Какой бы старый она ни была, она всё ещё скучала по отцу. И сейчас лежала и смотрела то на мелькающие кадры телеэкрана, то на его фото, висящее прямо над её кроватью.
Сколько ей было, когда он ушел на фронт? Всего-то шесть. А она его помнила. Помнила, как он говорил ей: "Ты – мое дыхание."
А ещё хорошо помнила их переезд, как они перебирались из деревни в Иваново, как ехала она у него на коленях, а его крепкие руки держали её на ухабах. Тогда ей было ещё меньше.
С войны он не вернулся. Все, что осталось у них, это пара писем, и этот вот фотокадр. Нет, ещё медаль, которую вручили уже маме гораздо позже.
Отец был незримой поддержкой всю ее жизнь. Она часто разговаривала с ним мысленно, особенно тогда, когда мужское плечо было так необходимо. Любовь отца была ей бесценной мыслимой опорой.
Ковшов Александр Николаевич погиб под Курском в 1943-м. Правда, они об этом узнали уже после войны. И ей, Евдокии, это осознание того, что отца больше нет, пришло не сразу. Она так и продолжала его ждать, представлять, что может и не погиб он. Мало ли ошибок.
Так и ждала, казалось, всю жизнь. Школу заканчивала и думала: вот отец вернётся и похвалит, в техникум поступила, чтоб отец доволен был. А потом на кавалеров смотрела его глазами: что б отец сказал? Детей растила, ставила деда в пример. Конечно, порой и забывала, а потом, в моменты сложные, опять возвращалась глазами к портрету.
С портрета на неё смотрел улыбающийся солдат в форме, в пилотке. Он стоял у какого-то кустарника. Вот только в руках его было не оружие, а лопата. И он упирался на её черенок. Ну что ж, окапываться – тоже солдатская работа.
И теперь он был молод, а дочь его – старуха.
– Вот так вот, батя! – произнесла Евдокия вслух, спуская ноги и присаживаясь, – Вот так вот.
Наступали майские праздничные дни. На экране вновь и вновь транслировали видеоряд с портретами героев. Бессмертный полк.
Однажды внук и ее попросил переснять портрет прадеда, но она так и не смогла тогда это сделать. В этих новых технологиях ничего не понимала. Надо было кого-то просить, и пока она думала, как это сделать, необходимость у внука отпала. Жил её сын с семьёй далеко, в краю Краснодарском.
А теперь уж и внук взрослый.
И тут на экране появилась старушка в медалях, а в руках у неё на длинном шесте портрет её героя – отца. Она рассказывала о нем корреспонденту, о том, что в тылу работал, железнодорожником был.
И так вдруг Евдокии обидно стало за своего отца: вот уж он-то точно заслужил, чтоб в том строю быть. Так ведь нет его там, висит тут у неё перед кроватью, и никто-то его не видит!
Так обидно, что она решительно встала и позвонила Римме, своей подруге.
Подруга сейчас болела, но подсказала: сегодня как раз на площади перед дворцом культуры, буквально рядом с их домами, митинг будет, посвященный Дню Победы.
– Вот туда и иди с портретом. Верно, Дусь, правильно решила, надо! Позвони мне потом, расскажешь. Осторожней только, толпа, ить, там.
Евдокия надела лучший свой наряд, долго расчесывалась и даже накрасила губы. Она решила, что портрет просто возьмёт в рамке под стеклом, как и висит он у неё на стене. Потом засомневалась и прихватила бечевку – решила, что привяжет его как-нибудь к своей трости и поднимет повыше, чтоб отца все видели.
Аккуратно поставила портрет в сумку и направилась на площадь.
Погода сегодня была прекрасная, старушка шла по проулку, опираясь на трость. А там, за трассой, сразу и парк перед дворцом. Совсем рядом.
Парк был полон народу. Звучала музыка. Для торжества здесь собрали и школьников, и студентов, и рабочие организации. Многие были с портретами своих героев.
Евдокия потихоньку пробралась поближе к центру. Надо было привязать портрет к клюке. Но для этого нужно было где-то присесть. Все скамьи были заняты. Она скромно подошла к скамейке с молодежью.
– Садитесь, бабушка! – подскочила к ней юная девушка.
Евдокия с благодарностью села. Она достала портрет и положила его к себе на колени, потом повернулась к сумке, чтоб достать бечевку, но складки тяжёлой юбки натянулись и портрет соскользнул на асфальт. Стекло со звонким треском разлетелось на мелкие кусочки.
– Ох! – раздалось вокруг.
Евдокия растерянно смотрела на портрет отца, лежащий под осколками.
– Бывает! – вокруг нее собралась молодежь, они стряхнули стекло с портрета, а Евдокия переживала, что порвут.
Ей отдали портрет.
– Что ж Вы так, бабушка!
– Так привязать хотела, вот к клюке, чтоб повыше поднять.
– Чем привязать, – поинтересовался парень?
– Бечевка у меня тут.
– Так разве ж привязали б? Все равно бы упал портрет. Разве привяжешь? Кстати, рамку тоже можно выбросить, сломалась, – он протянул ей поломанную рамку уже без стекла, и Евдокия неловко, суетясь, сунула её в сумку.
Баба Дуся сидела растерянная. Карточка была тонкая, старая и, конечно, теперь участвовать в митинге с ней было бессмысленно, да ещё и опасно – можно порвать.
Она повернула к себе отца и посмотрела на него, мысленно прося прощение:
– Вот так, батя, вот так. Хотела, как лучше, а не вышло. Недотепа. Сейчас домой пойдем. Зря пришли. Зря.
Хотелось плакать от обиды – так бежала сюда, прорывалась сквозь толпу в самую гущу, в самый центр. Думала, дело хорошее сделать для отца, для памяти о нем, а вот...
