Продолжаю переводить с английского автобиографию любимого актера. Предыдущие главы - в подборке:
Сценарий “Грязных танцев” я прочитал буквально за вечер, в нашем новом доме. Я был переполнен эмоциями, но совсем не теми, которых, должно быть, ожидали сценаристы. Сам сюжет был не более чем забавным, этакое сочинение “Как я провел лето”. Лиза, прочитав сценарий, тоже не отнеслась к нему слишком серьезно.
Но в то же время мы оба смогли разглядеть в этом более глубокую суть. Идеи, лежащие в основе "Грязных танцев", были фантастическими. И классовый конфликт, и личный, и тема семейных проблем, и тема сексуального пробуждения, — всего было понемногу.
И даже при том, что сценарий был слабым, при некоторой доработке все эти элементы можно было связать во впечатляющую историю с запоминающимися персонажами.
Потенциал этой вещи был огромен, но сможем ли мы убедить сценариста и режиссера внести те правки, которые мы хотели? Следующим утром Лиза и я мирно занимались ремонтом на кухне, но продолжали обсуждать, что мы хотели бы изменить в сюжете. И, несмотря на первоначальные сомнения, эта мысль всё больше и больше захватывала нас.
У меня уже была договоренность о прослушивании на главную мужскую роль. Персонаж Джонни Кастла казался мне идеально подходящим для меня и я горел желанием получить эту роль. Но в то же время я очень хотел быть уверен, что команда сможет докрутить забавный сценарий до поистине культового кино.
Пока больше всего в “Грязных танцах” меня привлекало то, что в режиссерском кресле должен был оказаться Эмиль Ардолино. У него не было крупных успехов в голливудском понимании этого слова, но у него было танцевальное прошлое и оно позволило ему снять несколько очень удачных работ. Так, он снимал для ТВ ревю “Михаил Барышников в Белом доме”, а потом оскароносную документалку о Жаке Дамбуазе* “Он заставляет меня чувствовать танец”.
*Жак д’Амбуаз - американский танцовщик (1934-2021). Начал танцевать в семь лет. Его приняли в труппу “Нью-Йорк Сити Балле”, когда он был подростком. В семнадцать лет он уже исполнял главные партии, став одним из любимейших танцоров Джорджа Балланчина. После серьезной травмы не бросил танцы, а ушел в преподавание (с 1976 г). Это событие положило начало Национальному Институту Танца. В общем, биография Жака - альтернативная версия того, кем, возможно, стал бы Патрик Суэйзи, не будь он с детства “Казановой”...
“Грязные танцы” должны были стать первым игровым фильмом для Эмиля, но он реально разбирался в танцевальном мире и я верил в него как в никого другого.
Но меня все еще сдерживали сомнения насчет роли Джонни Кастла. Даже если бы сценарист принял наши доработки, фильм мог стать шагом в другую сторону от того карьерного пути, который я для себя наметил.
Реакция на мою роль в “Скейттауне, США” показала мне, что, пойди я в том же духе, я смогу грести деньги лопатой, но навсегда останусь для публики одним и тем же героем, переходящим из фильма в фильм.
Я там и остался бы “танцором, притворяющимся актером”, но не актером. Поэтому долгие 8 лет после “Скейттауна” я избегал любых ролей с танцами (и вообще фильмов категории 12+). Не зря я отказался от контракта на 4 ленты с “Колумбией” и запер себя за дверьми актерской школы. И я все еще оставался в поисках ролей, которые бы показали публике, что я - актер.
И вот теперь я стоял на распутье. Будут ли “Грязные танцы” очередной киношкой про акробатику на танцполе или сильным кино, в котором мои танцевальные навыки не перетянут внимание с моего актерского мастерства? Я боялся подписать контракт, боялся, что одним махом разрушу всё то, над чем трудился последние 8 лет. Но, в то же время, мы с Лизой были уверены, что “Грязные танцы” имеют огромный потенциал.
Поэтому, после долгих обсуждений с Лизой, я принял решение: я возмусь за эту роль и вложу в неё всё то, что сейчас могу вложить. Я стопроцентно подходил для этой роли - роли танцора, который умеет быть сексапильным и обаятельным на танцполе. И я знал, что Джонни Кастл сможет превратить меня в того человека, которым меня хотел видеть Голливуд (что не вполне совпадало с тем, кем я хотел быть на самом деле).
