Друзья, понимаю, что у статьи дурацкое название, кликбейтное, может быть, даже, но мне так хочется, чтобы эту историю прочитало как можно больше людей. Я обожаю такие истории, про настоящего педагога, про учителя от Бога, учителя, который остаётся человеком и тем самым взрослым ВЗРОСЛЫМ, который и должен быть в идеале у ребёнка в школе и дома. Да, экскурсия в суд в истории тоже будет, тут без обмана, хотя безусловно, важна не сама экскурсия. Я очень рада, что Дарья в ходе интервью назвала фамилию и имя учителя, номер школы и город, вдруг до Елены Владимировны дойдёт эта виртуальная благодарность. Отдельно хочу обратиться ко всем моим ученикам, знаю, что вы читаете все мои статьи, на протяжении всей публикации оставила для вас свои приветы 🥰 Елена Владимировна как будто иллюстрирует многое из того, чему мы с вами вместе учимся на курсах, только я вам это преподношу, как техники и практики, доказанные исследованиями и работающие в лучших школах мира, а Елена Владимировна делает это интуитивно. Я не знаю её лично, я не была на её уроках, но я услышала про её работу от ученицы, увидела глазами ученицы, к тому же в перспективе через много лет после школы. Это тем более ценно.
Это был 1997 год. Я тогда пошла в первый класс школы № 10 в маленьком городе Марганец Днепропетровской области. Мою первую учительницу звали Яковенко Елена Владимировна.
С первого дня учёбы всё могло для меня пойти иначе. Дело в том, что в нашей школе была принята форма. У всех, с 1 по 11 класс, должны были быть бордовые пиджаки и тёмные юбки либо брюки. Так вышло, что моя мама задолго до этого заказала моей тёте привезти форму из-за границы, посчитав, что качество будет лучше, а значит, прослужит дольше. И вот к 1 сентября я получаю эту форму. И... ужас! Она зелёного цвета. Ярко-бирюзовый пиджак, такая же юбка в клетку с зелёными вставками. Я спрашиваю маму: «Как же я пойду? Все будут в бордовом, а я в таком зелёном...» Ещё и цвет был такой яркий. Мама сказала, что денег нет, тогда и правда было очень тяжёлое время, и что придётся идти, в чём есть.
Я пришла на первую линейку. Передо мной бордовое море, и я одна свечусь изумрудным цветом. К нам подошла наша учительница. Надо же, какое совпадение, на ней изумрудный костюм. Потом нас завели в класс. Я забилась в угол, мне было так некомфортно. Елена Владимировна начала со всеми знакомиться. Дойдя до меня, она вдруг заулыбалась и сказала: «Даша, как прекрасно, что я не одна сегодня в зелёном пиджаке пришла. Я так переживала, что буду одна. И вот, я не одна, ты со мной».
Я не знаю, как она угадала, что это не просто неподчинение стандарту, что я пришла в зелёном не от хулиганства или безалаберности родителей, а от безысходности. Думаю, по мне это было видно. Да и дети на меня все смотрели, в глазах было непонимание, почему они все одинаковые, а я в зелёном. Она это тонко почувствовала. Позже я буду видеть это часто, её интуицию, педагогическое и женское чутьё. И вот так шуткой она меня поддержала. Я сразу расслабилась. Как же это было для меня важно в тот момент! Я проходила в этой форме года два. Позже, конечно, учительница поговорила с мамой, узнала причины. Так как денег тогда не было ни у кого, школа пошла навстречу.
С Еленой Владимировной мы были вместе 5 лет. Она перешла с нами в пятый класс средней школы. Класс был очень дружелюбный и тактильный. Помню, что мы постоянно обнимались с ней и друг с другом. Это было нашим культурным кодом. Елена Владимировна была очень добрая, но одновременно требовательная. При этом она требовала не кулаком по столу, без «Потому что я так сказала». Она настолько мастерски, я бы даже сказала, красиво с нами работала. Мы её уважали в каких-то вопросах даже больше, чем родителей. Она полностью завоевала свой авторитет в наших глазах.
Таких учителей ни после нее в своей школе, ни сейчас в обучении моих детей я больше не встречала. Она, например, никогда не делала акцент на ошибках в работе. Да, она отмечала ошибки, но гораздо ярче выделяла именно правильные места. У неё была для этого зелёная ручка. Даже в работе, в которой всё было совсем плохо, она находила хотя бы одну красиво написанную букву и выделяла её зелёным цветом. Мы все так старались и показывали друг другу, сколько у нас зелёных пометок. Нам было важно заслужить эти зелёные пометки (комментарий автора канала: на канале есть мои ученики, выпускники курса про качественную обратную связь, помните, мы с вами изучали это, как важно в работе показать, что получилось, а не только ошибки, вот яркая иллюстрация).
Точно так же в поведении. Она в первую очередь выделяла плюсы. Как и во всех классах, у нас были мальчишки, которые пытались свернуть себе шею на каждой перемене. Она всегда за них переживала, но никогда не стыдила. В какие-то моменты динамика в классе становилась неуправляемая, и это нормально, группа всегда так живёт, имеет свои хорошие дни и дни невыносимой усталости друг от друга. В такие пики Елена Владимировна собирала родительские собрания, но вместе с детьми. Мы приходили с мамами, папами. Неизменно сначала мы слышали о себе только хорошее. Был у нас самый активный мальчик, Тарас. Таких принято называть хулиганами. Он постоянно откуда-то падал, как будто стремился что-то себе бесконечно повредить. Елена Владимировна говорила его семье: «Тарас — такой спортивный парень, такой активный, классный», дальше она его всячески нахваливала. Тарас гордился, родители гордились. Кому не хочется быть хорошим? А потом она вставляла: «Но вы знаете, вот это и вот это всё-таки небезопасно». Тарас это слышал. Тот факт, что его похвалили, действовал, как сильный мотиватор. Ему хотелось стараться ещё больше. Что там для этого нужно? Соблюдать безопасность? Хорошо. И он старался (комментарий автора канала: и снова внимание выпускников курса про обратную связь, мы с вами изучали этот механизм, позитивного подкрепления должно быть больше критики, это мотивирует).
А как ювелирно Елена Владимировна рассаживала нас, чтобы мы учились друг у друга. Я, например, всегда была обязательная, старательная. Ко мне могли посадить болтливого ученика, при этом учителем произносились правильные слова, и я для этого мальчика выступала некой моделью. Он видел, что я внимательно слушаю, стараюсь, и начинал корректировать поведение. Иногда я могла тихонько ручкой ткнуть и сказать: «Тихо!» Она учила нас поддерживать друг друга и учить друг друга своим сильным сторонам. Также она часто рассаживала нас по компетенциям. Я, например, хорошо разбиралась в литературе, лучше всех в классе читала, но хуже разбиралась в математике. Меня могли сажать с мальчиком, который плохо читал, но у него было всё отлично с математикой. Мы помогали друг другу, вытягивали друг друга (комментарий автора канала: а теперь снова внимание моих учеников, вот это то самое Кооперативное обучение, когда детей можно компенсировать друг другом).
Елена Владимировна нас постоянно сплачивала. Водила в походы, кажется, она отправляла нас на все соревнования и конкурсы, какие только были в школе. Но важен даже не сам факт того, что она это делала. Это делают многие. Важно, что она при этом говорила. Она говорила, что мы — единый организм и можем работать чётко только, если участвует каждый. Никто не должен был оставаться за бортом. Каждому она находила занятие. Даже если кто-то не умел ничего, он был при деле. Не выступаешь — помогаешь с декорациями. И не было никого, кто бы сказал: «Не хочу. Не буду».
Вот эта постоянная, порой незаметная, работа по сплочению дала свой результат. Лично я на себе почувствовала это очень чётко, когда у меня случилась беда. По моим детским меркам это было бедой, не меньше. У меня всегда были длинные, красивые волосы, ниже попы. Мама делала красивые причёски. Это была моя гордость. Девочки, даже мальчики, мне всегда делали комплименты. Меня из-за кукольной внешности и длинных волос постоянно отправляли на конкурсы.
Как-то родители подарили мне котёнка. Он оказался с лишаём. Долгое время не могли понять, что со мной. Когда разобрались, лишай уже распространился по моей голове. Мне пришлось брить голову. Меня положили в больницу на 3 месяца, там меня постоянно подбривали. Когда меня отпустили домой, я ещё какое-то время долечивалась дома. Я, конечно же, много пропустила. Кстати, Елена Владимировна каждый день приходила ко мне домой догонять программу. Я точно знаю, что это не было её обязанностью от школы. Она не брала за это денег, да маме их неоткуда было бы и взять. Это была её личная инициатива и её убеждённость, что любому ребёнку нужно не дать отстать от остальных. А ведь при этом у неё было двое своих детей. И конечно, она видела, что я лысая, и в каком состоянии я из-за этого нахожусь. Мама купила мне беретик, как же я его ненавидела, он казался мне таким страшным. За день до школы я кричала: «Как я пойду?»
