В 1920 г. жителя Погар, 60-летнего Якова Шапиро по ложному обвинению приговорили к расстрелу вместе с сыном. Чтобы спасти сына, он взял всю «вину» на себя… Ян Топоровский приводит и комментирует его последнее письмо, полное любви к семье и Эрец Исраэль.
В письме, написанном перед расстрелом, Яков Шапиро, обвиненный в 1920 году в некоем преступлении, обращался к своим детям с последним напутствием. Он был арестован вместе с Меиром, одним из своих сыновей, и, чтобы спасти сына, на первом же допросе всю «вину» взял на себя…
Когда я встретился с внуком Якова Шапиро – он жил рядом, в Израиле – то он показал это письмо-завещание деда и поведал следующую историю: его дед Яков Шапиро был еврейским писателем (по всей видимости, писал на идише). Но в семье не сохранились публикации, книги или газеты с произведениями Шапиро. А потому считалось, что писательство – это легенда. Но после ознакомления с тюремным письмом Якова Шапиро крепла уверенность, что подобные строки – необычайно высок литературный уровень – мог написать только человек, прекрасно владеющий пером.
Яков Шапиро родом из поселка Погар, что в Брянской области, который упоминается в летописях вначале как Радош, затем Радогощ. Но более известен как Погар, в котором работала единственная в России фабрика, выпускающая сигары. (Одна из местных легенд гласит, что Уинстон Черчилль и Иосип Броз Тито, вдыхали запах сигар из Погар, и большим поклонником этой прогарской продукции был писатель Илья Эренбург). Но важнее, что Погар – это не просто «еврейское местечко» или «поселение городского типа», или даже «волостной центр», коим он раньше был. В начале XX века он считался центром уездной жизни, который привлекал к себе самую одаренную и активную часть жителей ближайших поселений.
Была в Погаре и своя еврейская община. Построили синагогу, организовали еврейскую школу. Существовала и частная библиотека. И даже свой театр...
«Соберитесь, сыновья Яакова!» (предсмертные строки)
Нас с сыном арестовали по ложному обвинению. Мы сидим в карцере. Еще на первом допросе я взял всю вину на себя, стремясь спасти сына. Так приказала мне отцовская любовь, которая сильнее любви к жизни. Да и что это за жизнь, если все основы ее разрушены, если все надежды на лучшее уничтожены!
Мне уже 60 лет, и нечего надеяться даже на то, что я доживу и увижу счастливую жизнь моих детей, как я раньше мечтал. Я уже не боюсь смерти и встречу ее без содрогания. И все-таки...
Хотя моя собственная жизнь для меня ничего не значит, судьба моих детей не дает мне спать. Что будет с моими дорогими дочерями, которым пора уже искать спутника жизни? Уповаю на широту сердца моих любимых сыновей, которые смогут для своих сестер заменить отца!
Но как болит мое сердце, когда я вспоминаю о моих самых младших: Исааке и Цви, птенцах, оказавшихся на лодке без руля и без ветрил посреди бушующего моря! Куда занесет их свирепый шторм? Как я беспокоюсь за вас, милые мои мальчики! Не за то, где найдете вы средства к существованию, – сейчас много таких, как вы, оставшихся без всякой опоры в жизни, но – ведь есть у вас старшие братья, любящие вас и всегда готовые на помощь (к ним обращаюсь я снова: не посрамите моей уверенности в вас!)...
Я беспокоюсь за ваше духовное воспитание: кто в этом заменит вам меня, кто выполнит долг отца? Знает Всевышний, что одна забота была у меня: чтобы вы стали евреями в полном смысле этого слова. И в особенности волнуюсь я за Ицхака, с его чистой душой и сердцем мягче воска, послушного, прилежного, до самозабвения любящего Тору, наш священный язык и Эрец Исраэль – совершенно как взрослый в свои восемь лет с половиной. Как я старался развить его способности, его чувства, с какой жадностью он впитывал мои рассказы об истории нашего народа, о стране Израиля!
