Мерецков был дома, когда позвонили по "кремлёвке". Он снял трубку. Это был Калинин.
Михаил Иванович попросил его прибыть к нему завтра к десяти утра.
- Сможете?
- Да. А по какому вопросу, Михаил Иванович?
- Надо вручить вам звезду Маршала Советского Союза. Указ об этом вышел дней пять тому назад, так что жду вас! - и Калинин положил трубку.
Мерецков вошёл в приёмную Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Секретарь - высокая красивая девушка с голубыми глазами и длинной чёрной косой, мягко улыбнувшись, спросила:
- Вы к кому, товарищ маршал?
"Хорошая дивчина!" - пронеслось в голове Мерецкова и он почувствовал, как шевельнулось сердце: он всегда волновался, когда видел красивых женщин. Он ответил, что его пригласил Калинин.
- Я сейчас доложу о вас! - секретарь направилась в кабинет, тут же вышла и произнесла: - Михаил Иванович ждёт вас!
Калинин сидел за широким дубовым столом и просматривал какие-то бумаги. Увидев Мерецкова, он встал и пошел к нему навстречу.
- После вручения вам ордена Суворова вы за это время, как будто помолодели! - сказал Калинин, тепло пожимая Мерецкову руку.
- А жена говорит, что у меня седин прибавилось и, что я постарел! - улыбнулся тот в ответ.
- Не переживайте, товарищ Мерецков, женщины всегда не прочь покритиковать нас, мужчин, а иные даже пускают в ход кулаки, - ответил Михаил Иванович.
Он неторопливо зачитал указ, а потом вручил Мерецкову звезду маршала и пожелал ему добиться новых успехов в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.
- Служу Советскому Союзу! - громко произнёс маршал.
- Ну, вот и хорошо, - качнул седой бородкой Калинин. - Дело сделано, а теперь прошу со мной попить чайку.
Хотя хозяин кабинета и старался быть весёлым, у него это получалось плохо. Он часто кашлял, казалось, ему не хватает воздуха. Его выдавало лицо, серое, землистое, неживое. Чувствовалось, что Калинин чем-то болен.
- У меня как-то были испанские товарищи и, когда речь зашла о наших добровольцах, которые сражались в Испании с франкистами, они хвалили вас, говорили, что вы были толковым советником, храбрым, умели воевать, этому учили испанских бойцов. Вам там, наверное, досталось?
Мерецкову не хотелось разговаривать на эту тему, но у Калинина был мягкий, подкупающий голос и такая теплота, что не ответить ему никак было невозможно. Да, сказал он, там было тяжело, в любой момент во время наступления мятежников могла сразить пуля. Но страха у него не было, а почему - он не знает. Потрясения в его жизнь ворвались, когда началась война.
- Что вы имеете в виду? - спросил Калинин.
- Мой арест.
"Странно не ужели он не знает, что меня едва не поставили к стенке?" - пронеслось в голове.
- Ах, вот вы о чём! - Калинин начал теребить бородку. - Я вас понимаю, потому что сам пережил роковые минуты, и теперь всё ещё саднит.
- Отчего вдруг? - участливо спросил Мерецков.
Калинин усмехнулся и грустно объяснил:
- Арест моей жены... - Михаил Иванович допил чай и поставил чашечку на край стола. - Тот день я едва пережил. Пошёл к Сталину, пожаловался ему, а он сказал, что виновата моя жена или нет, разберутся те, кому положено этим заниматься.
- Разобрались? - в глазах Мерецкова блеснули огоньки.
- В лагере сидит моя жена, ответил Калинин и с горечью добавил: - Прямо беда с нашими жёнами. Супругу Семёна Михайловича Будённого тоже арестовали. Сейчас у него другая жена. А я стар, куда мне жениться!
Дверь распахнулась и в кабинет вошла секретарь. Она сказала, чтобы Михаил Иванович поднял трубку, ему звонит Сталин.
- Слушаю вас, Иосиф Виссарионович, - откликнулся в трубку Калинин. - Что делаю? Вручил Мерецкову звезду маршала, а теперь вот с ним пьём чай. А что, я вам нужен?
- У меня есть к вам дело, приехать сможете?
- Хорошо, еду!
Калинин встал из-за стола и, глядя на гостя, сказал, что его требует к себе Иосиф Виссарионович.
- Вам, Кирилл Афанасьевич, я желаю всего хорошего! А вашей жене, Евдокии Петровне, с которой я имел удовольствие беседовать по телефону, большой привет.
Мерецков тоже встал.
- Михаил Иванович, спасибо вам за внимание к моей персоне. А уж вас я не подведу!..
По пути Мерецков заехал в Главпур к генералу Щербакову: член Военного совета генерал Штыков просил его взять в Главпуре бланки партбилетов. Во время боёв в партию приняли немало бойцов, а партбилеты им всё ещё не вручили, сетовал он.
Едва Мерецков вошёл в кабинет начальника Главпура, как тот, улыбаясь, пошел к нему навстречу.
- Наконец-то и маршал ко мне пожаловал! - воскликнул он. - Надо же такому случиться, все меня обскакали, вот и ты, Кирилл, стал маршалом, а я всё ещё хожу в генералах, - шутливо констатировал Щербаков.
Александра Сергеевича, секретаря МК и МГК ВКП(б), Мерецков узнал ещё до войны. Будучи заместителем начальника Генштаба, не раз бывал у него по самым различным вопросам. А ещё раньше, когда Мерецков командовал войсками Ленинградского военного округа, Щербаков приезжал к Жданову и попутно к нему. Вместе они отобедали на даче, а затем с ветерком прокатились на катере по Неве.
- Завидую я тебе, Кирилл, ты до мозга костей человек военный и в этом деле здорово смыслишь, - говорил ему Щербаков. - Я тоже хотел быть военным, но стал политиком. Видно, не судьба...
В кабинет, постучавшись, вошёл дежурный по Главпуру. Он доложил Щербакову, что к нему прибыл писатель Алексей Сурков.
- Пусть войдёт! - Щербаков посмотрел на маршала. - Втроём выпьем у меня чаю. Как ты?
- С удовольствием! - Мерецков помолчал. - Вам член Военного совета генерал Штыков звонил?
- Дать вам бланки партбилетов? - уточнил Щербаков. - Звонил. Бланки возьмёшь у дежурного, я распоряжусь...
Алексей Сурков робко вошёл в кабинет начальника Главпура.
- Я не знал, что у вас находится маршал Мерецков, - смутился Сурков.
- А что бы вы сделали? - усмехнулся Кирилл Афанасьевич, любивший стихи поэта. - Написали бы в мою честь поэму?
- Мог бы и написать, если бы потребовалось, - улыбнулся Сурков.
- Мы с ним побратимы, Кирилл, - кивнул на гостя Александр Сергеевич. - Вместе учились в Институте красной профессуры, правда, в тридцать вротом я заканчивал учёбу, а он пришёл на первый курс. Но слава у него крылатая. Кто меня знает? - весело продолжал Щербаков. - Красная Армия знает как начальника Главпура, и всё. А стихи Суркова знает вся страна, да и за рубежом у Алексея Александровича есть немало поклонников его таланта.
Сурков по-мальчишески зарделся:
- Вы, хватили через край! Сейчас у нас поэтов, пожалуй, больше, чем хороших стихов.
- А вы не забыли, Алексей, что были у меня в штабе фронта во время финской войны? - спросил его Мерецков. - Помните, мы ходили с вами на передний край?
- Мне тогда пуля прошила дырку на рукаве, - смутился Сурков. - Вы сказали, чтобы я спустился в блиндаж, а я остался стоять на бруствере и едва не поплатился жизнью.
- Когда вы написали стихи "Бьётся в тесной печурке огонь..."? - спросил Мерецков.
- Под Москвой в сорок первом шли тяжёлые бои, - начал Сурков. - Я, в то время корреспондент газеты Западного фронта "Красноармейская правда", был в дивизии генерала Белобородова, она прославилась в боях за Истру. "Кто особо у вас отличился?" - спросил я комдива. Белобородов назвал мне сапёра. Встретился я с ним на переднем крае во время затишья. Родом парень был с Украины, из-под Харькова. Мы долго беседовали, потом я написал очерк. На другой день пожелал, чтобы очерк прочёл сапёр во избежание ошибок, а моего Фёдора - так звали сапёра - уже не стало... Надо было сделать проход на вражеском минном поле, Фёдор разоружил пять мин, а шестая взорвалась. Погиб парень... Меня это здорово потрясло. Я написал стихи, а мой друг композитор Листов сочинил на них музыку. Так родилась песня "В землянке".
- Очень меня волнует эта песня, - признался Мерецков. - Нет, словами это не передашь...
- У каждого на войне своя судьба, но у нас один враг, и скорее бы уж разбить его, - промолвил генерал Щербаков. Он взглянул на Суркова. - Ты принёс стихи? Давай их...
- Прочтите, Александр Сергеевич и, если они вам понравятся, я хотел бы издать их отдельной книгой.
- Всё, что надо, сделаю, - заверил поэта Щербаков.
На четвёртый день после соответствующих экспертиз, в Мызе Кумна хоронили трагически погибших майора Чернова и капитана НКВД Валентина Гераленко. Хоронили с почестями, подобающими погибшим героям войны. Присутствовали все члены штаба дивизии войск специального назначения, мотострелковый полк в полном составе, кроме одной роты, уже успевшей к этому моменту перебазироваться в Ригу. Алексей, как и любой нормальный человек в подобных обстоятельствах, не мог поверить случившемуся. Валентин для него был по-прежнему живой. Деев стоял рядом со своей женой Ольгой и держался за её плечи, будто опору потерял. Она была одета уже по осеннему в тёплую шинель и пилотку со знаком отличия в виде значка мотострелков. Скользнув по ней случайным взглядом, Антонов заметил, что Ольга сегодня слишком бледная. Он вернулся к ней глазами и понял, что это не та бледность, которая бывает у скорбящих людей, она совсем иного рода, искусственная. Когда уже стали после орудийного залпа потихоньку расходиться с воинского кладбища, генерал, будто случайно прошёл мимо Алексея с женой. Так и есть, профессиональный взгляд не обманул. Ольга пыталась замазать пудрой свои синяки и перестаралась. Они всё-равно заметно и предательски выделялись на скулах и подбородке, к тому же и под ухом была яркая ссадина. Антонов удивлённо повёл бровью. Что это? Неужели Алексей её так неудачно за что-то приложил? Непохоже это было на Деева.
