Первый раз, когда шел фильм о Маресьеве, Нина не стала его смотреть. Созрела, как шутила позже, к повторному показу. Она вышла тогда из кинотеатра, переполненная чувствами и эмоциями, и вдруг сзади услышала скептическое:
- Это же надо такое нафантазировать, чтобы у человека ноги отняли, а он танцевал!..
Нине очень хотелось обернуться, может быть, лихо крутнуться в ритме польки (именно ее и барыню отплясывала на удивление) или сказать, что сейчас вот идет в модняцких туфельках, а скептики не догадываются, что у нее тоже нет ног.
Во время облавы, когда на их деревню на Смоленщине налетели фашисты, парней и девушек 17-18 лет выгнали из хат и куда-то повезли, пересаживая по пути в разные вагоны. В Кёльне, куда, в конце концов, доставили, их ждали «покупатели», представители немецких предприятий.
Нина и восемь ее односельчан попали в Торгау на динамитную фабрику. Девчонок было всего трое, работать пришлось в слесарном цеху с зубилом и молотком, ремонтировать какие-то страшные с виду вентили, бесконечно выходившие из строя.
Под жилой барак с нарами по обе стороны была приспособлена конюшня. Жили впроголодь. Утром давали стакан кофейного напитка с таким неприятным запахом, что его никто не пил. Единственным спасением было то, что ушлые мальчишки сделали подкоп под высокий забор и после смены на фабрике лазили в «заработки» к немецким фрау. Кому носки штопали, кому пол мыли, а в благодарность получали еду.
Относились к ним немцы по-разному. Охранник, похоже, сочувствовал. Он даже будил ребят в пять утра совсем по-домашнему:
- Ауфштейн, киндшен, шон фюнф ур.
В начале 1945 года из разговоров в цеху стало понятно, что приближаются американцы. А потом Нину и ее товарищей вывезли на земляные работы близ города Ахен. Однажды охранники исчезли и выяснилось, что фронт рядом. Девчонки, как работали группой, так и пошли, куда глаза глядят. Сколько бы ходили, неизвестно, если бы не встретили четверых мальчишек с фабрики:
- Овцы вы! – налетели те на девочек. – Кто компанией ходит?! Разделитесь на группы, и кто-нибудь давайте с нами.
С ними пошли Нина с подружкой. Вскоре облюбовали землянку, но их оттуда выгнали два вооруженных немца. Вокруг рвались снаряды, земля дрожала и, казалось, уходила из-под ног. В голове гудело, глаза слепило от зарева, и тут с радостью на грани с отчаянием увидели спасительный стог сена.
Забравшись под него, затаились. Шум, который поначалу стал тише, снова нарастал, и вдруг Нине показалось, что стог горит, – настолько жарко было ногам. Выползая наружу, еще увидела самолет, поливающий окрестности смертоносным огнем.
Рядом лежали мальчишки: у одного было перебито бедро, у второго позвоночник. Нина с каким-то странным чувством, будто это касалось не ее (наверное, следствие шока), заметила, что у нее нет левой стопы, осталась где-то под стогом, а правая раздроблена. Истекала кровью, а перевязать раны было некому и нечем.
С ужасом смотрела на муки ребят. Когда они умерли, обливаясь слезами и кровью, решила ползти к землянке. Это было единственное направление, которое мало-мальски помнила. Ползла на четвереньках, как собачонка, без конца останавливаясь и ложась на землю, чтобы передохнуть.
Возле землянки успела сказать по-немецки: «Возьмите бедную девушку без ног» и потеряла сознание.
В землянке Нине сделали перевязку. Больше всего ей хотелось пить, а воды не давали – нельзя. Предлагали сладости, галеты, но она не хотела ничего.
Санитары появились сразу после прохождения фронта. Сыпал град, день был сырой и холодный не по-весеннему, когда раненую девушку забрала специальная машина. Одежду на ней сразу же разрезали и начали вливать кровь, потом куда-то повезли.
Последнее, что Нина помнила, – яркие огни над столом. Когда очнулась, обнаружила вокруг много раскладушек с забинтованными людьми. Это был госпиталь. До 17 марта 1945 года находилась здесь, а потом ее и еще троих раненых на «скорой помощи» отправили в госпиталь в Вервье. Этот бельгийский городок находился в трех километрах от немецкого Ахена.
Сотрудники госпиталя не подозревали, что Нина знает французский, поэтому, не таясь, обсуждали ее незавидную участь. По их мнению, надежды выжить у девушки не было. А ей и правда становилось день ото дня хуже.
Начиналась гангрена, и однажды Нину снова увезли в операционную. То, что произошло ужасное, она поняла без слов – по заплаканным глазам санитаров и монахинь, которые ухаживали за ранеными в госпитале. Попробовала пошевелить правой ногой и – не смогла. Ног у Нины больше не было.
А боль не уходила. Нина металась по постели, заходясь в крике. Однако на чужбине не осталась наедине со своей бедой. О раненой девушке рассказала местная газета, и жители Вервье посчитали своим долгом поддержать ее. Вещами и продуктами, словом и делом.
Между мадам Альберт и месье Полтораком даже развернулось негласное соперничество: каждому хотелось стать для Нины самым близким. Они приходили в госпиталь как домой, постоянно и с семьями. Забирали ее к себе, чтобы не томилась в одиночестве.
Когда раны немного зажили, Нину отвезли в Брюссель, в дом инвалидов, где сделали ученические протезы (ученические – значит из гипса и без ступни). Именно здесь инструктор учил ее заново ходить. На месте ран оставались кровавые мозоли, на террасу и в столовую Нину потом вносили на руках. Но она упорно вставала на ноги и преодолевала метр за метром.
Нину не отпускали, просили остаться. Однако ее тянуло на родину, и она вернулась. Было трудно, особенно в родной деревне, где жила мама. Девушку жалели и сокрушались о ее судьбе, судьбе инвалида, до такой степени, что однажды не выдержала и по вербовке уехала на Львовщину, где работала в мостопоезде.
С 1948 года жила в Витебске. Здесь встретила будущего мужа. Вообще планов на семейную жизнь не строила, а когда бывший фронтовик стал оказывать ей знаки внимания, первое, что спросила:
- А ты знаешь, что я без ног?
- Ну и что? – услышала в ответ. – Ты мне нравишься, и это главное.
Они прожили пятнадцать лет – осколок, который муж носил в груди, укоротил его век. Родили дочь, которая, подрастая, становилась первой маминой помощницей. Она подарила Нине внуков, и женщина не раз признавалась, что в далеком 1945-м и мечтать не могла о таком женском счастье.
Сорок лет Нина трудилась на ковровом комбинате, откуда ушла на пенсию с почестями и медалью «Ветеран труда». Всегда мечтала побывать в Бельгии. Не побывала, но с потомками своих спасителей встретилась. Встреча состоялась благодаря волонтерам, когда Нине было уже под 80. И она всех удивила - своим жизнелюбием.
БЛАГОДАРЮ ВАС, УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ, ЗА ПОДПИСКУ, ЛАЙКИ И КОММЕНТАРИИ.