До последнего вздоха я буду помнить, как бросился он мне на шею, когда нас выводили из дома, как крепко обнял меня своими детскими ручонками, как плакал он, крича: «Папа, папа! Не уходи! Я хочу, чтобы ты всегда был со мной! Я люблю тебя, папа! Почему ты молчишь? Папа, папа!». Слезы душили меня, я не мог вымолвить ни слова, а те подгоняли меня, вынуждали идти... Собрав все мои силы, я вскрикнул: «Ицхак, сыночек мой! Слушай мою последнюю просьбу: люби Тору Израиля, учи наш священный язык, помни Эрец Исраэль! И отправляйся туда при первой же возможности!..». И он с рыданьями отвечал, как эхо: «Да, да, папа! Буду любить! Буду учить! Уеду в Эрец Исраэль! Только не покидай меня! Не уходи!».
Оторвав его от себя, я бросился к двери, и до сей минуты звенят у меня в ушах его рыданья. Я не успел даже поцеловать моих других сыновей и дочерей. Он один захватил все последние мои минуты в нашем доме. Если б только исполнилось то, что ты обещал мне! Сыночек дорогой, это было бы мне лучшей наградой за всю мою жизнь! Дай Б-г, чтобы как можно раньше это произошло, чтобы не помешали тебе свирепые ветры, бушующие сейчас в мире!
«Я поднимаю глаза мои ввысь: откуда придет мне подмога?» (Теилим, 121, 1). С незапамятных времен существовал обычай, что идущему на смерть предлагали высказать его последнее желание. Так я прошу Всевышнего об одном: спасти еврейские души и привести их в Эрец Исраэль для спокойной, счастливой жизни.
К вам, мои собратья и единомышленники, г-да Ш. Чернович, Цви Касдай и Левонский, я обращаюсь и заклинаю вас именем Сиона: пожалуйста, позаботьтесь о моих младших сыновьях, Ицхаке и Цви, осветите им дорогу, и когда вспомнит вас Всевышний и вы отправитесь в Эрец Исраэль, пусть вместе с вами отправятся мои мальчики. Потому что если не вы – кто позаботится о них? Я понимаю, что прошу о немалом, но я хочу верить в силу вашей любви к Сиону, что она поможет вам спасти эти души – что мои дети вырастут верными своему народу и своей стране, что они исполнят то, о чем я мечтал всю жизнь. С этой надеждой спокойно я пойду навстречу смерти, и она не заставит меня содрогнуться...
Теперь я обращаюсь к моему лучшему другу, г. Б.М. Рубинштейну. Сделай милость, и поступи по правде, последи за моими детьми, позаботься о том, чтобы они ни в чем не испытывали нужды, поддержи их, помоги им во всем, что сочтешь нужным. И будь трем упомянутым выше дорогим и уважаемым господам как бы секретарем, напоминая им, чего требует от них их святая работа. И награда велика, уготованная вам Всевышним – Б-гом любви и милосердия. Имена ваши у меня на устах, и я в мире ухожу к вечной жизни, а душа моя устремляется к горам Сиона...
Все, что можно будет получить за нашу квартиру, за мебель и за все, что есть дома, включая золотые украшения моей жены Дворы, матери моих детей, я посвящаю одной цели – иммиграции в страну Израиля. Лишь при одном условии: кто-либо из моих детей получит право на часть этих денег, если он сам поедет в Эрец Исраэль. Я запрещаю использовать эти средства в других каких бы то ни было целях.
Тебя и гг. Черновича, Касдая и Левонского я назначаю попечителями в этом деле, а если вы встретите трудности, обратитесь к мудрому и ученому раввину Ш. Апронскому. Пусть будет он вам советником и помощником.
