Сын курляндского конюха, ставший герцогом, а затем и всесильным фаворитом императрицы, Бирон по общему мнению был «человек без достоинств, бесплодно для России кормившийся за ее счет». Приведшая его на самый верх Анна Иоанновна была бездетной и единственной потенциальной наследницей, связанной с нею кровно, была ее племянница, дочь ее сестры Екатерины Иоанновны мекленбургская принцесса Анна Леопольдовна.
Бирон не был шибко сведущим в государственных делах, но весьма ревностно относился к вопросам шкурным и потому отдавал себе полный отчет в том, что со смертью императрицы, его положение при дворе немедленно будет поставлено под сомнение. Во второй половине 1730-х годов это было дело, которое вызывало у герцога наибольшее беспокойство. Для решения этого вопроса было избрано старое как мир средство: женитьба бироновскго сына на принцессе Анне.
Известно, что Анна Иоанновна и ее двор находились под влиянием двора венского. По настоянию последнего для дальнейшего укрепления связей между Петербургом и Веной российская императрица согласилась на приезд в Россию в 1733 году принца Брауншвейг-Вольфенбюттельского Антона. Это был молодой человек 19 лет. Императрица рассчитывала, что он и наследница познакомятся, сдружаться, а затем и поженятся. В общем-то, женитьба эта состоялась. Но изначально все пошло далеко не так как было задумано. Принцесса Анна, которая, конечно, знала, для чего Антон приехал в Россию, сразу же невзлюбила этого низкорослого, субтильного, заикающегося и слабовольного юношу. То есть между молодыми не только не возникло симпатии, но появилась даже ненависть Анны к навязываемой ей партии.
Обо всей этой ситуации был хорошо осведомлен Бирон, решивший повернуть дело в свою пользу. Он самолично и открыто предложил Анне выйти замуж за Антона. Последовал именно тот ответ, которого и ждал всесильный фаворит. Молодая принцесса заявила, что скорее положит голову на плаху, чем выйдет за Антона. Эта часть комбинации явно удалась. Но оставалась еще и вторая, не менее важная. По наущению Бирона одна из приближенных к принцессе Анне девушек-фрейлин предложила ей выйти за его сына - Петра. И вот тут герцога ожидал оглушительный провал. Анна страшно оскорбилась незнатным происхождением предлагаемого жениха и под влиянием сильных эмоций объявила, что готова выйти за Антона Брауншвейгского. Брак состоялся 14 июля 1739 года. 12 августа 1740 года на свет появился первенец Иван.
Состояние здоровья императрицы Анны Иоанновны все более ухудшалось и под нажимом Бирона за день до своей смерти, 16 октября 1740 года она подписала документ о назначении регентом при малолетнем императоре Иване III (на тот момент считали от Ивана Грозного) герцога Бирона. Однако его крайняя непопулярность практически во всех слоях общества привела к тому, что уже менее, чем через месяц, ранним утром 9 ноября герцог был взят под арест. Гвардейцы под командованием фельдмаршала Миниха выволокли его из теплой постели, и он был отправлен прямиком в тюрьму.
Регентшей стала мать императора Анна Леопольдовна, а фактическим правителем - Миних. Но этот порядок вследствие нескончаемых интриг и грязных дрязг, в которые без зазрения совести пускались все придворные, также продержался недолго – всего два месяца. Уже в январе 1741 года пост первого министра, занимаемый фельдмаршалом, стал во многом номинальным, а затем Миниха и вовсе вынудили уйти в отставку. За всем этим стоял старый прожженный интриган Остерман, которому ни годы, ни тяжелая болезнь (он не мог самостоятельно передвигаться) не мешали по-прежнему оставаться на плаву. И это еще мягко сказано, ибо он обрел такое могущество, которым ранее никогда не обладал. Теперь фактическим правителем России стал он.
Но и его век на самой вершине оказался кратким. На исходе ноября 1741 года произошел еще один переворот. На этот раз вдохновленные «дщерью Петра» гвардейцы арестовали Миниха, Остермана и других, а Елизавета Петровна стала императрицей, создав этим великую радость войскам и простому люду. Теперь ночью вторглись в покои Анны Леопольдовны. Сделала это сама Елизавета. Разбудив племянницу, она отправила ее в свой бывший теперь дворец, а сама осталась в Зимнем. За Анной Леопольдовной на санях Елизаветы были отправлены и ее дети – новорожденная Екатерина и свергнутый, но ничего об этом не подозревавший император Иван VI, которого будто бы Елизавета взяла перед тем на руки, произнеся: «Бедное дитя! Ты вовсе невинно; твои родители виноваты».
