Найти тему
Людмила Теличко

варнак

Женщины стояли на краю проселочной дороги, шумно обсуждая последние новости. Наперебой они рассказывали, как Танька Калюжная шестого числа выскочила из окна в сад, в густые кусты крапивы, когда Дарья Милютина пришла разбираться с ней за своего Мишку в обеденный перерыв, да и застала их грешных вместе. Прямо на месте преступления.

Дарья долго кричала хозяйку, стучала по забору, но счастливые влюбленные, пылая страстью и вожделением, отдавшись любовным утехам под звуки музыки, не слышали ничего. Дарья же, настроенная воинственно решить проблемы, возникшие в отношениях с мужем, открыла калитку и беспрепятственно вошла во двор, огляделась в поисках собаки, не увидела оной и побежала к крыльцу, услышав мелодичную музыку.

- Дома, стерва! Уснула небось. или музыку слушает. Это хорошо. Я ей сейчас покажу, как чужих мужиков с пути сбивать. – Она толкнула дверь и влетела в комнату. – Ой?

Что она там увидела, одному богу известно. Только она орала так, что перекричала магнитофон и металась по комнате, как фурия, сметая все на своем пути.

Танька сразу сориентировалась и выпрыгнула в окно, только попала в крапиву и, с перепугу, пробежалась по ней голыми ногами, спасаясь от злобной Дарьи в сараюшке. Теперь все тело ее, по причине наготы, покрылось красными болящими пятнами и горело, горело, пылало, правда, не от любви.

Вот это все и дало повод к сплетням. Бабы на перебой обсуждали Таньку и Дарью в купе, украшая рассказ все новыми подробностями.

Тут они притихли

- Глянь ко бабоньки, идет.

- Тише, тише. – Зашипела Марья. – Корова то моя совсем плохо доиться стала. – Перевела она разговор на хозяйство, - что делать и ума не приложу. Хоть на мясо ее пускай.

По дороге шел мужик, здоровый, крепкий, жилистый. За спиной его был рюкзак, а в руках тяжелый посох. Его грубое лицо, перебитое широким шрамом по правой стороне, со лба до подбородка, не внушало доверия, а лишь тупой страх.

Он прошел мимо женщин, молча мотнув головой вместо приветствия. Все замолчали. Когда он прошел, Зойка произнесла:

- Чистый варнак.

Мужчина остановился. Обернулся. Острым взглядом посмотрел на Зойку, потом перевел взгляд на Марью.

- Корову на другую лужайку отведи, там лебеды много, она и поправится. – И пошел дальше. - И тебе польза будет.

- Бабы, видели, он же на меня посмотрел так гневно, как только услышал? Демон. – Припустила она к дому. – Ой, беда, ой, беда. Что теперича будет, все язык мой поганый. – Испугалась Зоя.

Зойка жила с родителями, была она рыжей, яркой, словно солнышко отметило ее своей любовью, одарив россыпью веснушек всю, с ног до головы. Наверное, поэтому все парни обходили ее стороной, на танцах не приглашали в пару и вообще, смотрели как то диковато. Хотя на вид она была симпатичная. В свои тридцать два она была примерной девицей и лишь мечтала о своем суженном, каждый раз гадая с восемнадцатилетними девчонками на святках в бане Даниловны.

Дома, рассказав все, что было на дороге, она еще получила мокрым полотенцем от матери по плечу.

- За что? – удивилась девушка.

- Чтоб не обзывала нормальных людей нечистыми словами.

- Так если он такой.

- Иди отседова, такой, пока еще не заполучила на орехи. – Закричал отец.

- Вот блин, еще его защищают. – Обиделась Зоя.

Прошло полгода и зима украсила землю белым покровом. Навела чистоту и порядок в своем хозяйстве. Разметались в поле длинные накатанные санные дороги и следы от лыж. Детвора отчаянно летала на санках с высоких горок, со смехом барахтаясь в холодных сугробах. И не боятся перевернуться архаровцы.

Зойка бегала с вилами, подбирая с саней упавшее сено, она и не видела, как за ней украдкой издали наблюдает старик. Лицо ее раскраснелось от мороза и усилий, пар от дыхания поднимался в вышину и иней тут же окутывал ее рыжие ресницы, платок и фуфайку. Она была похожа на снегурочку, весело смеялась на шутки мужиков, сгружающих сено. А тут еще Колька, молодой тракторист, недавно вернувшийся из армии, нет, нет, да и глянет на нее лукаво. Зойка еще громче смеется, стараясь привлечь к себе внимание. Сердце заходится от его синих глаз, дрожит, словно густой кисель на руках.