Все книги, находящиеся в моей библиотеке в Погаре, – «Шулхан арух», Вавилонский и Иерусалимский Талмуды, Рамбам, все издания Танаха и прочие книги на всех языках пусть остаются на память обо мне моему первенцу Давиду; свиток Торы я оставляю моему сыну Моше;
мое место в синагоге не продавайте – пусть оно напоминает обо мне в городе, где я прожил тридцать лет. Моему сыну Меиру я дарю мою жизнь, взяв на себя все, в чем его обвиняют. Это мой последний подарок ему – только пусть не забывает наше условие: что он берет на себя долг обеспечить моих других сыновей и дочерей, чтобы они ни в чем не испытывали недостатка, и обещает положить на это всю свою душу, все свои силы.
А теперь «соберитесь, сыновья Яакова» (Тора, Берешит, 49, 2) – и я выскажу вам мое последнее желание.
В эти последние минуты моей жизни мне служит утешением уверенность в том, что вы преодолеете все препятствия ради того, чтобы исполнить мою просьбу. Всю мою жизнь я старался создать наилучшие условия для жизни моих детей. Все они одинаково дороги мне, всех их я люблю в равной мере, несмотря на то, что наши мнения подчас расходились. Я всегда старался в равной степени обеспечить всех.
И вот теперь я обращаюсь к вам: пожалуйста, примите на себя долг обеспечить трех моих дочерей и двух младших сыновей, разделив между ними тот миллион, который принадлежит мне по вашему общему решению – мою долю в нашем общем капитале. Я говорю «поровну», хотя уверен, что и без этого вы не оставите ваших сестер без поддержки, – но пусть это будет той частью наследства, которую мои дочери получат от меня.
То же самое относится к вашим младшим братьям Ицхаку и Цви – поддержите их, помогите им вырасти такими, какими я хочу их видеть. Я создал для них небольшой фонд, чтобы облегчить им иммиграцию в Эрец Исраэль.
Я убежден, что только там они будут счастливы, только там они смогут принести настоящую пользу своему народу и своей стране.
Я уверен, что Ицхака ожидает великое будущее, что настанет время, когда имя его будет гордостью нашего народа.
К тебе я обращаюсь, мой старший сын Давид.
У тебя еврейское сердце, ты любишь Сион, ты любишь язык иврит, но никогда не приходило тебе в голову уехать в Эрец Исраэль. Я знаю, что воздух Европы опьяняет тебя, ослепляет тебя, и ты представляешь себе, будто европейский образ жизни несравненно прекраснее, нежели жизнь в странах Востока. Но не пройдет много времени, и ты убедишься, что здесь нет никакого будущего для тебя, что впереди только гибель, что самое прекрасное и великодушное правительство может превратиться в безжалостного врага. Что для сына Израиля место только в стране Израиля. Я знаю твое великодушие, и что мою волю ты исполнишь как свою, и все-таки я считаю нужным сказать тебе:
1. Не забывай моих последних слов, велика заслуга исполняющего последнюю волю умирающего;
2. Помни, никогда не забывай, что ты – старший сын и что твой долг, твоя «мицва» – заменить отца твоим братьям и сестрам, заботиться о них и доставлять им все, что им необходимо;
3. Помни, что ты должен быть для них добрым пастырем, ибо «молоды и слабы овцы» твоего стада (Парафраз Берешит, 49, 2).
4. Не пренебрегай библиотекой, которую я оставляю тебе: мое имя оттиснено на каждой из книг, и это будет тебе памятью об отце...
Сын мой Моше!
Ты всегда был предан своей семье, ты любишь всех, и все тебя любят, твои глаза и твое сердце всегда были обращены на наш дом, и я надеюсь, что натура твоя не изменится, и излишне просить тебя... Я не могу сдержать слез, думая о всех вас, – сердце мое вырывается из груди... Я даю тебе мое последнее благословение, верный сын, верный брат, верный друг семьи!
