- Не знаю, Вера, но это – что-то с чем-то! Ты представляешь, какая наглость: явиться в деревню, опозориться там, а потом – и трава не расти! И вот ведь какая тварь: пронюхала, что я уехала на юг, подгадала по срокам и заявилась! Здраст-и-и-и, целуйте меня во все места! Ну тварь, ну тварь! – Люсин голос дрожал от обиды и возмущения. Ее буквально трясло от гнева.
Кутырина помалкивала, слушая Люсины вопли, и не перебивала. Ей было интересно, чем же вся эта история закончилась.
- Олюшка, свекровка, аж пирогов напекла: любимая Машенька едет! Этот старый хрыч Романов все медали на пиджак нацепил! Соседка приволоклась, даже Копылиха! Представляешь? Устроили пир на весь мир! И ведь Аньку потащили! Аньку, представляешь? На эту шал.ву полюбоваться: смотри, Анечка, вот папкина любовь! Радуйся!
- Прям так и сказали?
- А я почем знаю? Мне не докладывали. Я им не авторитет! Анька рассказала. Спрашивает меня: мама, а что это за тетя Маша такая, подружка твоя? А почему все ее так любят, а тебя на праздник не пригласили? У меня, Вер, аж сердце захолонуло, веришь, нет, Вер?
- Так и Степка там был?
- Так я Аньку и спрашиваю: где папа? Нету, - говорит, - на рыбалку с ночевкой уехал… А то бы я…
Вера потушила окурок в пепельнице. Сенсации не вышло. Но все равно – забавно. Ах, Маша, ах тихушница! Ты посмотри на нее…
- Ну и не гоношись. Приехала и уехала, она же не к мужу твоему заявилась.
Люся помолчала секунду и разразилась отборной руганью:
- Кутырина, ты меня слышишь вообще? Ты что, думаешь, она так просто приехала? Этот, прости господи, Коленька ей целый дом отписал! Целый дом! Мне, значит, избу гнилую, а этой – хоромы!
У Веры заблестели глаза. Вот так раз! Вот так номер!
- Поздравляю тебя, Людмила. Вы – дура!
- Дура. Дура, что всю семью на горбу тащу. Дура, что деньги зарабатываю, бабку выхаживаю, детей в отличную школу определила. Олюшке – лекарства, Машке ее – шмотки! Деликатесы вожу! В огороде ихнем пашу, как проклятая! Выродка ихнего, Степушку, терплю! Всю душу мне вынул, сволочь! А они этой залетной пирожки пекут! И Романов, Романов… У меня слов нет!
- Слушай, но ты сама недавно верещала, чтобы тебе маленькую избушку оставили?
- Вера, не начинай! Я после того раза еле успокоилась! Родная дочь – и так мама поступила! Так мне больно, так обидно, Верка! За что, спрашивается? Я им вместо уборщицы, Верка! Вместо служанки! – в трубке послышались глухие рыдания.
Кутыриной стало бесконечно жаль Люсю. Неплохая, бойкая баба, и, гляди-ка, рожей не вышла! Другая бы плюнула, оставила бы это благородное семейство и уехала бы в Ленинград! С ее хваткой, разве здесь не развернулась бы? И что она за эти штаны держится? Что она в них вцепилась?
- Люська, не знаешь ты себе цены! Бросай ты их к чертовой матери, пока молодая! Я помогу!
Они еще целый час переливали из пустого в порожнее. У Люси немного отлегло от сердца. Вот какой хороший кабинет на работе: и поорать можно, и поплакать – никто не услышит. Сейчас Люся умоется и выйдет к работницам свежая, сияющая, веселая!
С утра еле ноги волокла. Дома – скандал из-за этой паскуды. Люся приперла Степана к стенке – он ее от себя отшвырнул. Хорошо, дети в школу ускакали, а то полюбовались бы сценой! Инесса благоразумно спряталась у себя. Небось, самый большой стакан из серванта вытащила, старая перечница, чтобы послушать. Будто не знает своего внучка, кобеля!
- Дура! Дура чеканутая! Я на рыбалке был! У Ани спроси! У мамы спроси! – орал Степан, нависая над Люсей, - тебе лечиться надо!
- Это тебе лечиться скоро надо будет! От «спида»! Шляется со всем табором, а я, что, верить тебе должна? – Люсина прическа растрепалась, уголки пухлого рта закипали слюной, глаза горели ненавистью.
- Да пошла ты, дура! – Степан развернулся и громко хлопнул входной дверью.
Люсю внутри жарило синим огнем. Она со всего маху швырнула в закрытую дверь флакон дорогих духов. Пузырек разбился на сотни мелких осколков. Запахло «Шанелью», и вскоре находиться в прихожей стало невозможно. Трясущимися руками Люся застегнула пуговицы пальто и тоже хлопнула входной дверью.
Шла и ревела. Но ревела бесшумно, без слез. Все-таки, приличная женщина. Позволит себе распуститься, мигом потечет тушь. Не хватало еще этого. Духов было до смерти жалко, жизни своей было до смерти жалко… Не успела провести пятиминутку с коллегами, поспешно отправив всех в цех, сразу же принялась крутить диск телефона – звонить Кутыриной. Палец срывался, приходилось крутить заново. Хорошо, что скоро в кабинете этот замшелый телефон заменят кнопочным. А то – стыд. Смотреть не хочется на этот совок!
Отплакав свое, отведя душу, Люся посмотрелась на себя в круглое зеркало, повешенное в нише кабинета. Хороша, нечего сказать. Тушь все-таки потекла. А говорили – отличная, водоотталкивающая. Сволочи. Везде стараются наколоть!
Дзинькнула молния на косметичке – Люся вынула специальное молочко для снятия макияжа. Тщательно протерла лицо, нанесла дневной легкий, как пух, крем. Подкрасила ресницы заново и мазнула по губам яркой помадой. Прошлась пуховкой под глазами.
Впереди – масса дел. Надо заполнить под копирку накладные, не забыв проложить красящей стороной на дубликат. Посчитать расход-доход. Позвонить Анзору, директору рынка и договориться о продуктах к субботе – заказан банкет. Опять же, по оплате – деньги немалые, но… Девкам, оставшимся на сверхсрочную работу – заплати. Анзору, черт бы его драл, тоже заплати. Себя не обидь, да к тому же, проведи этот банкет по документам, как дневную, предпразничную выручку. И хорошо – план перевыполняется, и копейка всем. Как говорится, сама пей и другим испить давай!
Ох. Это опять явится Люся часам к девяти вечера. Опять с детьми – через пятое-десятое. Хорошо, Инесса в силе: и накормит, и уроки проверит. На папеньку любимого надежды нет: Люся сбилась с графика. Непонятно, где он – в рейсе, или у какой-нибудь шалавы на диване. Анька так скучает по нему, ждет… А он…
Петька не страдает. Петька – умный. И хитрый. Знает, где выгода. Кто даст денег на карманные расходы, на кино и домино? Кто ему путевку в лагерь выбьет? Кто модные джинсы достанет? Папа? Держи карман шире. Нафиг он и нужен, папа этот. Петька в этой жизни не пропадет. Но, все-таки, погань эту папашкину перенял. Люся, отдыхая в Крыму, заметила, как он, сопляк, уже на женщин поглядывает с интересом.
Люся тогда подзатыльника хорошего врезала сыночку.
- Мам? – вскинул на Люсю черные, цыганские глазищи Петька.
- Я тебе помамкаю! – рявкнула Люся, - живо в номер! Молод еще на голые задницы смотреть!
Ну а в чем виноват ребенок? Все эти проститутки – три тряпочки вместо купальников нацепят и ходят по общественному пляжу телешом! Ни стыда, ни совести!
С Инессой у Люси сложились довольно мирные отношения. Наверное, единственным понимающим человеком стала Инесса. Знает, как хлеб нынче добывается. Иногда вечером она заваривала для Люси кофе или чай с травами – заботилась. А порой, если увидит, что расстроена чем-то Люся (ревизия плохо прошла, или опять из СЭС нежданно-негаданно нагрянули), достанет из буфета марочный коньяк, нарежет лимончик, и…
- Люся, забудь, плюнь и разотри! Степка и мизинца твоего не стоит! Доказала – можешь и умеешь! – говаривала старуха, смягченная алкоголем, - наша женская порода! Степка – рухлядь. Ему с этой самой Машей только и жить!
- А что же вы меня в дом пустили? – спросит бабку Люся.
- А я и не пускала. Прям чувствовала – несчастной с моим внуком будешь, - отвечала Инесса, - я вот что тебе скажу: Анюту нужно в институт определять. Пока я могу что-то сделать. Есть у меня человечки в Ленинграде. Попробуем!
Мысль хорошая. Довольные собой, женщины выпивали еще по рюмочке и расходились по комнатам, полные деловых планов. Так что, можно было с чистой совестью сказать: со свекровью-крысой тихушной, Люсе не повезло, а вот с бабкой – очень даже. Ворон ворону глаз не вырвет.
И Верка в Ленинграде, дай ей Бог здоровья. Люся с ней душой отдыхала. И по ресторанам, и по саунам, и в Выборг катались, и в Таллин. Личная жизнь у Веры не ладилась – однолюбка. Но слезы свои никому не показывала. Только Люся знала, что творилось у Кутыриной на душе. Знала – и молчала.
А в родной деревне, надо же, осиное гнездо! Ненавидят Люсю, плюют ей вслед: цаца! Спекулянткой за глаза обзывали, нищеброды! Не умеете жить, так других в этом не обвиняйте! Быдло немытое! Зато Машу, как царевну встретили! Честная! Вот и облизывайте свою Машу, сволочи!
Приехала и дом отжала. А, может быть, и со Степкой свалялась. Степкиным словам веры нет! Врет кобель, чует сердце, врет! Чтобы он, да с Машей не увиделся, свой интерес не справил? Ха-ха-ха! Специально, поди, для отвода глаз, на рыбалочку уехал… Или не уехал никуда, под крылечком затаился, любовь свою поджидая. А там – попалась птичка! Он ведь и не спросит: надо его или нет – нахрапом берет. Потому и любят его бабы…
На глаза Люси снова набежали злые слезы…
Автор: Анна Лебедева