. Вера с подругой, Екатериной Саратовцевой, воспользовались молодостью… и неопытностью Дмитрия Александровича, и вместо тетради гимназистки Саратовцевой подали ему Верину тетрадь с домашними упражнениями.
Мещеряков принял серьёзный вид. А глаза его смеялись:
- Проступок значительный. А, может, всё же стоит простить? Должно быть, девицы уже осознали…
- Девиц, Андрей Михайлович, следует воспитывать в строгости, – Ольга Фёдоровна с холодной надменностью перебила Мещерякова. – Может, у вас, в Горном училище, и позволены всякие вольности. Но в женской гимназии они недопустимы. – Выразительно посмотрела на Владимира: – Я надеюсь, Вы, старший брат, должным образом повлияете на сестру. Иначе мне придётся вызвать в гимназию отца.
Владимир молча поклонился классной даме и ушёл. Конечно, он, студент предпоследнего курса Горного училища, понимал, что нехорошо гимназистке седьмого класса обманывать неопытного учителя словесности… Понимал, но ничего не мог поделать с сердцем, что сжималось от обиды за сестру. Он любил Верочку, – с самой первой минуты, как увидел её, новорождённую сестрицу свою, в колыбели. Ещё мальчишкой знал, что сумеет взять на себя любую её беду. А сегодня Верочка наказана… А у него в кармане лежат два больших, таких красивых и душистых яблока для сестры… А главное – Верочка так ждёт их встреч!.. И он ничего не смог поделать с суровостью классной дамы.
… Мещерякову тоже очень хотелось увидеть Верочку, дочку давнего друга… Степан был не просто давним другом: таким другом – единственным на всю жизнь – был для Андрея только он. И Мещеряков несказанно обрадовался, когда среди студентов Горного училища он узнал старшего сына Степана и Глашеньки. Узнал и удивился: как же вырос мальчишка!.. И… как же он дорог ему, – тем, что так и остался похожим и на Степана, и на Глашу, так и был свидетельством их любви. Той любви, которую он, Мещеряков, до сих пор так и не встретил…
Андрей Михайлович допоздна сидел над чертежами и схемами, часто курил, – подходил к открытому окну… Чему-то улыбался. Вдруг понял, что целый вечер вспоминает десятилетнюю Верочку, бойкую загорелую девочку в простом платьице, выгоревшем до белизны, такую синеглазую, что счастливо захватывало дух… Отец, Степан, прятал в глазах улыбку, укоризненно головою качал:
- Снятся ж кому-то кислицы!.. Не девчонка, – атаман семерых разбойников растёт! А Володюшка все её проделки и шалости покрывает от нас с матерью. Хорошо и то, что сам строг с сестрою: от всех её защищает, но наедине уму-разуму учит, выговаривает, – за испачканное платье, за коленки разбитые… За то, что маманюшке не сказалась и с самого обеда с соседскими ребятами на речку убежала. Выговаривает, а потом жалеет её. (Снятся ж кому-то кислицы, – так у нас на Донбассе в старину говорили о бойких и строптивых девчушках, имея в виду то, что после замужества мужу её нелегко с нею придётся, – вот ему-то, бедолаге, и снились кислицы, предсказывал сон жену-своевольницу. Кислицами у нас называют дикие яблоки, – примечание автора).
Андрей Михайлович подхватывал Верочку на руки, кружил её по двору. Улыбался:
- Боишься? Страшно?
Верочка смеялась:
- Ничуть! Ни капельки не страшно! Ещё хочу!
Степан кивал другу:
- Видишь?.. Страшно ей, – как же!
Однажды Мещеряков проходил мимо игрушечной лавки. Отчего-то оглянулся, неожиданно для самого себя вернулся, вошёл. Долго выбирал куклу, – хотел, чтоб самая красивая была… Глашенька руками всплеснула:
- Что ж ты так балуешь девчонку!..
Но кукла понравилась им обеим, – и Глаше, и Верочке. Вечером Андрей со Степаном курили во дворе, а Глаша с Верочкой на крылечке сидели, о чём-то тихонько разговаривали, косички кукле заплетали… а потом спать её укладывали.
К Верочке часто прибегал соседский мальчонка, ровесник её, Матвей. Видно было, что нравится Верочка Матвею: он с готовностью выполнял все её приказания, воровал для неё яблоки в саду деда Григория, дрался с Кирюхой, что приходил к Верочке с другого края Мостков… Как-то Верочка не вышла к Матвею за калитку. Андрей Михайлович улыбнулся:
- Что ж жениха-то обидела! Он столько ждал, а ты и не показалась ему.
Верочка подняла серьёзные глаза:
- Не жених он мне. Я другого люблю. Когда вырасту, за него замуж выйду.
Степан ласково обнял дочку. С показной строгостью кивнул другу:
- Слышал?.. Всё-таки снятся кому-то кислицы.
На зорьке Мещеряков уезжал из Мостков. Спустился к речке, – знал, что долго сюда не приедет… А по берегу ромашки разбежались. А у самой воды… – Андрей Михайлович глазам своим не поверил, – сидела Верочка. На светлой головке – девчоночий веночек ромашковый… И в руках – ромашка. Андрей Михайлович подошёл, сел рядом:
- Что ж ты не спишь, хорошая моя? Совсем же рано, – светает только.
Верочка поднесла ромашку к губам, взглянула на него. Осторожно сорвала ромашковый лепесток, перевела дыхание:
- Вот… Загадала: сбудется-не сбудется…
Мещеряков улыбнулся: ясно, – научилась у старших девчонок гадать на ромашках…
- Конечно, сбудется, – всё, что ты хочешь. Ты сама – ромашка белая… Я вначале так и подумал, что это ромашка на берегу, – самая большая и красивая… На тебя похожая. Всё у тебя сбудется, моя хорошая. Расти… и будь счастливой.
Ему очень хотелось, чтобы Верочка счастливой выросла, – как её мать. И чтобы кто-то был счастлив с нею рядом, – как Степан с Глашей…
А теперь Верочка заканчивает гимназию. Володя сказал, что сестра собирается поступить в восьмой класс, – в гимназии его называют педагогическим.
И его невеста, Ольга Фёдоровна, строгая классная дама, сегодня наказала Верочку Колядину. А так бы – уж нынче увидел её… Увидел бы, какой она выросла.
С Ольгой Фёдоровной Мещеряков познакомился в Севастополе.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цвет