Все Брауншвейгское семейство Елизавета собиралась отпустить за границу, наделив соответствующим денежным содержанием. Но фамилия доехала только до Риги. Здесь их задержали в качестве своеобразного залога. Елизавета отправила людей за своим племянником и внуком Петра I молодым герцогом Голштинским Петром, которого она собиралась сделать наследником. Чтобы не чинили ему препятствий для выезда в Россию, она и оставила до времени Анну и Антона с детьми в Риге. В начале февраля 1742 года Петр Голштинский (будущий Петр III) был доставлен в Петербург. Но Брауншвейгская фамилия за границу так и не была отпущена. Это было вызвано небезосновательными соображениями о том, что семейство может быть использовано в интересах враждебных держав с целью раскачивания ситуации в России и ослабления власти Елизаветы. В результате семью, задержанную сначала в Риге, «начали удалять от западной границы и завозить внутрь России и, наконец, завезли на Беломорскую окраину». Вскоре после этого семью перевезли в Дюнамюнде, а затем, в 1744 году в Раненбург. Однако в том же году императрица повелела вывезти их в Архангельск, а затем в Соловецкий монастырь, где они и должны были быть оставлены. Ввозить их в монастырь предписывалось под покровом ночи и поместить в заранее приготовленные комнаты.
Малолетнего принца Ивана Антоновича приказано было везти отдельно майору Миллеру, который получил следующую инструкцию. «Когда Корф вам отдаст младенца четырехлетнего, то оного посадить в коляску и самому с ним сесть и одного служителя своего или солдата иметь в коляске для бережения и содержания оного; именем называть Григорий. Ехать в Соловецкий монастырь, а что вы имеете с собою какого младенца, того никому не объявлять, иметь всегда закрытую коляску». Однако все это так и осталось лишь приказаниями на бумаге. Из-за трудностей передвижения по русскому северу фамилию решено было оставить в архиерейском доме в Холмогорах.
Перед выездом из Раненбурга беременная принцесса Анна получила страшный удар. Ее разлучили с самым близким ей человеком – фрейлиной Юлией Менгден, с которой она была всегда и всюду вместе. В марте 1745 года Анна родила в Холмогорах сына Петра, а в марте 1746-го умерла при родах Алексея, который выжил. Елизавета устроила Анне в Петербурге пышные похороны. Она была похоронена в Александро-Невской Лавре, где покоилась и ее мать царевна Екатерина Ивановна.
В начале 1756 года 14-летнего принца Ивана забрали из семьи и перевели в Шлиссельбургскую крепость, где он жил под надзором капитана Шубина. На счет содержания свергнутого императора, которого теперь именовали «арестантом» были получены следующие инструкции: «в ту казарму никому ни для чего не входить, чтоб арестанта видеть никто не мог, також арестанта из казармы не выпускать; когда же для убирания в казарме всякой нечистоты кто впущен будет, тогда арестанту быть за ширмами, чтоб его видеть не могли. В котором месте арестант содержится и далеко ли от Петербурга или от Москвы, арестанту не сказывать, чтоб он не знал …».
Не должно вызывать удивление, что от такого содержания у «арестанта» начались проблемы с психическим здоровьем. Сменивший Шубина капитан Овцын доносил в тайную канцелярию А. Шувалова, что арестант «здоров и, хотя в нем болезни никакой не видно, только в уме несколько помешался, что его портят шептаньем, дутьем, пусканьем изо рта огня и дыма … приходил раз к подпоручику, чтоб его бить, и мне говорил, чтоб его унять, и ежели не уйму, то он станет бить … ежели в сенях или на галерее часовой стукнет или кашлянет, за то сердится». По приказанию Шувалова Овцын спрашивал арестанта, кто он таков есть. Тот отвечал, что он «человек великий и один подлый офицер то у него отнял и имя переменил, а потом назвал себя принцем». А однажды в сердцах, крича на Овцына, арестант произносил в гневе: «Смеешь ты на меня кричать: я здешней империи принц и государь ваш…». Не обходилось и без того, что офицеры дразнили арестанта, и он выходил из себя. Но в итоге нашли на него управу в том, что не давали ему чая и «чулок крепких». Это подействовало и он «присмирел совершенно».
Тем временем остальная часть семьи – отец, две дочери и два сына продолжали жить в архиерейском доме в Холмогорах «безысходно». Покои их стали им весьма неудобны, ибо были они «старинные, малые и тесные». Сыновья спали в одной комнате с отцом, в другой – дочери.