Совсем ум потеряла девка. Наряжается, прически делает, губы красит, бегает к Люське, портнихе, выбирает новые фасоны платьев, скупает ситец, да шифон в магазине и духарится, спасу нет..

- Зойка, что с тобой, совсем рехнулась? Весь дом завоняла духами своими. продыху нет. Таки деньжищи в сельпо снесла. Акстись, девка. - Ругалась на нее мать.

Зойка прятала глаза и тащила материю Люське.

Кто же знал, что тает Зойка в жарких объятиях Николая по ночам, тайно сбегая из дома, теряя рассудок, стыд и время. Для него старалась, красоту наводила. Забывала она в них и наказы родителей и ответственность за свои поступки и будущее, которое ее ждет. Прибегала домой, окрыленная любовью и, быстренько лезла на печь, греться, чтобы никто не видел в доме глаз ее искрящихся, улыбки безмятежной и пылающих от удовольствия щек.

А вскоре почувствовала неладное. Мутило ее от вида жаренного мяса, да картошечки с луком, выбегала на улицу, подальше, за сарай.

- Ох, девка! Натворила гляжу дел, - сказала мать, вытирая руки о фартук. А отец тут же с ремнем подступился, лупил, что есть силы. Мать пустилась на защиту, так и ей попало не меряно. Ох, и злой был батя в тот вечер. Орал на чем свет стоит.

- Шалавы чертовы, да я вас обоих. Это ты попустила девку, позора мне еще не хватало. Чтобы имя наше бабы на ветру полоскали.

- Да ты что отец сорвался, она ить уже не девочка, почитай четвертый десяток пошел, а дитя все нет, и замуж никто не берет. Виновата ли она в этом? Тут подумать надо. А то и не узнат женского счастья во век.

- Я вам покажу, женское счастье, я покажу вам замуж. Аааай! Ну, вас в баню. – Он грохнул по столу кулаком, так, что тарелка подскочила и, упав на пол, разбилась на мелкие осколочки. Налил себе в шкафчике стакан водки, опрокинул его, не закусывая и выскочил на улицу.

За шторкой, на кровати ревела Зойка.

- Расстроился поди, ой, как сильно. – Мать ползала, приткнув юбку за пояс, собирая осколки. – Вот и жизня, любовь есть – счастья нету, нет любви – еще горше. Одна радость – кабы все здоровы были, а отец отойдет, чего уж плакать теперь. Сватать то он собирается, нет?

- Матушка, молодой он совсем, жениться в субботу. Кому я нужна теперь такая.

- Так это Коька чоль, Никитин сын, вот шельмец, поганец, дрянь, кобелина треклятая, опаскудил девку и в кусты. Какая такая?

- Рябая, вот какая.

- Ну и рябая, так что, любить тебя нельзя? Или ты кривая, косая, девка, вон какая справная, загляденье одно. Отец тоже весь рябой, а я его всю жизнь люблю. Ох! Дочка, счастье то оно не в веснушках, а какой ты человек.

- Так что ж меня никто не берет тогда, вроде я не злая.

- Может, завидует тебе кто? Али пакость каку сделал, сейчас все могут, может ты дорогу перешла какой девке, она охолон на тебя и навела. Бабы они такие. Токо и бойся вражды тихой, неприметной, самое зло и делается о таку пору.

Зойка вытерла слезы.

- Неужели Люська? Она же мне платья шьет, такие красивые, а на меня никто не смотрит.

- Во, во, а я тебе казала давно, неча на ее шитье деньги переводить и сами с усами. Все можем. Вона машинка – то, зря что ли стоит?

- Ну я ей покажу.

- Остынь дочка. Доказать ничего не сможешь, а злобу в сердце разожжешь, еще хуже будет.

Стук в дверь отвлек их от беседы. В дом вошел старик, поставил свой посох у двери. Снял шапку.

- Здравы будьте хозяева.

Зойка со страху аж присела.

- Здорово, коль не шутишь, Матвей Палыч! – Мать поднялась с колен, бросила осколки на пол и приказала Зойке подмести все веником.

- Смотрю беда у вас тут.