Уже позже мама мне рассказала, что сделала Елена Владимировна. Сначала она собрала детей. Она им рассказала, что со мной. Ничего не придумала, всё сказала, как есть. Объяснила, что сейчас у меня совершенно нет волос. И она смогла вызвать сочувствие. Дети были готовы к тому, что увидят. Потом она провела собрание с родителями. Там была моя мама. На собрании всем сказали о том, что со мной случилось, она попросила всех следить за детьми. Тогда не было слова «травля», она просила, чтобы никто меня не цеплял, не обижал.
Помню свой первый день. Я так боялась реакции, я думала, ко мне не будут подходить, со мной не будут играть. Я зашла в класс. Все прибежали обниматься. Никто не пытался посмотреть, что там, никто не просил снять и показать. Всё было очень тепло. А потом я в своём беретике пошла в столовую. Стояла в очереди. Девочка постарше долго на меня смотрела. Потом стала спрашивать: «А чё ты в берете?» Я молчала. Она стащила с меня берёт и закричала на всю школу: «Так ты лысая?» и брезгливо швырнула мой берет. Я растерялась, заплакала. Это был обеденный перерыв, куча народу, все, естественно, смотрели на эту сцену. Тут подбежал Тарас. Поднял мой беретик, отдал мне его и побежал за девчонкой со словами: «Я её сейчас пну!» Ко мне подошли остальные одноклассники, начали меня обнимать, поддерживать.
Ещё одна история мне очень запомнилась. В пятом классе начался опасный возраст, мы проверяли границы. Пропал классный журнал. В итоге выяснилось, что его украли два наших одноклассника, девочка и мальчик. У девочки были очень авторитарные родители, папа работал в полиции, воспитывал жёстко, она получила много троек, испугалась реакции родителей. У мальчика тоже были плохие отметки. Ничего лучше они не придумали, как украсть журнал и сжечь его в лесу. Нам чётко никто ничего не рассказал. Никто не тыкал пальцем в этих учеников. Только по косвенным признакам мы догадались, кто это был и что конкретно случилось.
Как вы думаете, что сделала Елена Владимировна? Она повела нас на экскурсию в суд. Там судили парня за воровство. Это был открытый процесс. Я не знаю, реально ли это сделать сейчас и что нужно было тогда, чтобы привести класс детей на заседание. Но вот такой опыт был. Помню, что это оказало на меня неизгладимое впечатление. Видимо, на всех. Туда и обратно мы шли пешком. Всю обратную дорогу она нам задавала вопросы. Как нам? Что мы об этом думаем? Нам было не по себе. Кому-то его было жалко, хотели дать парню шанс, кто-то говорил, что он это заслужил. Равнодушным эта экскурсия не оставила никого. Увиденное заставило думать. Мы прекрасно и до этого понимали, что кто-то ворует, кого-то где-то сажают. Но это было где-то там. А тут мы это увидели вживую.
Я очень много об этом думала, тем более парень был не сильно старше нас, всего лет 18. Это был, возможно, самый сильный жизненный урок от моего любимого учителя. Мы шли пешком из суда и делали то, что сейчас называется «рефлексировали». Виновные дети тоже были с нами, хоть мы и не знали, что они виновны. Реакцию мальчика я не запомнила. Помню, что девочка шла с опущенной головой. Молчала всю дорогу, она не участвовала в обсуждении. Мне кажется, она всё это переваривала и очень переживала.
В 6 классе нам дали нового классного руководителя. Наш костяк дошёл до 9 класса, мы так и остались очень крепким, дружным классом. Но такого учителя уже больше не было. И дальше какие бы у нас ни были проблемы, школьные, личные, мы шли к Елене Владимировне. Я давно уехала с Украины, но когда туда приезжала, то всегда первым делом шла к ней.
Вот говорят часто, что всё идёт из семьи и всё закладывается только семьёй. Да, многое, но точно не всё. Например, исключительно от Елены Владимировны я забрала в жизнь ценность честности. Тогда ведь семьи часто в воспитании и не участвовали. Девяностые годы, нищета. Родители работали, многие были не в ресурсе для целенаправленной воспитательной работы. Мы были детьми с ключом на шее. А она заставляла нас думать, приводила какие-то ситуации и спрашивала наше мнение об этом. Все разговоры на классных часах у нас были не о том, как родину любить, как сейчас, а именно о честности. И при этом Елену Владимировну так уважали наши родители, что они словно слушались её, как и мы. По крайней мере, они никогда не противоречили тому, что она говорила, не подрывали её авторитет.