Когда приехали в Лохнееми, генерал вызвал Ольгу к себе, закрыл за собой дверь кабинета, и лишь она вошла туда, подошёл к ней вплотную и повернул рукой её голову к себе за подбородок, внимательно рассмотрел и спросил:
- Что с лицом? - на его короткий вопрос Ольга вздрогнула, но промолчала.
Но Антонов был человеком, который не привык к отказам и его резкость иногда возмущала многих, но все признавали, что даже в этом он был очень последователен.
- Мне провести служебное расследование? - резко спросил он.
- Нет, не надо ничего... Я, просто неудачно упала с велосипеда Сашки Глушкова, когда ездила в первую роту по вашему приказу. Не приехал связист и я сама решила... Взяла у Глушкова велосипед и свалилась там у школы. Грязь и было очень скользко, - при своём объяснении ситуации она ни разу не посмотрела Антонову в глаза, что там в глаза - головы не подняла от пола.
Он сложил руки на груди и строго произнёс:
- А врать-то ты ещё не научилась, Ольга! Это Алексей тебя?.. - и он указал рукой на её синяки.
Она отрицательно замотала головой, потому что голос мог бы выдать волнение. Антонов прошёл к двери кабинета, резко её распахнул и крикнул дежурному: - Глушкова ко мне, позовите, срочно!
Ольга снова вздрогнула и отвернулась лицом к стене.
Когда Сашка вошёл Антонов сказал ему с улыбкой:
- Не даёт мне покоя твой велосипед, Саша! - и указал кивком головы на Ольгу, стоявшую в той же позе у стены. - Ну, что на самом деле у вас произошло?
Глушков растерялся, он был застигнут врасплох и разыграть своё удивление вопросом Антонова не сумел, он приоткрыл рот, но слова застряли в горле, потому что он по-мальчишески боялся генерала. Он робко и тихонько ответил:
- Дал велосипед, а она поехала в первую роту и с него упала...
- И ты врать не умеешь, это хорошо, не будешь большим нахалом. Но честно ответить ты мне, всё-таки должен. Раз вы таким образом договорились отвечать, значит тебе известно, где Ольга получила свои увечья, - Антонов внимательно посмотрел на парня и тот дрогнул.
- Я не могу всего рассказать, это очень личное и, к тому же, не меня касается, - ответил Сашка. - Спросите у польки Гражины, она объяснит, если захочет. Из-за неё всё...
Антонов был слегка озадачен таким ответом, но отступать в расследовании не спешил. Генерал снова позвал дежурного и, когда тот подошёл к кабинету попросил: - Вот что, вызови ко мне сейчас же польскую медсестру из санитарной роты, Гражину Новаковскую, и побыстрее.
Как только Новаковска вошла в кабинет, она сходу всё поняла и готова была отвечать очень откровенно, потому что не хотела, чтобы кто-то из-за неё понёс наказание.
- Они тут не при чём, не виноваты, - стала Гражина объяснять генералу ситуацию на ломаном русском языке. - Василий сам первый её ударил, там на насыпи, а когда она упала, он её, - она указала головой на Ольгу, - шлюхой обозвал и упомянул про какого-то немца из Пскова.
Зрачки у Антонова расширялись всё больше и больше по мере объяснения этой медсестры.
- С чего всё началось? - спросил он, сурово взглянув на Новаковскую.
- Василий узнал, что я беременна и подмешал мне в столовой капли, специальные, - добавила она, - а когда понял, что они не сработали, то утащил меня тем же вечером, день назад, на песчаный откос и толкнул с него. Я упала, сильно ударилась, а он не давал Ольге подойти, чтобы помочь, хотел, чтобы мой ребёнок вышел из меня окончательно... Ольга шла мимо в первую роту и услышала мой крик. А потом она отпихнула его и стала меня поднимать, а он на неё и набросился.
- Дальше, я подошёл, и всё видел, - сказал Сашка. - Мы все трое подрались, но Ольге досталось больше всех, она первая заступаться полезла. У меня тоже, вон, царапина на шее, - и Сашка отогнув воротничок, продемонстрировал свою царапину.
Антонов опустил глаза вниз и тяжело задышал:
- Вы служите в армии, это дивизия при чём специального назначения, а не бордель! - последние слова он уже выкрикнул. - Наглец!
Он снова выскочил в коридор и попросил дежурного привести сюда Василия Мельникова в сопровождении конвоира.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