Тебе я оставляю нашу святыню – наш свиток Торы, и он будет напоминать тебе о твоей покойной матери и о твоем покойном отце. Сделай серебряный «маген-давид» как украшение этого свитка Торы, внутри которого будут даты нашей смерти...
От тебя, мой сын Меир, я имею право не только ждать, но и требовать, на тебе лежит долг, который ты обязан выплатить. Я ограбил моих детей, отняв у них отца ради того, чтобы спасти твою жизнь. Ты должен искупить мой грех: пусть мою жизнь потеряю я один, но не мои дети! Помни то, что я сказал тебе перед тем, как идти на допрос: я принимаю на себя всю вину при условии, что ты заменишь семье отца. Помни о том, как ранимы сердца сирот. Все, что ты скажешь им, все советы, что ты дашь им, должны быть высказаны мягко, нежно, с любовью и состраданием. Две вещи я требую от тебя лично:
1. Заботься об увеличении фонда помощи тем, кто стремится уехать в Эрец Исраэль.
2. Не вспоминай об ошибках, которые я совершил, ибо «нет на земле такого праведника», который был бы свободен от этого... (Парафраз Когелет 7, 20). Не говори после моей смерти о моих заблуждениях моим детям, чтобы не туманить святости имени «отец».
Поминай меня только добром! Будь счастлив в своей семье, я прощаю тебе все, будь благословен!
Вам, мои любимые дочери Розочка, Фанечка и Манечка, шлю мое последнее благословение: будьте счастливы в вашей жизни, любите друг друга, замените друг другу и отца, и мать, любите ваших младших братьев и бережно относитесь к их несчастной матери, пока не приведет вас Всевышний к счастливой цели вашей жизни. Не смейтесь, если я скажу вам, что вы найдете свое счастье в Эрец Исраэль. Помните вашего отца, любившего вас всей душой, всей своей жизнью!
Мой последний поцелуй – вам...
У тебя, моя верная подруга Двора, я должен попросить прощения за все, в чем провинился перед тобой, и в особенности за самый страшный грех: что я оставляю тебя.
Пойми, я не мог поступить иначе: слишком сильны были чувства отца, слишком велико было отчаяние моего сына Меира. Я оставляю его тебе вместо себя, я надеюсь, что мои дети не оставят тебя в одиночестве: только все чувства твоей души, твоего сердца посвяти двум бесценным бриллиантам – двум нашим детям, которых я оставляю тебе. В них – все твое утешение, в них – вся радость твоя! Храни их, как зеницу ока, защищай их, как собственную жизнь. Обращайся с ними с любовью и милосердием, не наказывай их в минуту гнева и раздражения. Гораздо лучше для них мягкие, нежные упреки – они добрые и послушные дети и поймут все.
Каждый ребенок стареет в ту минуту, когда он становится сиротой. Преждевременно он начинает чувствовать себя взрослым. Рассказывай им, как я их любил, что я надеялся вырастить их образованными людьми и евреями для Эрец Исраэль.
Пробуждай в их сердцах любовь к моей памяти.
Постарайся, чтобы исполнилось все, что я пишу о них в этом письме.
Безусловно, ты не дашь им уехать в Эрец Исраэль одним – поезжай вместе с ними! Может быть, ты сумеешь повлиять на твоего брата Дова, и он поедет вместе с вами.
Я убежден, что ты будешь там счастлива с нашими детьми. Поэтому ради них не покидай Киева: только тогда можно надеяться на исполнение всех моих просьб и осуществление моих идеалов. Живите в мире и дружбе все вместе, и тогда вы ни в чем не будете испытывать недостатка. Да поможет вам Всевышний!..
Помни, что я любил тебя всем сердцем, что уважал тебя так, как муж может уважать жену.
Не думай, что я взваливаю на тебя обязанности, не имеющие к тебе отношения. Нет, я делаю тебя своим полномочным представителем, имеющим полное право поступать так, как сочтешь нужным, идти по той дороге, которую изберешь.