Кроме того, в пользу этого решения говорило и то, что теперь нам были нужны деньги для того, чтобы платить за наш новый дом. Поэтому я сказал Лизе: “Окей, давай впишемся в этот проект”. С этого всё и закружилось.
Роль Джонни Кастла не писалась под меня, я был не единственный участник прослушиваний. На первом этапе кастинга мне нужно было просто говорить текст, а на втором нам нужно было танцевать с Дженнифер Грей.
На всех своих прослушиваниях я любил добавлять импровизацию. Так что на первом прослушивании я добавил немного о своем далеком от роскоши детстве в Хьюстоне и о том, как танец был волшебством, позволявшим мне тогда выйти за рамки суровой реальности. Честно говоря, я реально идентифицировал себя с Джонни. Он был социальным эскапистом, который пытался вырваться из будней штукатура-маляра в прекрасный мир танца. Он был человеком, в котором брутальная внешность соединялась с чувствительной душой - таким человеком, каким был мой отец и каким хотел быть и я.
На первом прослушивании я не играл Джонни. Я был Джонни.
На втором прослушивании мы с Дженнифер Грей были перед сценаристом (Элеонорой Бергстайн), хореографом (Кенни Ортега) и Эмилем Ардолино. Элеанора также была “в теме” - сценарий частично основывался на ее воспоминаниях о начале 60-х,два десятка лет назад, и “Бэби” было ее реальным подростковым прозвищем. Этот фильм должен был стать ее признанием в любви той атмосфере ранных шестидесятых в Кэтскилле. Когда мы с Дженнифер начали танцевать, она подскочила к нам и показала пару па, которые хотела увидеть в исполнении героев.
Она сама включила музыку, ну а я просто решил обнять Дженнифер и отдаться своей волне, неважно, будет ли это тем, чего от нас хотела сценаристка или нет.
Мы с Дженнифер никогда раньше не танцевали вдвоем, и, возможно, она все еще видела во мне того психа-вояку из “Красного рассвета”. *
*Патрик рассказывает об их отношениях с Дженнифер на съемках постапокалиптического боевика в седьмой главе автобиографии:
Но стоило мне провести ее буквально несколько шагов, как мы поймали ритм и настроились друг на друга.
Сначала я вел ее медленно, притягивая к себе и вращая. Я хотел, чтобы она отключила голову и почувствовала себя абсолютно уверенной. Мы смотрели друг другу прямо в глаза, и, хотя она сначала хихикала от смущения, вскоре ей стало совершенно комфортно со мной. Мы перешли к более сложным движениям, и я счел, что Дженнифер достаточно гибкая и сбалансированная, чтобы попробовать поддержку в воздухе.
Лиза была со мной в той же комнате и мы вдвоем показали Дженнифер, как делается поддержка. Нам с Лизой доводилось делать это столько раз, что со стороны это казалось очень легко. Я понимал, что если с первого раза подниму Дженнифер в поддержку, она будет чувствовать себя абсолютно уверенно и на кастинге, и на съемках. И сейчас она, казалось, была вполне готова для этого эксперимента.
На самом деле для девушки-партнерши первый заход в поддержку совсем не лёгок. Она должна не просто полностью доверять своему партнеру, она должна удержаться на том “пьедестале”, на который он ее возносит. Любой из партнеров мог получить травму при исполнении этого элемента.
Дженнифер встала и подошла на место Лизы, пока мы продолжали разговор с Элеонорой и Кенни. И тут я просто поднял ее на руки и выжал ее над головой. Это убедило ее, что я полностью контролирую ее положение - она могла пошевелиться, но точно не упала бы, только если бы сама не стала делать резких движений.
Конечно, она сначала попыталась вырваться, что вполне естественно для человека, которого никогда не поднимали над головой другого человека. “Не волнуйся, - сказал я ей, - Неважно, в каком положении ты находишься, я всегда смогу тебя безопасно спустить на пол”. Когда я следующий раз ее поднял, она приняла вполне элегантную позу, из которой я ее медленно поставил на ноги, причем мы не отрывали взглядов друг от друга.
Это был очень проникновенный момент. И очень сексуальный. В комнате воцарилась полная тишина - все смотрели на нас.
Дженнифер улыбнулась, когда я поставил ее на пол, и в этот момент я понял: контракт у нас в кармане. Элеонора позже говорила мне, что тогда у нее мелькнула мысль: если я не буду Джонни Кастлом, то фильм просто не состоится.
Так же, как роль Джонни была словно написана для меня, так и роль Пенни была словно написана для Лизы. Она проходила прослушивание и всех восхитила. Но в конце концов эту роль получила Синтия Родс.
Синтия также отлично смотрелась, но главным аргументом в ее пользу стало то, что она только что засветилась в “Остаться в живых” с Джоном Траволтой. У Синтии уже было имя, а это в Голливуде решает многое.
Мы не знали тогда - и узнали лишь гораздо позже - что Элеонора подозревала, что я буду настаивать на участии Лизы как на условии моего участия. Но я не задумывался тогда о том влиянии, которое я мог иметь как актер, и мне в голову не пришло настаивать на чем-то.
Лиза до сих пор иногда шутит, что люди все равно думают, что там снималась она, потому что и она, и Синтия - обе стройные блондинки.
Итак, я получил роль Джонни.
Мы с Лизой начали прикидывать, как улучшить сценарий. Элеонора, Эмиль и другие на самом деле занимались тем же, так что это определенно был “мозговой штурм”. Но инсайты Лизы объективно имели наибольшее значение. Мы вместе работали над моими ролями во всех фильмах, в которых я снимался - у нее был удивительный талант слушать и слышать, прекрасное чувство уместности эпизода, умение вживаться в роль. Что более ценно, она умела говорить правду даже тогда, когда я закрывал на что-то глаза.
И я знал, что могу полностью ей доверять - а это приобретало всё большую важность с ростом моего статуса в Голливуде.
Большинство актеров окружают себя поддакивальщиками. Они предпочитают слышать, что у них всё получается, и это повышает и повышает их самооценку. Но со мной обстоит не так.
Я хочу видеть слабые места, чтобы поработать над ними. Каждый раз, когда мы проигрывали очередную сцену из фильма, мы становились друг для друга адвокатом дьявола, заставляя увидеть скрытые смыслы и отделить достоинства от недостатков. Что сценарист хотел этим сказать? Что режиссер сможет здесь увидеть? Может ли у этой истории быть своя подоплека? Этот поступок и правда был бы естественен для героя в тех обстоятельствах? Эти персонажи говорят тут как реальные люди из мяса и костей? Стоило хотя бы раз проработать так какую-то сцену, чтобы понимать, вовлечет она зрителя или нет.
Вот так мы с Лизой и делали эту проработку.
Мы искали истинные мотивы и естественные эмоции героя в сцене, и тогда слова персонажа звучали естественно. Как однажды сказал великий режиссер Элиа Казан, наш характер часто раскрывается по тому, как мы скрываем свои эмоции, а не по тому, как мы их проявляем. Так что качество сценария во многом зависит от того, что персонажи скрывают, а не раскрывают. Например, у зрителей гораздо сильнее откликается сердце, когда они видят, как кто-то стискивает зубы и отворачивается спиной, чтобы не заплакать, - чем когда кто-то рыдает, валяясь по полу.
Черновик сценария, который мы прочитали, лишь намекал на более глубокие социальные и эмоциональные конфликты, но мы все знали, что если бы мы могли просто продвинуться немного дальше в исследовании персонажей, у нас действительно получилось бы что-то стоящее.
Так что все сразу же включились в безостановочную работу, чтобы разобрать то, что не работало, и усилить то, что было уже хорошо. Сценарий Элеоноры был крепким костяком, который требовалось обрастить плотью. И этот процесс продолжался даже на съемках фильма. Поэтому в итоге мы и получили классный фильм.
Что-то из наших с Лизой задумок было принято, что-то - нет. Мы добавили сцену драки между Джонни и официантом, Робби, чтобы придать Джонни ту долю агрессивности, которую предполагал этот персонаж.
Но мы планировали, что Джонни остановится ДО того, как собьет Робби с ног, - потому что он должен был опасаться увольнения, ведь наверняка в подобных ситуациях он уже оказывался.
Потом Лиза и я потратили всю ночь над финальной сценой фильма, где Джонни хватает микрофон перед изумленными отдыхающими - нам казалось, что надо сократить его длинный спич.
Иногда мы сочиняли новый диалог прямо перед съемкой эпизода и дорабатывали между дублями. Мы не останавливались в своем старании улучшить будущий фильм.
Я все время чувствовал, что Джонни в конечном итоге должен быть с Пенни, поскольку они были так похожи и представляли собой более реалистичную пару, чем Джонни и Бэби.
Это изменение было отменено, что, вероятно, было к лучшему.