Кульминация тяжелого жизненного пути свергнутого императора, который безвинно провел всю свою недолгую жизнь в заточении, наступила летом 1764 года.
Как мы помним, Ивана Антоновича содержали в Шлиссельбургской крепости. Одним из обер-офицеров здесь служил внук переяславского полковника Федора Мировича, который в свое время предал Петра и вместе с Мазепой перешел на сторону Карла XII. Это был подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович. Будучи убежден в своем высоком происхождении и одновременно уязвлен тем, что говорить об этом он никому не может, да и должность занимает явно его недостойную, подпоручик замыслил «искать случая освободить Ивана Антоновича из Шлюссельбурга и провозгласить императором». В свои планы он посвятил поручика Аполлона Ушакова, который согласился участвовать в деле. 13 мая в Казанском соборе заговорщики, которые более никого в свои планы не посвящали, отслужили по себе панихиду. Они готовились действовать во время отъезда Екатерины в Прибалтику, который предполагался в ближайшее время. Они планировали освободить шлиссельбургского узника и доставить его на шлюпке в Петербург, а именно в артиллерийский лагерь, который должен был стать главной силой переворота.
Трагический случай привел к тому, что 25 мая Ушаков утонул в реке. Но это не сломило волю Мировича, и он решил продолжать дело один. В отсутствие Екатерины в ночь на 5 июля Мирович, который стоял караульным офицером, построил солдат «во фрунт», приказал им заряжать пулями ружья, а когда из своей квартиры вышел комендант крепости Бередников, Мирович взял его за шиворот и приказал арестовать. Затем с отрядом подчинившихся солдат, подпоручик отправился в казарму, где содержался свергнутый император. В помещении было темно и Мирович приказал принести огонь. Доставленный огонь осветил лежащее на полу окровавленное тело и стоящих рядом двух офицеров – Власьева и Чекина. Мирович обратился к ним с такими словами: «Ах вы, бессовестные! Боитесь ли Бога? За что вы невинную кровь пролили?». Но офицеры ответили, что исполняли приказ. Опешившие поначалу солдаты, спросили Мировича, не прикажет ли он заколоть Власьева и Чекина, но он сказал, что теперь это бессмысленно, после чего он поцеловал руку мертвого узника, приказал положить его на кровать и вынести из казармы «на фрунтовое» место.
Построив караул, Мирович сказал, что в произошедшем вина лишь одного его, поцеловался со всеми солдатами, а затем приказал барабанщику бить утреннюю зарю, и полный поход, после чего закричал, чтобы его арестовали, что и было немедленно исполнено Бередниковым.
При обыске у мятежника были обнаружены заготовленные для Ивана Антоновича бумаги – манифест, присяга и повеления. Следует сказать несколько слов о том, в каком состоянии находился заколотый офицерами арестант. Физически он был здоров, но имел и ряд весьма существенных недостатков. Он был «косноязычен» до такой степени, что «посторонние почти вовсе не могли его понимать», «не мог произнести слова не подняв рукою подбородка». Все это вовсе не удивительно, учитывая то, как складывалась его судьба. Кроме того, несчастный узник «грамоте не знал, памяти не имел, молитва состояла в одном крестном знамении». Он все время ходил по камере, либо лежал, ходя иногда громко хохотал, говорил, что он есть небесный дух, а именно св. Георгий, а тело его «есть тело принца Иоанна, назначенного императором российским, который уже давно от мира отошел», просил у Бога разрешения класть поклоны как митрополит, ибо он желал стать митрополитом. Рассуждая на грани цинизма, можно с уверенностью сказать, что такого человека вряд ли приняли бы императором.
Власьев и Чекин. Исполнившие свой долг перед императрицей, получили по 7000 рублей и отставку с сохранением полного жалования. При этом они дали подписку в том, чтобы «под лишением чести и живота не утруждать императрицу относительно содержания, жить всегда в отдалении от великих и многолюдных компаний, обоим вместе нигде в компаниях не быть и на делах … не подписываться, в столичные города без крайней нужды не ездить … об известном событии никогда не говорить».
В завершении заметим, что отец убитого Ивана VI Антон Брауншвейгский скончался в Холмогорах в 1774 году, где и был похоронен. По восшествии на престол Екатерина дозволила ему покинуть Россию, оставив детей, но он отказался от этого и остался с семьей. В 1780 году по просьбе датской королевы, которая приходилась Антону сестрой, дети его были переправлены в Данию в город Хорсенс. Екатерина назначила им денежное содержание по 8000 рублей в год, которое все они получали до самой смерти.
Так бурная эпоха и острая борьба за высшую власть определила трагическую судьбу императорского семейства.