- Да уж, - потянула песню хозяйка, - тарелку уронила, руки совсем не держат, старая становлюсь.

- А ты Клавдия Петровна, чай завари, вот я принес сбор хороший, пей не сумлевайся, силы то и прибавятся. – Он протянул ей мешочек.

Зоя суетилась, унесла мусор, поставила чайник на огонь и хотела уйти из дома. Но ее остановил старик, взял за руку и заглянул в глаза

- Дело у меня к вам, серъезное.

Он разделся и остался в кителе. На груди красовалась звезда героя и медали. Она как то оторопела, смотрела на его грудь в орденах и глаза его были такими добрыми, такими родными. Даже шрам на щеке не казался таким страшным.

- Останься, я к тебе пришел. – Проговорил он тихо.

Тут и отец подоспел

- Какого гостя к нам привело, к чему бы это, мать давай на стол заправляй, живенько мне. Соловья баснями не кормят.

Женщины поспешили выставлять угощение, поставили графинчик самогона, соленые грибы, капусточку и мясо с картошкой. Хозяин сам деловито резал домашний хлеб. Выпили по первой, закусили. Не спеша налили по второй. А потом уж и разговор потек, тихий, душевный.

- А что Матвей Палыч, много ли товарищей полегло рядом с тобой на той высоте?

- Много.

- Тогда давай за них, за братьев наших, сынов родненьких, не чокаясь. Кхе, кхе. – Занюхал рукавом хозяин. Вот ты в мирное время стал героем, а думали не тронут нас враги иноземные, не достанут, а вишь как оно прилетело то тебе. Долго ль в госпитале отлеживался.

- Почитай семь месяцев. В груди осколок так и остался.

- А где ж женка твоя, бросила, али как?

- Погибла она в том бою, медсестрой служила вместе со мной.

- Тогда давай за нее, родимую. – Закусили капусточкой, грибочками. - Тяжело без жены.

- Да. Вот и пришел к вам с предложением руки и сердца, дочку вашу сватать, Зою. Нравится она мне.

- Да, девка наша добрая, хорошая, работящая. Всем фору даст. Только спросить бы ее надо. Тут, как не крути, а желание ее требуется.

- А я и спрашиваю, как, глянусь ли я?

Женщины слушали их разговор и удивлялись. Зойкино сердечко затрепетало, мысли побежали. Страшный он, еще шрам этот, а оказывается герой. На Китайской границе служил и не старый вовсе. Любит, говорит, ой, что делается. А она ж беременная, что делать то теперь, как быть? И Кольку паршивого любит. Она схватилась за мать, та гладила ее по голове, притянув к себе.

- Доченька, вон оно как обернулось то, это хорошо, будешь у нас мужняя жена, никто и слова худого сказать не посмеет. Сплетен не будет.

- А как же дите, обман ведь это.

- Дурочка ты, поди знает уж он давно о твоей беде, такой человек, как посмотрит на кого, все знает про него, что болит, чем лечить, видать, когда раненой лежал открылось ему чавой то. Поди разбери. Но человек хороший. Ты не бойся его. Раз пришел к тебе, значит, защитить хочет, тут и к бабке ходить не надо.

- А я его варнаком обозвала.

- Ничего, доченька. Еще не то бывает. Зато любить будет крепко, увидел тебя рябую, солнце встретил, видать добрый человек, душевный. Вишь как все у его закрутилось по судьбе.

Сошлись они тихо. Взяла Зойка узелок с пожитками и ушла вечером в дом Палыча. А у него чисто, аккуратно, все вещи по своим местам лежат, чистенько так, хорошо, печка топится. Скинула она валенки и давай на стол накрывать. Он все показывает, а Зойка запоминает.

- Хозяюшка моя, - говорит. А ей приятно! Разомлела она от жары и слов ласковых, и забылась в суете дней. А как ребеночек народился, веселее стало в доме. Матвей любит сыночка, как родного, играется с ним опосля работы, а Зойку на руках носит. Лучшего мужа в их деревне и не найти. Вот тебе и варнак!

-----

Прошли годы с той поры. Троих ребятишек родила ему Зоя. А рябой только один родился, Васятка, с голубыми глазами, как озера глубокими. С рыжей кучерявой шевелюрой, весь в мать. Солнышком помеченный.

Радуются они счастью своему, веселятся, в доме всегда покой и порядок. Пусть светит ясное солнце над их домом, освещает светлый путь.