Многое из того, чему Елена Владимировна нас учила, я до сих пор делаю, как регулярную практику. Например, как-то мы читали книгу, в которой автор вёл дневник. Учитель сделала на этом акцент и так интересно нам рассказала про практику ведения дневника, что в него можно записывать, не стесняясь кого-то, свои мечты, делиться тем, что мы никому не можем рассказать. А через год можно перечитать и увидеть, как всё изменилось, как ты сам изменился, что проблемы прошлого уже кажутся ерудной. Тогда нам было сложно откровенничать с родителями, дневник многих спасал. Так как мы Елене Владимировне буквально заглядывали в рот, и она невероятно интересно об этой практике рассказала, мы все завели дневники. Потом носили их в школу, рисовали друг другу картинки на память. Потом периодически она ненавязчиво нас спрашивала, как наши дневники, чем они нам помогают, делилась своим опытом. И мы продолжали, не все, конечно, но многие. В какой-то момент уже стыдились показать одноклассникам, но делились друг с другом тем, что ведём дневники, где дома прячем от родителей.
Мне 32 года, а я до сих пор веду дневник и теперь, уже взрослая, понимаю, что это мощный инструмент самоанализа, саморефлексии и самотерапии (комментарий автора канала: а это, друзья я обычно называю «педагогические касания», когда педагог развивает личностную сферу в учениках, моделирует своим примером какой-то навык, и потом постоянно в разговорах возвращается к этому, осуществляя те самые педагогические касания, как бы постоянно смазывая бутерброд, посыпая каждый разговор ценностной пылью).
Сейчас моей старшей дочери 13 лет. Её пытались травить в классе. Я, конечно же, пошла к учителю. Я услышала: «Да ладно вам... Всё хорошо. Они просто растут. Подростковый возраст». Но не услышала ничего из того, что сказала бы на этом месте Елена Владимировна. Я ходила, ходила, добивалась контакта с учителем. Но нет... В итоге я сама пошла на разговор с родителями тех детей, я поговорила и с самими детьми в присутствии их родителей. Пришлось самой поработать классным руководителем. Я смогла найти общий язык. Вроде бы выровнялось. Однако я и сейчас говорю учителю: «Это ведь может быть ненадолго, вы с этими детьми каждый день, не я. Ваша задача транслировать ценности класса, не моя». Но в ответ я слышу, что у школы нет воспитательной функции (комментарий автора канала: это неправда, в Федеральный закон об образовании воспитательную функцию вернули в школу в июле 2020 года, и это абсолютно логично, так работает система образования во всём развитом мире, по всем исследованиям в когнитивной сфере за последние 20 лет личностные качества, метапредметные навыки и социально-эмоциональная сфера — все три пункта формируются в том числе в воспитательной деятельности — имеют прямое влияние на академическую успеваемость и усвоение предметных знаний и навыков, поэтому современная школа никак не может отвечать только за предметные области).
Комментарий автора канала
Какое счастье, что в жизни Дарьи был настоящий учитель, мастер, профессионал. Она ведь оплату-то не всегда за свой труд получала. Я это точно знаю, потому что в 1998 году отец моего мужа умер после известной голодовки в Ульяновске, где он, несмотря на неплохую военную пенсию, поддержал своих коллег-учителей. Голодовка была объявлена в связи с многомесячной задержкой в зарплате. Ровно в те годы, когда Дарья училась у Елены Владимировны. А уж в функциях школы, какие они там были, образовательная, воспитательная, обе сразу или никакой, в бардаке 90-х годов вообще никто не разбирался. И вот в эти жуткие времена Елена Владимировна осталась человеком и педагогом. Для меня учителя из таких историй всегда стоят в одном ряду с Янушом Корчаком. Спасибо, что вы есть и что напоминаете нам, что всегда, в любой ситуации можно остаться человеком, учителем и значимым взрослым.
PS уже после выхода статьи сразу несколько родителей и учителей спросили, считаю ли нормальным такой воспитательный способ, как поход на судебный процесс в суд. Сложно сказать. Я не смогла бы. Я бы побоялась, что это ранит больше, чем воспитает. Я захотела бы поговорить с авторитарными родителями, которых дети боятся настолько, что готовы на мелкое хулиганство. Была бы я против, если бы моего сына так повели? Сейчас да. Но это сейчас. Вырос уровень осведомленности по теме публичного позора и того, что это мало отличается от публичных порок прошлого века. Есть исследования о том, что подобные экскурсии не влияют на уровень преступности. А тогда, в 90-х… Возможно, я была бы не против. Скорее всего, в данной ситуации сыграла роль конкретной личности, именно этого учителя и авторитета. Есть такие учителя, которым я готова простить такие спорные методы. Вот Елена Владимировна мне видится такой. Интересно было бы спросить, кстати, а сейчас она повела бы детей в суд…
Неравнодушных педагогов и осознанных родителей я приглашаю в Телеграмм-канал «Учимся учить иначе» и в привязанную к каналу Группу.
Книгу «Травля: со взрослыми согласовано» можно заказать тут.