Молодежь стояла рядом кучкой. Они оглядывались на странную бабулечку, желавшую привязать тяжёлую рамку к клюке бечевкой, переговаривались.
Бабушка достала из кармана носовой платок, промокнула глаза, высморкалась, потом засунула платок в карман, встала, прижимая к себе портрет и грустно, потрагивая за плечо впереди стоящих, чтоб уступили дорогу, начала пробираться сквозь толпу.
– Постойте, бабушка, – двое парней рванули за ней. Они взяли ее под локти и усадили обратно на эту же скамью.
– Мы тут подумали, Вы ж, наверное, хотели, чтоб Ваш муж тоже принял участие в акции Бессмертный полк?
– Отец! Отец, это, – исправила Евдокия, – Так ведь, разбила вот, что уж теперь-то!
– Есть предложение, а давайте мы его перефотографируем и понесем вот так – на планшете. Можно?
И один из молодых людей взял у Евдокии фото, аккуратно положил его на скамью и сфоткал.
– Смотрите!
Видела Евдокия для своих лет неплохо. И правда, с крупного экрана на неё смотрел батя.
– А теперь скажите, как его звали?
– Так ить, Ковшов Александр Николаевич это, отец мой, – сказала ещё не пришедшая в себя от неожиданности Евдокия.
– А родился в каком? А погиб?
– Под Курском погиб в сорок третьем..., – баба Дусю засыпали вопросами, она не успевала отвечать.
– Смотрите теперь.
И она рассмотрела. Отец её в оранжевом красивом оформлении, с георгиевской лентой понизу, которая скрыла немного лопату, улыбался ей с экрана этого чудо-телевизора. Он был лучше, чем на фото, ярче, и от этого казался ещё веселей. Внизу – надпись. Евдокия поняла – фамилия имя...
– Ох! Батя! – только и смогла сказать она.
– Ну вот и все, будет ваш муж участвовать в акции, мы его подержим высоко. Хорошо?
– Очень хорошо! Отец это, – только и смогла сказать Евдокия.
И только вроде ребята отошли, прошло минут пятнадцать, как вернулись опять, и начали объяснять что-то наперебой. Евдокия ничего уже не понимала. И тут одна девчушка опустилась перед ней на корточки.
– А Вас как зовут? ... Евдокия Александровна, а Вы знаете, мы отправили портрет этот Ваш в Москву, и в Новосибирск, и в Саранск, нашим друзьям. Теперь он и там пройдет по площади в акции Бессмертный полк.
Евдокия выпрямила спину. Неужели? Неужели может такое быть. Висел её отец, никому такой ненужный над кроватью, а теперь вот так, оказался в разных городах.
Минут через двадцать ребята прибежали опять. Девушка опять села перед ней.
Её перебивали, но она махнула на всех рукой и старательно объяснила:
– Мы сделали это, Евдокия Александровна!
– Что, – выдохнула Евдокия.
– Мы отправили его в Курск. И смотрите...
Ей опять подсунули этот маленький экран телевизора и она разглядела мелькание ярких людей с портретами. Это то, что видела она и по телевизору. Но конкретно ничего заслуживающего внимания не разглядела. По морганию непонимающих глаз старушки, было заметно – она ничего не поняла.
– Организаторы в Курске установили принтеры прямо на улице. И там портрет Вашего деда распечатали, и он теперь идёт по Курску, верите. Ваш дед в Курске! Он освобождал Курск и теперь он там. А ещё его показывают на большом экране, на площади! Представляете. Вот технологии!
– Отец! Отец это, – Евдокия не могла уже и поверить в такое.
– Ну да, отец, – исправилась девчушка, – Вот смотрите!
Евдокия пыталась что-то рассмотреть, но даже, если б позволяло зрение, глаза уже застилала слезная пелена. Она опять достала платок.
– Ну что Вы, радоваться надо, а не плакать! Ваш ... , – от переполнявших эмоций девушка опять забыла, кем приходится герой бабушке, – Ваш герой идёт по площадям многих городов! Сейчас он и в Курске!
Молодежь радовалась тому, что удалось им сделать, больше, чем радовалась сама Евдокия, они все уткнулись в телефоны и провозглашали увиденное громкими криками.
На площади лились песни, звучала музыка, ребята Евдокии помогли подойти поближе и немного посмотреть концерт. Потом ребят куда-то позвали и они попрощались.
– Вы мне адрес свой скажите, – предлагал парнишка, – Я фотограф-любитель, отреставрирую Ваш портрет так, что будет, как новый и распечатаю. Принесу на днях.
Евдокия продиктовала адрес, но решила, что не запомнил. Разве запомнит? Шумно же, да и не писал, тыкал кнопками в телефон.
Митинг закончился, Евдокия, усталая, тихо шла к выходу из парка, толпа растворялась быстро. Она осторожно прижимала к груди портрет отца и пришептывала:
– Ну что, бать, вот и смотри. Во многих городах ты был теперь. И в Курске твой портрет пронесли. Видишь, бать, как теперь. Вот так теперь можно! Не зря сходили мы с тобой, бать, не зря.
А через несколько дней на её стене уже красовался новый обновленный портрет отца с Орденом Победы в углу и георгиевской лентой понизу. Не забыл парнишка, принес ...
– Вот такие дела, Рим. Такая молодежь-то нынче!
– Ой да, продвинутые они в технологиях-то теперь.
– Да ведь и не про технологии я, подруга ...
***
С наступающим Днём Победы, друзья!
Взаимоуважения, мира и добра!
Буду рада лайку, если рассказ вызвал положительные эмоции, рада новым подписчикам!
А Ваша семья участвует в акции Бессмертный полк?
***
И в эти дни предложу вам, дорогие читатели, публикации о тех годах: