Раньше я слышал слова: время остановилось… Слова эти всегда казались мне странными, – как же может остановиться время!.. Секунда прошла, и то уже что-то изменилось! А теперь я сидел на траве, в этом остановившемся времени, и вокруг колыхался медовый запах донника и чертополоха, – колыхался над километровой глубиной, над чернотой шахты, где оставался мой батя.
Димка молча сидел рядом, – он так и не уехал без меня в посёлок. Кто-то положил мне на голову ладонь, – почти невесомую… Я замер: мама?..
- Ромка, тебе надо домой вернуться. Бабушка одна там… Говорит, что все её бросили, что внук родной забыл её.
Я поднял глаза, даже головой встряхнул: это была не мама, а Елена Андреевна, фельдшер нашего шахтёрского медпункта.
- Ты бы навестил бабушку, Роман. Ей и правда тяжело без вас.
Мы с Димкой переглянулись. Димка поднялся:
- Надо ехать, Ромка. Бабулю проведаешь, и сразу сюда махнём.
Остановился Димка у бабушкиной пятиэтажки. Пожал мне руку:
- Утром, на зорьке, на «Хомутовскую» двинемся.
Я быстро взбежал по ступенькам на бабушкин этаж. Виновато приоткрыл дверь в коридор… И замер.
У бабушки сидели соседки. Бабушка со скорбно поджатыми губами выслушивала сочувствия:
-Надо же, – беда-то какая случилась…
- Почти всех шахтёров Александр со своим отделением горноспасателей подняли на-гора… А сам-то в шахте, под завалом, остался…
- Уж и надежды-то мало, что найдут его…
Вера Никитична, соседка из квартиры напротив, горестно вздохнула:
- Не успели развестись Марина с Сашей… Семья разрушилась… а тут – новое. Сказано: беда одна не ходит.
Бабушка смиренно и медленно, – чтоб все успели рассмотреть,– подняла глаза к потолку:
- На всё Божья воля. Значит, Мариша домой вернётся.
Вера Никитична не поняла, осторожно поинтересовалась:
- Думаешь, Марина всё же бросит лётчика-то своего?
Бабушка в негодовании дёрнула плечами:
- Почему это – бросит?.. У них с Веней семья! Мариша беременна!
- А ты же сама говоришь, – Марина теперь домой вернётся?
-Вернётся! Она вдова теперь! А чего им с Вениамином жить по съёмным квартирам, если здесь такой домище пустует! Маришенька Александру законной женой была! Они не развелись! Значит, по закону она – первая наследница! Как жена!
Мне вдруг больно стало сделать вдох-выдох, – дыхание просто остановилось… В каком-то бессилии я опустился прямо на пол. Во рту пересохло, сильно кружилась голова.
Соседки молча переглянулись. Таисия Григорьевна заговорила первой. Покачала головой:
- Оль!.. Ольга Васильевна, ты б всё же поосторожнее, – насчёт вдовы-то. Мой Михаил утром рассказывал, что горноспасатели ещё работают на «Хомутовской». Ещё ничего неясно. А в шахте всякое случается. Бывало, что и не ждали уже…
Я не помнил, как вышел из бабушкиной квартиры. Вдогонку расслышал тот же негодующий бабушкин голос, – она гневно ответила Таисии Григорьевне:
- Чего там неясного-то! И чего ждать!
Я сидел на скамейке в маленьком скверике – хорошо, что он был безлюдным… потому что я всхлипывал, как пацан, немытой ладонью вытирал слёзы… И просил отца:
- Бать, прости… прости, бать…
Я просил прощения у отца – за то, что ушёл из бабушкиной квартиры… За то, что одну её оставил… ничем не помог ей. А ведь отец мне строго сказал:
-Про бабушку так говорить не годится, сын. Для тебя она всегда будет бабушкой… матерью твоей мамы. Мужчина, Ромка, должен помнить об этом.
Отец каждый день напоминал мне, чтобы я проведал бабушку, отнёс ей продукты, посмотрел, почему не горит конфорка газовой плиты. А я ушёл… Не смог слышать бабушкины слова. И поэтому просил прощения у отца – за то, что не послушал его:
- Бать, прости…
А когда стемнело, я снова поднялся к бабушке… Мне было очень горько: там, на «Хомутовской», мужики из батиного отряда продолжают поиски, а я в эти самые минуты поступаю наперекор отцу, – не хочу помочь нашей бабушке…
Моему появлению бабушка ничуть не удивилась. Набросилась на меня с упрёками:
- Вот молодец! Дом запер и исчез, – со своими гулянками!.. А мать домой вернётся, – ей что, с семьёй во дворе сидеть? Ждать, пока ты нагуляешься? Да когда же ты повзрослеешь! Мать беременна, – ты же не детсадовец, должен уже понимать, что ей тяжело!
Я поискал глазами, за что бы взяться рукой…
- Бабуль!.. Тебе что-нибудь надо? Давай, я… в магазин схожу…
- Вспомнил!.. Вспомнил, что бабушка есть! В магазин!.. Ключ от дома давай!
Ключ остался в багажнике Димкиного мотоцикла.
Пересохшими губами я повторил:
- Тебе… что-нибудь надо?
Голова по-прежнему кружилась, и я не совсем понимал возмущённые бабушкины слова. Понял лишь, что в магазине ей ничего не надо… и картошка из нашего погреба у неё тоже есть, а нужен ей – почему-то срочно! – ключ от нашего дома… Ключа у меня не было, и я снова вышел из бабушкиной квартиры.
Димкина мать оставила меня у них:
-Чего тебе идти в пустой дом! Садись ужинать с нами.
Камынин положил мне на голову тяжёлую ладонь, а я притих: ладонь была такой же, как у бати и крёстного… И привычными запахом угля повеяло. У нас здесь все мужики немногословные, и Камынин тоже сказал просто,– обычные слова, но от них я вдруг снова задышал:
- Всё будет хорошо.
Анна Владимировна быстро отвернулась, незаметно смахнула слёзы…
Ночью я не спал, – временами проваливался в какую-то черноту. А в черноте этой батина рука ложилась мне на голову… И я слышал усталый голос отца:
- Всё будет хорошо.
На рассвете мы с Димкой рванули на «Хомутовскую». И снова время остановилось, – лишь чуть колыхалось над степью вместе с полынью и тысячелистником – будто двойной горечью колыхалось, дышало чистым запахом угля… От этого колыхания я прикрыл глаза. Не заметил, как задремал. Встрепенулся от тревожного Димкиного голоса:
- Ром!..
Димка показал глазами на машину «Скорой помощи»: она так и стояла в шахтном дворе, – с тех пор, как батино отделение снова спустилось в забой.
Отца я увидел сразу. Не помню, как растолкал людей, – батя лежал на носилках, прямо на земле. Я смотрел на залитое кровью батино лицо, на чёрные от угля руки. За моим затылком кто-то негромко сказал:
-Не дышит…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цвет