- Я люблю его, тетя Аня. Очень люблю. Хоть это и звучит глупо. Очень, не очень. Мне все время казалось, что мы половинки одного целого. Я не думала, я уже знала, что мы поженимся… У нас будут дети… А все так получилось. Мерзко.
Анна сидела рядом с Машей. Она не могла найти нужных слов. Она даже не пыталась, просто слушала.
- Стоит простить сейчас, все опять повторится. Я уверена…
- Значит, не любишь ты его совсем, - проговорила Анна.
- Почему?
- Не веришь. Я не знаю, плохо это иль хорошо. Может, и правильно, что не веришь. Выбирай по себе, Машенька. А это все… пройдет…
- Как, пройдет? – встрепенулась Маша, - не может быть!
- Еще как может. Перестрадаешь. Время лечит…
В избе тихо и тепло. Где-то под полом скреблась мышь, она катила что-то круглое в свою норку и все никак не могла докатить. Кошки в доме не было, и мыши тут полное раздолье. Люся ушла гулять с Василием: тот, как приехал, так сразу завернул к ним. Она идти не хотела – помнила материнскую взбучку, но Анна неожиданно разрешила ей прогулку, многозначительно указав взглядом на Машу. Та все поняла, и Анна видела в окно, как парочка шла по улице на приличном друг от друга расстоянии. До первого переулка. Там Васька точно схватит Люсю в охапку, черт шалый.
После обильного снегопада ударил мороз. Яблони в саду потрескивали, и быть бы морозобоинам на шерховатых стволах, если бы Анна не промазала их с осени варом и не обернула несколькими слоями газет. По всему поселку – дух праздника. Ребятня в ожидании зимних каникул весело пищала, скатываясь с горы на самодельных каталках. От автобусной остановки вереницей, по утиному переступая, двигалась небольшая группа закутанных в платки женщин – волокли из города неподъемные сумки, набитые продуктами к новогоднему столу.
Село жило, существовало и радовалось своему нехитрому бытию. Горницы у хозяек надраены, что медные тазы. Почти во всех домах стояли елки, и дети украшали их, чем Бог пошлет. Вовсю варилось мясо на студни, и вкусный запах томленой телятины гулял по деревне. Все, как малые ребята, ждали чуда и верили в деда Мороза. Человек так устроен – ему надо во что-то верить.
Сумерки быстро превратились в настоящий зимний вечер, и один за другим зажигались фонари. Луна, будто тоже отмытая добросовестными женскими руками к празднику, сияла среди холодного, лилового небосвода, усыпанного бриллиантовыми звездами.
В комнате Анны елки не было, но сообразительная Маша нарезала еловых ветвей и поставила их в ведро. Люся обложила посудину ватой, обернула дождиком. Нюра вытащила из коробки игрушки. Вот и у них появилась «елка». Хоть какая-то радость, не все же горевать.
Анна и Маша смотрели, как отражается электрическая лампочка на поверхности стеклянных шаров, чувствовали неповторимый хвойный аромат. Над комодом висели фотографии в рамках: молодая тетка Груня, строгая, с густыми бровями и тонкими губами. Многочисленное семейство дедов, бабок, дядьев, сгинувших от болезней, от старости, от ран, полученных на войне. Все, как и тетка Груня – неулыбы. Нечего скалиться, когда фотографируют на карточку, вести себя степенно положено. Весь этот домашний обиход успокаивал Машу, налаживал на тихий лад. Уходила тоненьким ручейком боль, уже не разрывая сердце на части. Но скоро ли она исчезнет совсем? Маша не знала. Без Степки было очень плохо. Так плохо, что дышалось с трудом. Зачем она его только встретила?
***
31 декабря хлопотали, как и все люди в огромной стране. С вечера разлили по узорчатым тарелкам холодец, любимое Люсино кушанье. Маша чистила вареные овощи на модный оливье и селедку под шубой. Спорили, стоит ли делать винегрет. Люся считала его допотопным и предлагала сварганить «мимозу»: красиво, нарядно и вкусно. Тем более пара банок горбуши в наличие была. Жарили котлеты. Много котлет. Так было надо, чтобы – много. Иначе в кастрюльке, куда их требовалось сложить, не будет самого вкусного мясного сока, прозрачного, душистого. В ямку, проделанную в картофельном пюре, налить такой соус – красота!
Люся терла сырок «Дружба». Жарила на сковороде гренки из черного хлеба. Давила чеснок, высунув язык, аккуратно выкладывала закуску на блюдо. Оглядевшись по сторонам, порывшись по материнским сусекам, обнаружила еще две баночки шпрот. Мигом взяла одну в «дело». Анна махнула на кулинарку рукой – пусть важничает. Извела уже полкило масла на свои… как их там, канапе, неизвестно, кто эти все закуски будет есть.
В восемь часов вечера в избу Анны ввалился самый настоящий Дед Мороз!
- Здрасти, девоньки! Здрасти, красавицы! – гудел дед и требовал, чтобы все поочередно карабкались на стул и читали стихи. Или песни пели.
Люська залезла на табурет и звонко прочла:
- Голой рукой нас не возьмешь!
Товарищи, все за оружие!
Красная Армия, Красный Еж!
Великая сила содружия!
Дед Мороз подарил ей сверток. Одна, две секунды, и Люся запищала от радости. Джинсы! Натуральные джинсы клеш! Самый писк!
- Спасибо! Спасибо! Спасибо!
- Погоди, девица, успеешь перед зеркалом покрутиться. Давай-ка, и ты, Маша, просим.
Маша, пока чистила яйца, краем уха услышала по телевизору песню. Транслировали передачу «Молодость Кубы», и она влюбилась в простые, но такие емкие слова:
- Куба, любовь моя, остров зари багровой
Песня летит над планетой, звеня, Куба – любовь моя!
И за это Маша получила… еще одни джинсы, правда, немного светлее, чем у Люси.
Дед Мороз совсем упарился. Скинул с себя шапку и шубу. Отцепил бороду.
- Ох, Нюрочка, ты меня прости, но я помру сейчас от жары. Натопили-и-и-и, - пожаловался Анне Николай Алексеевич, а для тебя вот что я в лесу снежном нашел!
И на плечи Анны легло прекрасное, теплое, голубое, как арктический лед, отороченное песцовым воротником, пальто. Анна, перекинула косу на плечо, и все замерли – перед ними стояла настоящая Снегурочка из сказки. Анна была такой невозможно красивой, такой… Что у Романова перехватило дыхание.
Она не ахала и охала от восторга. Красавицы не суетятся. Анна плавно прошлась по комнате, подула на ворс воротника, подплыла лебедушкой к Романову и слегка наклонила голову:
- Спасибо, Дедушка Мороз. Благодарю за царский подарок, - и расцеловала притихшего председателя, как древнерусская княжна - витязя: в обе щеки, чинно и с достоинством.
«Теперь эта крыса городская, мамаша Степки, сдохнет от зависти» - мстительно подумала Люся. Она и не знала, что именно «городская крыса», узнав, что Романов собирается сделать для своих женщин ценные подарки, привела председателя к спекулянтке Аллочке. А уж та отлично помнила своих покупательниц, и постаралась на славу, благо клиент был при деньгах.
Было очень весело. И куда подевался угрюмый, вечно сердитый председатель? Романов шутил, поднимал тосты за присутствующих дам, хвалил Люсины «канапе» и называл Машу «Манечкой». А Маша, согретая домашним теплом, потихоньку оттаивала, улыбаясь. К двенадцати началась кутерьма и суета: возились с шампанским, девчонки писали на бумажках сокровенные желания, торопились, чтобы успеть растворить пепел в искристом вине.
Генеральный секретарь ЦК КПСС сердечно поздравил советских граждан. Забили куранты.
- С Новым Годом!
- С новым счастьем!
- Ур-р-р-р-а!
Вывалились на улицу. Повсюду хлопали хлопушки, горели бенгальские огни, все поздравляли друг друга искренне, с удовольствием. И тут…
- С Новым годом! – семейство Акимовых. В полном составе. У Самого бутылка под мышкой. Сама с жареной уткой на блюде. Васька при полном параде, с коробкой торта!
- Самолет летел, колеса стерлися,
А вы не ждали нас, а мы приперлися! – пела Дарья.
Ввалились в дом всей гурьбой, не успели усесться за стол, опять дверь нараспашку: Марийка-соседка, Клавдия с Ириной – работницы тепличного хозяйства, следом – их мужики…
- С Новым Годом! Что, товарищ Романов, укрылся? Думашь, не найдем?
- Га-га-га!
- Го-го-го!
- Наливай!
- Да ты закусывай, закусывай!
- Огней так много з-о-о-л-о-ты-ы-х на улицах Саратова!
- Нюр, Нюра! Покежь обнову-та! Нюр!
- Телевизор погромче сделай! Магомаев поет!
- Ай, да ну его! Дядь Виталик, бери гармошку!
- Васька, мужик!
Посыпались нахальные частушки:
Ой, цветет калина в поле у ручья,
Негра молодого полюбила я.
Негра полюбила на свою беду,
Днем его пугаюсь, Ночью не найду!
А потом и вовсе гости разошлись:
- Валентина Терешкова
За полет космический
Получила от Хрущева
*** автоматический!
Встретили Новый Год в тесном семейном кругу, называется…
***
А в городе, в семье Колесниковых, была совсем другая обстановка. Ольга в малиновом платье в пол и высокой прической. В ушах бабули сверкали рубиновые серьги. Сергей в костюме. Стол – изысканный, без всех этих плебейских салатов. Разве что, оливье в маленьких кокотках, порционно, сиротливо прижимался к хлебной корзинке.
Шампанское, фрукты, коньяк и конфеты. Икра, дефицитные колбасы и копчености. Все это благолепие, достойное аристократов, теснилось на дубовом столе, покрытом белоснежной скатертью. Играла тихая музыка. Нежно звенели бокалы.
Бабка чопорно подставляла фужер под вино, и Колесников чувствовал себя то ли лакеем, то ли полным идиотом.
- Я, помнится, в тридцать девятом, в Ленинграде, пробовала вот этот салат, - женщина указала вилкой на оливье, - изготовленный по истинному рецепту Петербургского шеф-повара его Величества. В Кремле строго держались именно этой рецептуры. И в нем было только мяса четырех видов. И, знаете ли, добавлялись креветки, и икра севрюги. А сейчас, Боже мой, какой примитивизм – докторская колбаса! Дожили!
- А я, дорогая наша Инесса Павловна, где-то читал, что однажды сибирские, в доску пьяные купчины, отдыхая в приличном ресторане «Эрмитаж», попросили себе «чего-нибудь этакого» на затравку. Повар подал им блюдо тонкого фарфора, разделенное на несколько сегментов. Там и рябчик, и икра, и огурцы, и ваши высокопочтенные креветки. Закуски требовалось употреблять под горчичным соусом. И купцы, недолго думая, перемешали все деликатесы и умяли с преогромным удовольствием. Как поросята!
- И что? – с вызовом в голосе спросила теща.
- И то! Кому-то хлеб черствый, а кому-то жемчуг мелкий! С наступающим! – Колесников раздраженно, специально, чтобы позлить Инессу, выпил бокал шампанского залпом.
Подумав, налил в тот же бокал коньяка и опять выпил. Крякнул и поискал что-то глазами на столе.
- Огурцов соленых нет, что ли?
- Сережа! – вспыхнула Ольга.
- Что, Сережа? Что опять – Сережа? Где вообще Степан?
- Вспомнил, наконец-то, о существовании сына, - цедила презрительно Инесса, - он спит.
- Как спит? – удивился Колесников, - целый день спит?
- Ему… нездоровится, Сережа. Не буди, - попросила Ольга.
- Оля, прекрати либеральничать. Скажи прямо, - Инесса вперилась в Сергея жестким взглядом глаз с мутнеющими от времени роговицами, - твой отпрыск, дорогой зять, явился домой в полдень! Пьяней вина! Он хамил матери и испачкал ковер рвотными массами! Так что, - она подняла свой бокал, - и я могу тебя поздравить! Институт ему, видимо, не нужен. В семье появился еще один «мужик от сохи»!
Автор: Анна Лебедева