И еще:
прошу тебя поручить перевести это письмо на русский язык и отдать по одному экземпляру каждому из моих детей. Сколько бы это ни стоило, это надо сделать: пусть каждый из моих детей знает, о чем я думал перед смертью. Я верю, что каждый из них исполнит все, что я прошу от него.
Живите в благе и счастье!
«Тот, кто последний, – самый любимый».
Ицхак, милый мой сын!
Ты еще так мал, дорогой мой! Сейчас ты еще не можешь понять всего, что я пишу, но пройдет немного времени, и ты почувствуешь себя старым не по годам – так происходит с каждым сиротой: внезапно он чувствует себя взрослым и умудренным, и его перестают привлекать ребяческие забавы.
Достаточно подумать, что у тебя больше нет отца, чтобы избавиться от детского легкомыслия. «Слушай меня, сын, и я поведаю тебе, что произойдет с тобой в конце дней!» (Парафраз Берешит, 49, 1).
Перед тобой – две дороги: «добро и зло, жизнь и смерть, так выбери же жизнь!» (Тора, Дварим, 30, 19). Если ты выберешь тот путь, который я указал тебе, если ты будешь любить учиться, будешь слушаться тех, кто хочет тебе добра, ты будешь счастлив всю жизнь.
«О, помни, чему учит тебя твой отец, что заповедывает твоя мать» (Парафраз Мишлей Шломо, 1, 8), потому что они желают тебе только блага.
Прислушивайся к тому, что советуют тебе твои учителя.
Прилежно учись в юности – и ты будешь мудрецом в старости.
Пей с жадностью из родника мудрости и наук и не забывай ни на мгновенье, что ты еврей и что по тебе судят обо всех евреях, старайся высоко держать имя «еврей».
Не обращай внимания на тех, кто будет смеяться над тобой, кто будет издеваться над евреями и еврейством, хотя их очень много – тех, кто презирает нас, кто хочет затоптать нас в грязь, потому что мы чужие в чужой стране.
Сын мой, изучай историю народа Израиля, все, что случилось с нами с тех пор, как мы стали народом, – только тогда ты постигнешь, к какому народу ты принадлежишь: к народу, который осветил весь мир светом своей чистой веры, светом живой Торы и любовью добра, к народу, на знамени которого начертано: «Люби своего ближнего как самого себя» (Тора, Ваикра, 19, 18).
И ты поймешь, что несмотря на все это, мы преследуемы в мире, который подобен океану, где та рыба, что покрупнее, глотает ту, что поменьше. И причина этого только в том, что мы – чужие повсюду.
Уже две тысячи лет, как мы изгнаны из нашей страны, и в каждой стране, куда мы ни приходим, на нас смотрят с презрением как на пиявок, сосущих кровь страны. Многочисленны наши враги, и не можем мы подняться против них, потому что мы – меньшинство в каждой стране. Нас обвиняют в преступлениях, которые мы не совершаем, чтобы найти повод втоптать нас в грязь и забрать все, что нам принадлежит. Испанская инквизиция сожрала десятки тысяч наших братьев, сотни мучеников взошли на костер только за то, что не хотели отречься от своей чистой веры, от своего еврейства. Те, кто бежали в Ашкеназ (еврейское название Франции-Германии), претерпели страшные мучения, и нет числа тем, кто был убит и замучен. Поляки играли евреями так, как играют мячом, издеваясь над нами, унижая нас, грабя наше имущество. Еврейская кровь в России лилась, как вода...
Ты узнаешь обо всем, что происходило с еврейским народом, где бы он ни жил.
«Страна – опустошена, ее краса принадлежит чужакам, наша сила отдана другим» (цитата из молитвы в Йом Кипур), все лучшее – нашим гонителям, а нам – лишь меч, смерть и погибель.
Против нас всегда выдвигали обвинение, что мы не такие, как все, что мы выделяемся из всех народов мира, и делали нас козлом отпущения за все грехи мира.
Поэтому единственное средство разом избавиться от всех таких бед – это искать убежища в стране Израиля, стране наших предков. Уже все правители мира признали наше право поселиться в ней и жить нормальной жизнью в своем собственном государстве.
Пришел День, когда сыны Израиля должны снова овладеть страной Израиля и основать государство Израиля под протекторатом Англии, и тогда наконец придет к нам мир...
Сын, сын мой!
Еще так много надо сказать, но мне не дают закончить мое пророчество.
Это мои последние слова, обращенные к тебе, Ицхак.
От тебя научится всему этому твой младший брат, Цви, отрада души моей.
Только в Сионе – ваше счастье, только там вы увидите добро, только там вы вкусите радость жизни. Ваши имена будут славой и гордостью народа Израиля.
Помните вашего отца, горячо любившего вас – такой любовью, какой еще не видел мир.
Ицхак, Цви!
Самая лучшая награда, которую я могу представить себе, – это если вы послушаетесь моих советов.
Мои дорогие дети!
Для народа Израиля – закон приходить в синагогу молиться в субботу и праздники. Однако не забывайте о молитве и в будние дни. В те дни, когда поминают умерших, прочтите «Изкор» в память обо мне, и раз в год читайте мое последнее письмо. Уважайте тех мудрецов, которым я поручил заботиться о вас, которые исполнят мою просьбу во имя правды и милосердия, во имя Сиона и Иерусалима. Цените и исполняйте все, что выйдет из их уст. Живите в любви и мире и не порочьте имя вашего покойного отца. Молю Б-га Сиона, чтобы Он благословил дело ваших рук и сделал успешным ваш жизненный путь, чтобы Он привел вас в Сион мирно и благополучно как можно скорее.
Да будет Всевышний с вами, и вы прибудете в нашу прекрасную страну, страну наших предков, и для вас, и для всего нашего народа наступит вечный мир...
Целую вас, уходя на смерть со спокойной душой, и говорю вам: шалом!
Ваш отец, левит Яаков Бен Давид,
14 элула 5680 (28 августа 1920)
Некогда они жили, некогда они любили в Погаре…
Некогда они жили в Погаре, некогда они любили в Погаре, некогда их здесь убили. Ныне в Погаре живет только память о евреях: из Погар был и С.И. Гурков (американский импресарио Сол Юрок, ученик тогдашней Талмуд Тора – школы при синагоге). Сегодня на здании синагоги (в ней размещалась и еврейская школа – теперь местный музей) прикреплена мемориальная доску в честь Сола Юрока, уехавшего в начале XX века в Америку, и пронесшего через всю жизнь любовь к русской культуре и искусству. А вот о жителе Погар, левите Яакове бен Давиде (Яков Шапиро, 1860 – 1920) в музее ничего не знали, но теперь я переслал им несколько листочков письма-завещания. И это не просто юридический документ, а удивительное признание в любви к своим детям, семье и Эрец Исраэль. Оно настолько прекрасно и от сердца написано, что не требует никаких дополнений или разъяснений, и не вызывает сомнений, что его писал еврейский писатель – тонкий знаток слова и Торы, и, самое главное, Великой души (следовало бы сказать – Великой любви!) человек.
Послесловие
Была выполнена и последняя просьба Якова Шапиро – его завещание перевели на русский язык (перевод с идиша – И. Фридзон), а копии розданы его детям. Для них – это последняя воля любящего отца, для остальных – необыкновенный рассказ о светлой еврейской душе, которая жила в Погаре – в нашем прекрасном и страшном мире.
И последнее:
Меир, сын Якова Шапиро не смог исполнить волю отца, который всю «вину» взял на себя, пытаясь спасти сына – их обоих расстреляли согласно приговору.
А вот сыновья Ицхак и Цви поступили, как завещал отец, и уехали в Израиль.
Ян Топоровский, Израиль