Но когда кто-то на съемочной площадке предложил мне «поскромнее» танцевать с Пенни в начале фильма, я отказался. Фильммейкеры беспокоились, что наш с ней танец окажется слишком сексуальным и это перебьет то сексуальное настроение, которое должно возникать в сцене танца между Джонни и Бэби. Я знал, что такого не будет, вспоминая наше прослушивание с Дженнифер. Я не сомневался, что мы двое зажжем, и мы зажгли.
Мы многое переписали для большой финальной сцены, но одна реплика, которую я абсолютно ненавидел, в итоге осталась. Я даже с трудом смог заставить себя сказать “Никто не сможет загнать Бэби в угол” перед камерами, настолько банально это звучало. Но позже, увидев готовый фильм, я был вынужден признать, что это сработало. И, конечно же, это стало одной из самых цитируемых строк. В наши дни я даже сам цитирую эту версию, говоря: “Никто не загонит поджелудочную железу Патрика в угол”, когда люди спрашивают, как у меня здоровье.
На протяжении всех съемок мы продолжали добавлять небольшие штрихи, чтобы помочь конкретизировать персонажей и их отношения. Были моменты, когда Дженнифер неудержимо хихикала, не по сценарию, а потому, что она просто хихикала — и эти моменты попали в фильм. В той сцене, где мы только начинаем танцевать и я медленно провожу рукой по ее руке, она реально корчилась от щекотки и выводила меня из себя — нам пришлось переснимать этот эпизод раз двадцать пять.
Другой момент, который я добавил, - это сценка, где Дженнифер слушает мое сердце и я постукиваю ее ладонью себе по груди. Такие моменты и делали персонажей более глубокими. У Дженнифер тоже были ее собственные идеи, в дополнение к нашим.
Чем больше мы добавляли и пересматривали, тем живее становились экранные герои. Кроме этого, мы часами дорабатывали танцевальные движения, которые и делали фильм уникальным. Лиза много ночей проводила со мной в танцзале, помогая оттачивать те сцены, в которых я снимался с Дженнифер и Синтией.
По указаниям хореографа Кенни Ортеги все актеры и так репетировали до упаду. Синтия потеряла 5 килограмм за время съемок, несмотря на то, что ежедневно восполняла калории молочными коктейлями. Но у Кенни был талант заражать своей энергией. Он был как Джин Келли (они, кстати, когда-то учились вместе). Он всегда танцевал с улыбкой на лице и умудрялся шутить так, что было весело даже тем, кто был выжат как лимон.
Кенни был настоящим талантом в способности разрушать барьеры между танцевальными направлениями. Он привнес в хореографию “Грязных танцев” и джаз-модерн, и свинг, и сальсу. Я всё это просто обожал. Джаз-модерн особенно много значил для меня в самом начале моих занятий танцами, потому что это направление в Хьюстоне практически с нуля развила моя мать. Поэтому эксперименты Кенни находили особенный отклик в моей душе. Я наслаждался ощущением, возникавшим в моем теле, когда я просто плыл сквозь музыку.
Нам было весело, но работать приходилось до седьмого пота. Зато какой драйв мы ловили на съемках тех сцен, где персонал отеля устраивает свои вечеринки с грязными танцами после рабочего дня! Это съемки и были все равно что вечеринки. Рок-н-ролл, горячий пот и шквал эмоций.
Я водил минивен между разными локациями съемок, и Кенни или Дженнифер или Синтия, да и вообще кто угодно, могли составить мне компанию, и мы часами могли зависать в вэне, распевая песни и обсуждая дубли. Мы были похожи на банду молодых, энергичных артистов, собравшихся вместе в этом захудалом маленьком городке Лейк-Лур, Северная Каролина, в красивом старом отеле в колониальном стиле, где нечего было делать, кроме как творить. Это была одна из самых физически затратных съемок, которые я могу вспомнить, но и одна из самых веселых.
• • •
Мое колено вновь напомнило о себе (естественно). Сначала я просто прикладывал лёд после съемок танцевальных сцен, потом мне снова пришлось начать его дренировать - как когда-то в Нью-Йорке. Но хуже всего, как ни странно, оказались не танцевальные номера, а сцена, где я балансировал на бревне с Дженнифер. Это нужно было делать очень осторожно, чтобы не свалиться на камни внизу. В фильме всё это выглядит забавно, но на деле это было чертовски опасно.
Для меня это еще и было физически выматывающе. Когда стоишь и ловишь баланс, суставы находятся в бОльшем напряжении, чтобы стабилизировать любое отклонение тела. И поскольку большая часть хряща в моем колене отсутствовала, мои кости болезненно терлись друг о друга. Это было гораздо больнее, чем в танце.После многих дублей на бревне (которые отняли пару часов) мне пришлось сразу ехать в больницу.
Однако мне постоянно приходилось отстаивать перед Кенни и Эмилем придуманные мной более сложные танцевальные движения. Несмотря на то, что в фильме Джонни просто аниматор, которого нанимают на сезон, я хотел добавить в его хореографию реально красивых элементов.
Да, мне пришлось подчинять свой энтузиазм характеру персонажа, потому что я был гораздо более подготовленный танцор, в отличие от Джонни. Но мне удалось добиться эффектного прыжка со сцены в финале фильма. Этот прыжок пришлось репетировать многие часы, выбирая самый зрелищный вариант для кадра, и я прыгал снова и снова, пытаясь приземляться не слишком жестко, чтобы не добить свое колено. Но этот прыжок был необходим, потому что за ним следовали настоящие танцевальные движения: двойной пируэт и двойной поворот.
Съемки в помещении были выматывающими еще и потому, что на улице стояла жара за тридцать градусов, а внутри, с работающими камерами и освещением, температура поднималась до сорока. Не раз и актеры, и танцоры падали в обморок из-за духоты. Пола Труман, которая играла миссис Шумахер, из-за этого однажды отправилась в больницу прямо из зала. Но сроки поджимали, идей было много, и несмотря на жару мы делали адскую работу, чтобы на выходе всё было идеально.
Дженнифер Грей работала так же упорно, как и остальные. И, несмотря на напряженные отношения на съемках “Красного рассвета”, мы образовали отличный тандем в “Грязных танцах”. Конечно же, без взаимных претензий все равно не обошлось: не раз мы срывались друг на друга от усталости после долгого съемочного дня. Я старался максимально сосредоточиться на своей работе и каждый раз внутренне собирался перед выходом на площадку.
Дженнифер тоже выкладывалась по максимуму, при том, что ей многое давалось сложнее, ведь у нее не было профессиональной танцевальной подготовки. Но ее подводила излишняя эмоциональность. Стоило ей услышать критику в свой адрес, она могла разрыдаться. Если сценарные шутки казались ей слишком забавными, она могла рассмеяться и выпасть из образа. При том, что я тратил многие часы на репетиции, доработки сценария и продумывание хореографии, лишние дубли были для меня раздражающей тратой времени. Не раз и не два она видела меня, когда у меня лопалось терпение.
Сцена с поддержкой в воздухе - точный пример того, как в этих съемках соединялись драйв и адская усталость. Вода в озере была очень холодной, на самом деле. А мы всё никак не могли снять эту сцену. Под водой был смонтирован настил, потому что без него было бы слишком глубоко, но иногда от инерции Дженнифер я падал с этого настила, хватал ртом воду и тратил уйму времени, чтобы взобраться обратно. Несмотря на то, что Дженнифер мало весила, поднимать кого-то из воды раз за разом, дубль за дублем, с перерывом на падения и вскарабкивания, было запредельно трудно.
К тому времени, как мы закончили снимать этот эпизод, мои руки были как чугунные, температура тела стремилась к нулю, а на ногах не было живого места из-за синяков и царапин. Но даже невзирая на это, какое же было дивное ощущение, когда Дженнифер взмывала ввысь в моих руках. Я знал, что сцена с верхней поддержкой будет великолепной. И не могу не признать, что Дженнифер проделала феноменальную работу.
За всю жизнь мне попадалось совсем немного людей, которые были бы так от природы одарены, как Дженнифер. Он улавливала суть невероятно быстро, и кидалась на любые авантюры. По мере того, как мы привыкали друг к другу, наши возможности расширялись, и этот процесс, казалось, будет бесконечным, потому что ее готовность учиться новому не знала границ. Эта готовность - и физическая, и эмоциональная - давала ей тот кураж, без которого фильм бы не получился бы и наполовину настолько хорош. Я просто не представляю никого другого в ее роли. Значение Дженнифер для успеха “Грязных танцев” трудно переоценить. Я знал это тогда и верю в это сейчас.
Лето подходило к концу, а с ними и съемки. На весь съемочный процесс ушло 44 дня, но с учетом задержек и простоев мы протянули дольше. Пожелтевшую листву декораторы красили вручную спреем из баллончиков в летний зеленый цвет, чтобы мы могли доснять последние сцены. Настроение у Эмиля, Кенни, Элеоноры и у всех остальных было приподнятое, нас переполняла гордость. Я чувствовал, что вложил в будущий фильм всего себя, больше, чем актер, со всеми этими идеями, переписыванием сценария, доработкой хореографии… И это не говоря о саундтреке. Я написал со Стейси Видлицем песню She’s like the wind - “Она словно ветер”.
Нашла фанатский клип на эту песню. Наслаждаемся!
Я всегда сочинял музыку, играл на гитаре и скрипке и очень любил петь, а одним из моих любимых способов расслабиться было взять гитару и набренчать что-нибудь, что приходило в голову. Пока мы с Лизой жили в Нью-Йорке, я играл в барах Гринвич Виллиджа, исполняя и каверы, и собственные песни. Музыка была такой большой частью моей жизни, что рано или поздно она оказалась вместе со мной в кино, вот и всё.
Эту песню я начал сочинять еще для “Гранд Вью, США”. Стейси помог мне завершить ее. В “Грандвью” она не вошла, чем я был очень разочарован. Но не потерял надежду дать песне второй шанс. Когда я наиграл ее Эмилю, он решил, что этот материал стоит показать музыкальному супервизору проекта, Джимми Йеннеру. Джимми просто влюбился в эту песню, и в итоге она вошла в саундтрек “Грязных танцев”.
В середине 1980-х выпуск саундтреков на отдельных носителях еще не был распространенным бизнесом, так что я не думал о такой судьбе для своей песни. Мне было довольно того, что ее в конце концов услышат. Фильммейкеры выкупали у музыкальных компаний права на старые песни, и это тогда стоило относительно недорого: весь саундтрек “Грязных танцев”* обошелся в двести тысяч долларов.
*25 песен, не считая песню “Она словно ветер”, написанную Патриком Суэйзи.
Если учесть, что “Грязные танцы” принесли чистой прибыли $5.2 млн, то понятно, почему выпуск саундтрека к нему стал потом настоящим переворотом в музыкальном бизнесе.
Ну а сам выход фильма стал поворотом в жизни всех нас.
Но об этом нам еще только предстояло узнать.
• • •
После того, как Эмиль со своей командой закончили монтировать ленту, продюсеры организовали приватный предпросмотр, так что мы были первыми, кто увидел “Грязные танцы” на экране.
На самом деле это была не первая версия. По легенде, посмотрев первый смонтированный вариант, один из продюсеров сказал: “С л у ч а й н о сожгите это фуфло, чтобы получить хотя бы страховые выплаты”. Но Эмиль просто развернулся и скрылся обратно в монтажной, чтобы сделать из кусков пленки тот суперфильм, каким мы все его мысленно представляли.
И вот Лиза и я пришли на второй предпросмотр, в уверенности, что все, кто принимал участие в съемках, сделали свою работу на совесть, но без понятия, что же получим на выходе. С теми тысячами мелких изменений, которые мы вносили в первоначальный замысел сценариста и режиссера, было почти невозможно предугадать, на что будет похож “готовый продукт”.
Мы уселись в креслах и свет померк. Почти два часа спустя мы с Лизой просто повернулись друг к другу; оба мы улыбались. История получилась даже лучше, чем то, что мы представляли себе тогда, над пачкой листов сценария в ту первую ночь на кухне.
Я думаю, эта история несет огромный воспитательный заряд и для матерей, и для дочерей. Но что порадовало меня больше всего, так это то, что из истории о парне и девушке, которые то и дело тащат друг друга в постель, получилось откровение о том, как два человека из разных миров находят что-то общее и их души сближаются. И мы с Дженнифер смогли показать это откровение на экране.
Несмотря на это, мы все равно ожидали тогда, что фильм воспримут не особенно горячо. Для Лизы это была в лучшем случае история о том, как неплохой парень влюбился в забавную девчонку.
История получилась настолько хороша, что - увы - в 21 веке на ее «продолжении» и «переосмыслении» попытались заработать недобросовестные киноделы:
Мы не представляли, что нас ждет: какой шквал внимания и славы накроет нас с головой.
Да мы и не думали об этом. Еще до выхода фильма на большой экран мы с Лизой улетели максимально далеко от Голливуда - как географически, так и духовно. Мы отправились в Африку сниматься в нашем первом совместном фильме - “Стальной рассвет”.
Следующая глава уже в подборке:
