Из дневника читателя
Дневник читателя я представляю так. Открываешь книгу, как открывают сундук с кладом. Некоторые сокровища в нём могут поразить. Их надо рассматривать. Положить на видное место. Обладать ими. Копить их. Помнить. Но и они будут теперь управлять тобой. В этом-то и бывает опасность. Клады бывают заклятыми. Прикосновение к ним меняет зрение. Открывается умение смотреть в корень. С таким зрением жить бывает опасно…
***
Ну вот, а теперь о Гитлере… Хочу сразу предупредить тут вот о чём. Всё, что скажу я дальше, почерпнуто мною из вполне открытых и известных источников, множество раз изданных и у нас в стране. Ну, и за дело теперь.
Несколько лет назад я завершил книгу «Гитлер в жизни». Её не издали, слишком она, наверное, не соответствовала общему представлению о Гитлере, которое выработано современными дешёвыми пропагандистскими клише. Подчеркну тут, что у меня не было задачи возвеличить Гитлера, я хотел только показать, что это был опасный, умный и черезвычайно серьёзный противник в жестоком противостоянии большевизма и фашизма. Какая из этих идеологий более опасна для человечества, я уточнять не буду. Попробую сделать другое уточнение. Вот поразившее меня народное представление о чёрте. Он в точности такой, как каждый из нас, только пустой внутри. Форма, которая ничего не содержит. Нет ни сердца, ни лёгких, ни желудка, ни кишок, ни того, что кишки содержат. Тем более нет души. Эта то пустота, наверное, и могла леденить ужасом воображение. Потом чёрту стали приделывать рожки, хвост и копыта. Но это не добавляло ужаса, а только делала чёрта забавным. Как усы, пририсованные к дамскому лицу.
Это ощущение не оставляет, когда читаешь большинство из того, что пишут о Гитлере. Нарисованные рога и копыта не пугают. В самом сильном случае вызывают раздражение. Те, кто пишут, не предполагают у читателя ума и даже здравого смысла. Это значит — глуп тот, кто пишет. Вот этой глупости я и пытался избегать в своей книге. Видимо, это было воспринято неверно.
***
Величайшие биографии складываются при обстоятельствах до удивления единообразных. Наполеон, Ленин, Гитлер и Сталин выросли безотцовщинами. Наполеону было шестнадцать лет, когда он остался сиротой, Ленину — странным образом, тоже шестнадцать. Сталину — одиннадцать или двенадцать. А вообще отец Сталина окончательно отдалился от семьи, когда будущему основателю советской империи было пять лет. Гитлеру исполнилось тринадцать лет, когда его отец умер от апоплексического удара. Всех их отличает трогательная сверх всякой меры привязанность к матерям. Ленин и Гитлер в этом смысле — классическая иллюстрация к эдипову комплексу, если бы этот комплекс существовал на самом деле…
***
Итак, я написал книгу «Гитлер в жизни», которую издательство, до того выпустившее шесть моих книг, сочло неудобным для печати. Это стало для меня неожиданностью. Я не ставил перед собой никаких крупных задач. Наоборот, ограничился мелким делом показать повседневный быт и личную жизнь диктатора. Теперь попробую проанализировать, чем же она показалась опасной. Признаться, я сам испытывал некоторое смущение, когда живой Гитлер начинал вдруг оказывать сопротивление сложившимся представлениям, выходил из дозволенных рамок.
Оказалась совершенно негодной аксиома о его полнейшей творческой беспомощности.
В книге я использовал копии документов, оставшихся от неудачных попыток Гитлера поступить в Венскую академию изобразительных искусств. Абитуриент Адольф Гитлер «срезался» на втором туре вместе с ещё почти сотней вполне одарённых претендентов на звание студента престижного учебного заведения. Достаточно сказать, что вместе с ним провалился на экзаменах Робин К. Андерсен, который потом станет ректором этой же самой академии.
Немецкий историк Вернер Мазер вообще считает, что после Гитлера остались такие полотна и эскизы, которые ничуть не хуже, чем те, которые в том же возрасте и в тех же обстоятельствах остались даже от великих художников.
Понятно, что упорно настаивать на том, будто души диктаторов патологически лишены способности к творчеству, можно или от невежества, или от поставленной задачи.
Странно узнавать, что самый чудовищный из нравственных и политических уродов Ленин, например, в юности умел петь приятным тенором и был этим хоть как-то привлекателен. Сталин в шестнадцать или семнадцать лет вообще стал классиком национальной поэзии, поскольку в 1907 году известный деятель просвещения М. Келенджеридзе составил и издал «Грузинскую хрестоматию или сборник лучших образцов грузинской словесности» (т. 1), в которой на 43-й странице помещено одно из стихотворений Иосифа Сталина…
***
Много бьются над тем, какое извращение мешало Гитлеру иметь нормальные отношения с женщиной. Тут опять нагромождено много всяких выдумок. Моя версия — следующая. Никаким извращенцем он не был. Есть свидетельства, что, вернувшись с фронта, в Мюнхене, среди многочисленных послевоенных вдов он слыл выдающимся самцом. Никаких отклонений в проявлениях его половой жизни не было, кроме неутомимости. Да ещё необычайный магнетизм. Устоять против его домогательств было невозможно. Его репутация «мюнхенского полового громилы» приводила в трепет. Для благочестивых мюнхенских мамаш он был как ястреб в небе для наседок с цыплятами.
Однако тогда он был частным человеком, он не следовал ещё особым правилам сохранения величия, которые потом превратились у него в комплекс.
Например, он очень любил баварский народный костюм, в который входили кожаные шорты. Став вождём, он уже не мог в них появляться, потому что голые волосатые ноги показались ему несовместимыми с величием. Он не ездил на лыжах, не садился верхом на лошадь, потому что мог оказаться в смешном положении. Упасть, например. Это бы нанесло непоправимый вред имиджу вождя. Укол в мягкое место был проблемой. Клизмы он делал себе сам. Можно представить себе какую неловкость он теперь мог испытывать при одной мысли о постельных сценах, в которых главный герой — фюрер. Не царское это дело. Подробности столь индивидуального творчества как соитие в принципе могли потребовать усилий и положений, в высшей степени не сообразных с достоинством фюрера. Самое острое наслаждение, конечно, обесценивалось и теряло смысл в этих условиях. Всё дело в этом…
***
В политике особенного ума не надо. Вся самая великая политика сводится к двум-трем положениям. Другое дело — воля. Без великой воли никакого великого политика не бывает. Что такое отсутствие воли, я знаю по себе. Если мне, например, скажут, что я пишу сейчас чушь собачью, я в это могу поверить. И не стану настаивать. Волевой же человек сумеет настаивать и на чуши. И она, начинённая волей, может обрести убийственную убедительность.
Гитлер говорил банальности. Но бывают такие времена, которые возвращают банальностям изначально содержавшееся в них откровения. Гитлер умел приспосабливать банальность ко времени. Кроме него это мало кому удавалось, и никому не удавалось в такой степени…
***
Я делаю книгу о Гитлере. По ходу этого дела меня посещают некоторые неудобные мысли… Бывают с виду невинные ситуации, которые становятся вдруг невыносимыми. Страна (моя страна) изнемогает от террора пошлятины. Она всюду. На громадных рекламных щитах, заслонивших и без того сирое московское небо, в книгах, в театре. От неё нет спасения. Особенно чудовищна она на телевидении. «Звёздами» у нас называются люди, чей вид в «ящике» вызывает уже такое омерзение, как вид таракана во щах. Никому до этого нет дела.
Вероятно, всё это от бесшабашных цен на убогий куплет, на вымученный юмор. Дошло до того, что жалкое веселье это сопровождает «фанерный» хохот. Потому что живому человеку, если он вменяем, тут не до смеха.
В электронной сети, в шутку ли, всерьёз ли, молодёжь призывает к созданию отрядов самообороны против юмористов, наподобие Петросянов, Жванецких, Задорновых и иже с ними. Это уже не безобидно. Видно, достали окончательно.
Кому-то вдруг стало выгодно навязывать России фашизм. Нелепейшая идея обкатывается со всех сторон. Идея дикая и ангажированная.
Но вот в чём я каюсь.
Я собирал материалы для книги о Гитлере. Старался вникнуть в мелочи. Я тяготею к мелочи, поскольку её легче понять. Мелочью легче объяснить то, что кажется необъяснимым. И великое в истории гораздо легче понять, разложив это великое на малые детали. Среди мелочей попалась такая. Цитирую «Застольные разговоры Гитлера», записанные Генри Пикером, исполнявшим одно время обязанности его личного стенографа: «Больше всего его (Гитлера) раньше злило отношение к танцовщицам. В то время как так называемые юмористы, все сплошь евреи, в таких театрах, как «Метрополь» в Берлине, за то, что они ежевечернее пятнадцать минут говорили всякие гадости, получали в месяц от 3000 до 4000 марок, танцовщицам редко когда платили 70-80 марок. При этом, чтобы сохранить форму, им нужно было не 15 минут, а почти весь день проводить в классе, на репетициях и т.д. <…> Стараясь не придавать этому огласки, он позаботился о том, чтобы наши танцовщицы стали получать в немецких театрах от 180 до 240 марок и тем самым оказались в состоянии с головой уйти в свою профессию».
Разве не похожа эта ситуация на нынешнюю. Можно заменить адрес «евреи» адресом «мафия», но это ситуации не изменит.
Надо сознаться, что я с некоторым ужасом почувствовал в этих мыслях и действиях Гитлера некоторую привлекательность. Я подумал также, что громадным деньгам, раздаваемым и в наше время легиону пошляков от телеэкрана, можно было бы найти более достойное применение. Экраны очистились бы, поскольку стали бы неинтересны пошлякам. Облегчилась бы задача настоящего искусства.
Впрочем, чувство вины за возникшие мысли у меня прошли, коль скоро я понял, что меня ежеминутно в течение нескольких лет провоцировали согласиться с тем, что Гитлер в этом конкретном случае был не так уж и неправ, вернее — прав совершенно.
Ещё я подумал о том, а вдруг те книги, которые читаю я, доступны так же и другим. А что, если и у других, наткнувшихся на это смутившее меня место, возникнут свои сомнения и раздумья о правильности установившегося порядка в данной локальной области. И эти читатели так же почувствуют тайную солидарность с этим конкретным случаем противостояния убийственной пошлости.
А вдруг они после этого захотят узнать, а не был ли Гитлер прав ещё в каких-нибудь своих мыслях и действиях. Нет ли ещё у нас такого непорядка, которому можно противостоять с оглядкой на него. Вот тут-то и кроется самое опасное.
Так что юмор на наших телеэкранах не просто не смешон. Он лишает нас противоядия против того, что должно навсегда остаться ужасным, не подлежащим и малейшему сочувствию…
***
Как был создан Гитлер? Как подобные личности будут появляться в будущем? Их будет рождать несправедливость. Международная, межнациональная несправедливость. Упоённые неумной мстительностью (эйфорией мстительности) версальские вершители судьбы немцев после Первой мировой войны переборщили, переиграли сами себя. Они посеяли семена сопротивления в каждой немецкой душе. Гитлеру только нужно было нажать нужные кнопки и произнести нужные слова.
История повторилась на Нюрнбергском процессе. Не может же немецкая душа так мгновенно переродиться, чтобы смириться с тем, что там произошло. Не верю…
Впрочем, немцы уже не те. Но теперешняя взаимная вражда народов, межнациональная неприязнь может вновь дойти до той точки, что история найдёт человека, способного возглавить движение злобы, дать ей исход. В мире опять накопилось столько ненависти, что количество её может перейти в качество. Ненависть достигла критической массы. Агрессия, тупая несправедливость силы, которые царят в мире, взывают к его, Гитлера, духу. Крайность уравновешивается крайностью. В таком мире страшно жить.
Или это будет Антихрист? Сказания об Антихристе исполняются с ужасающей точностью. Как это объяснить? Попробуем осмыслить хотя бы одну деталь. Самые давние источники, некоторые по времени до рождения Христова, определяют также и рождение Антихриста, пытаются точно определить место этого рождения. И где бы вы думали? В Вавилоне, на территории нынешнего Ирака, который в те давние времена именовался Месопотамией. Ирак и окрестные земли американцы разворошили до такой степени, что там вполне может родиться нечто жуткое, способное перевернуть мир. Апокалипсис по тем же давним предречениям, вызревать будет здесь. И не вызрел ли уже? Вот, например, абсолютно светская книга «Мифы народов мира» (М. Советская энциклопедия, 1991. Т. 1, стр. 86). На этой странице есть такой текст: «Местом рождения Антихриста считали Вавилонию, ибо Даново (семитское) колено, по преданию ушло именно туда; кроме того, Вавилон был популярным библейским символом мятежа против Бога».
И назовут Антихриста Емануил Антий или, а по-русски — Антип Беспалый.
***
Я написал серию книг, мотивом которых стало следующее соображение. Всякая повседневная мелочь, если она происходит в жизни грандиозной личности, будет иметь и грандиозные последствия. Я коллекционировал мелочи. Складывал их. Потом выпускал книгу. Читателям нравилось.
Мелочи могут менять ход истории.
У Лени Рифеншталь можно прочитать следующее. За две недели до европейской войны Гитлер пригласил её на вечерний просмотр фильмов, которые устраивал время от времени для избранных деятелей немецкого искусства.
«Как обычно я опоздала, — пишет она, — просмотр уже начался. Шла хроника. В одном из журналов показали Сталина, принимавшего военный парад в Москве. Промелькнуло несколько кадров с советским лидером в профиль, во весь экран. Было видно, что Гитлер при появлении на экране советского вождя наклонялся вперёд и сосредоточенно его рассматривал. После того, как показ закончился, фюрер неожиданно без объяснения причин пожелал ещё раз посмотреть этот журнал. Когда вновь появился Сталин, я услышала, как Гитлер сказал: «У этого человека хорошее лицо — нужно всё же суметь договориться с ним». Загорелся свет, фюрер встал, извинился и покинул зал».
Через несколько дней потрясённый мир узнал о пакте ненападения между Германией и Россией.
Ещё об одной мелочи сообщил Риббентроп. Гитлер включил в мирную делегацию своего личного фотографа Генриха Гофмана с заданием снять Сталина так чтобы ясно видна была мочка его уха. Гитлеру хотелось узнать нет ли в его жилах еврейской крови. Удивительнее всего, что Сталин позволил себя сфотографировать в нужном ракурсе. Гитлер оказался черезвычайно доволен тем, что мочка Сталина была прикреплена так, как положено по арийской конституции.
«У меня сложилось впечатление, что неожиданное решение Гитлера вступить в переговоры со Сталиным было принято в тот самый момент, когда он увидел в кинохронике снятое крупным планом лицо советского вождя», — резюмирует Лени Риффеншталь.
Мочка Сталина убедила Гитлера, что он имеет дело с человеком нужной крови. Это удовлетворило его. Сделка не унижала.
***
Неправда и то, что фашистская идея сверхчеловека была воспринята Гитлером от Ницше. Выясняется, что зря его философию возвели в ранг действующего смертоносного идейного механизма.
У Гитлера с той же Лени Риффеншталь состоялся следующий разговор:
«Я спросила:
— А что вы предпочитаете читать?
Он ответил не раздумывая:
— Шопенгауэра — он был моим учителем.
— Не Ницше? — удивилась я.
Фюрер улыбнулся и продолжал:
— Нет, в Ницше для меня не много проку, он скорее художник, чем философ, рассудок у него не такой прозрачный, как у Шопенгауэра.
Меня это озадачило, так как все говорили, что Гитлер — поклонник Ницше.
Он добавил:
— Конечно, я ценю Ницше, как гения, он, возможно, пишет на самом прекрасном языке, какой только можно отыскать на сегодняшний день в немецкой литературе, но он не мой идеал».
***
Можно поверить в то, что Гитлера породило зло. Но не то, которое мы воображаем в таинственных инфернальных далях. Его вызвала к действию злоба обиженного историей народа.
Из поступков отдельных людей складываются судьбы, из действий народов складывается история. Если человек действует скверно, он получает скверную биографию. Если скверно действуют народы, они получают скверную историю. А скверная история непременно наградит величием скверную личность. Так что Гитлер не более и не менее, как материализовавшийся облик времени, в котором жил. Он так же есть материализовавшийся облик изуродованной обстоятельствами истории немецкой души…
Можно сказать и по-другому.
У Истории женское имя. В нервном развитии, в нелогичности и непредсказуемости её тоже есть нечто женственное. По временам она впадает в грех. Есть старые предречения о том, что личность, которая приведёт мир к окончательному падению, будет зачата изнасилованием. Гитлера можно считать такой личностью, поскольку его сознание было сформировано эпохой всеобщего насилия…
***
Еврейский вопрос при изучении биографии Гитлера возникает неизбежно. Размышления об этом провоцируются всем ходом послевоенной (имеется в виду война — 1914-1918гг) истории. Довоенной тоже. Если я тут кое-где вынужден буду говорить слова «евреи», «еврейский», то под этим настоятельно прошу подразумевать слова и понятия «сионизм», сионистский», так легче отделить еврейский народ от того, чем он не является.
Дарвинизм стал возможен только потому, что бесконечным многообразием мира можно подтвердить всё, что угодно. Нужна только некоторая изворотливость и живость ума, чтобы скомпоновать нужным образом имеющиеся под рукой детали. Человеческая история так же даёт необычайный простор для доказательств любой точки зрения. Как, впрочем, и для опровержений.
Поводом для второй мировой войны могла быть черезвычайная активность еврейского элемента в революционном буйстве, предшествовавшем этой войне.
Набор деталей и фактов, нужных для доказательства этого существует.
Ветхозаветные зверства, чинимые в России иудейским правительством Ленина наводили на Европу смертельный ужас. Газеты там были заполнены сообщениями о кошмарах, которые творились в застенках московских, питерских, одесских и прочих черезвычаек, которым несть было числа. Европейская публицистика чуть подмалёвывала эти страхи, но не настолько, чтобы изменить суть. Вот в каких примерно выражениях писали мюнхенские «народные листки» о том, что происходило в советской России: «Печальны времена, когда ненавидящие христиан орды диких азиатов простирают повсюду свои окровавленные руки в стремлении задушить нас! Антихристовы бойни, устраиваемые евреем Иссашаром Цедерблумом — он же Ленин, — даже Чингисхана ввели бы в краску. В Венгрии его выкормыш Кон — он же Бела Кун — прошёл по этой несчастной стране с обученной убивать и грабить еврейской сворой террористов, чтобы, усеяв страну виселицами, уничтожать на этом конвейере смерти её горожан и крестьян. В шикарно обустроенный гарем при его дворце тайно поставляли десятки непорочных христианских девиц, которых подвергали там насилию и растлению. По приказу его подручного лейтенанта Самуэли в одном подземелье были жестоко истреблены шестьдесят священников. Их тела расчленяют, отрубают конечности, а до этого у них всё отбирают, оставляя им вместо одежды только кожу, по которой струится кровь. Следствие выявило, что восьмерых священников до того, как их убить, распинали на дверях их церкви! Теперь становится известным, что точно такие же страшные сцены имели место и в Мюнхене».
В Мюнхене, как известно, на некоторое время была установлена тоже советская Баварская республика, которая черезвычайно, но очень недолго радовала Ленина.
Эти зверства и эти страхи были лучшей и самой действенной агитацией против большевизма.
Когда Гитлер сказал, что «русский большевизм есть только новая, свойственная XX веку, попытка евреев достигнуть мирового господства» и что «в другие исторические периоды то же стремление евреев облекалось только в другую форму», растерянное общее мнение ни в Европе, ни даже в Америке не могло противопоставить этому что-нибудь вразумительное.
Кровавый опыт большевистской власти в России требовал защиты от её распространения. Как от чумы. Гитлер так и говорил: «Открытие еврейского вируса явилось одной из величайших революций, которые когда-либо предпринимались в мире. Борьба, которую мы ведем, это борьба того же рода, что вели в прошлом веке Пастер и Кох. Как много болезней причиняются этим еврейским вирусом!.. Мы лишь тогда вновь обретём здоровье, когда победим еврея».
«С непоколебимостью человека, глубже думавшего и больше разглядевшего, чем все другие, — пишет по этому поводу один из биографов Гитлера И. Фест, — он видел в этом свое персональное задание, вековую миссию, возложенную на него, демиурга природного порядка, это была его “циклопическая задача”».
«Мы врастаем в светоносное, основанное на истинной терпимости мировоззрение. Человек должен быть в состоянии развивать данные ему от бога способности. Мы должны лишь предотвратить появление новой, величайшей лжи: еврейско-большевистского мира. Его я должен уничтожить». Таков был лейтмотив многих его застольных разговоров, записанных, например, Генри Пикером, его личным стенографом. «Эту миссию надо было успеть выполнить в отмеренные ему годы — Гитлер никогда не верил, что проживет долго», — заметит гитлеровский фельдмаршал А. Киссельринг.
«Вы хотите сначала увидеть в каждом городе тысячи людей повешенными на фонарях? Вы хотите сначала дождаться, чтобы, как в России в каждом городе начали действовать большевистская черезвычайка?.. Вы хотите сначала пройти по трупам ваших жён и детей?..» Так вопрошали первые национал-социалистические лозунги.
Ответом был мгновенный громадный приток в национал-социалистическую партию. Действия еврейского московского правительства были самой действенной агитацией в пользу фашизма. Страх агитировал и собирал людей в политическое стадо. Это был инстинкт, общий животному миру. Выжить можно, только сбившись в кучу, так поступает даже мирный коровий гурт, учуяв волчий дух. Ничем иным я не могу объяснить первые громадные успехи национал-социализма.
Дальнейшие детали, которые на виду, так же сбивают меня с толку. Я чувствую, что в мире происходит какой-то жестокий спор, в котором я обречён слушать только одну сторону. Это значит, что мне внушают чью-то правду, которая мне не нужна, потому что это чужая правда. И внушаемая правда эта опасна, потому что уводит от истины.
«Террор марксизма можно остановить только террором, в десятки раз более решительным и беспощадным» — объявит Гитлер. Независимо от него Муссолини из тех же соображений создаст в это время свои «fasci di combattimento» (боевые отряды, от которых новая политическая сила получит название фашизма).
Оказывается, ещё в 1933 году Мировой Еврейский конгресс объявил войну Германии. А именно 24 марта 1933 года. И потом ежегодно, до рокового тридцать девятого года, шесть раз мировое еврейство подтверждало это состояние войны с немецким народом. Тут надо напомнить, что Гитлер, на котором лежит вся ответственность за развязывание второй мировой войны, к тридцать третьему году мог помышлять об этой войне только в теории, в мечте отдалённой.
Мог ли этот опасный еврейский авантюризм повлиять на решения Гитлера?
Судя по тому, как расценивал он гибель России, несомненно, мог. И, несомненно, влиял. Когда в тридцать девятом году война в самом деле разгорелась, Хайм Вейцман, ведущий сионистский авторитет, опять подтвердил участие мирового еврейства в этой войне на стороне Великобритании. Он заверил, что Еврейское Агентство, выполнявшее тогда роль своеобразного международного сионистского правительства, готово немедленно включить в боевые действия еврейские людские ресурсы и прочие необходимые средства.
Мировое еврейское правительство объявило евреев врагами немцев, и этот факт поставил судьбу каждого еврея, равно как француза, англичанина и русского в зависимость от жестокой логики военного времени.
Так что, объявив Гитлеру войну, сионисты прикрыли его юридически от всех возможных обвинений в насилии над еврейским народом. Жутко даже и подумать теперь об этом, но Гитлер в отношении евреев действовал отныне в точном соответствии с международным правом. И был неподсуден. Этим иммунитетом от расплаты за преступления против человечности его оградили именно сионисты во главе с Вейцманом и Эйнштейном. Судить в Нюрнберге за бесчеловечность к собственному народу, надо бы и их. Вместе с нацистами. Они, конечно, не знали ещё тогда, что Гитлер окажется в проигрыше, и готовили себе дальнейшее с ним партнёрство. Несчастия же еврейского народа после этого стали действительными. После войны, на заседании Нюрнбергского трибунала, на котором судили руководителей Германии, об этом акте агрессии евреев против Германии и о праве Гитлера посадить евреев в лагеря в ответ на этот акт все дружно «забыли». И это сняло с сионистов кромешную ответственность перед своим народом. И Эйнштейн остаётся доныне «еврейским святым». Ну, да ладно, это не моё дело.
Впрочем, не совсем. Ведь надо всё же пояснить, зачем тогдашнему руководству сионистского движения понадобился весь этот кошмар. А всё дело в том, что сам еврейский народ, не усвоивший установок своих вождей, не очень активно стремился к новому переустройству своей судьбы. И не очень-то стремился в обетованные пустыни после привольной жизни в мировых обустроенных наилучшим образом цивильных просторах.
Известно, что ещё в 1934 году, в беседе Хаима Вейцмана и Адольфа Эйхмана, Вейцман настоятельно просил его — изгоните евреев из Германии!
Эйхман спросил его на всякий случай:
— Вы готовы принять в Палестине так много евреев?
Ответ Вейцмана был недвусмысленным:
— Мы охотно примем тут силы, способные сражаться за нас в Палестине, а остальных надо ликвидировать, как бесполезный мусор.
Эйнштейн и Вейцман первыми разделили народ на «чистых евреев» и на недоевреев, только и годных стать лагерною пылью. Так, по мнению сионистов, выработалась бы новая раса, которую не стыдно представить перед лицом божиим. Ну так и скажите мне теперь, чем Эйнштейн отличается от Гитлера, а сионизм от нацизма?
Как действовала эта новая людоедская теория Эйнштейна в отношении недоевреев?
Вот пример — 13 мая 1939 г. из Германии в Гавану отплыл пароход «Сент-Луис» с 930-ю еврейскими репатриантами на борту. Несмотря на полученное ранее от кубинского эмиграционного управления официальное разрешение, 908-ми из них было отказано в праве на въезд в страну. Американский госдепартамент тоже отказался принять беженцев, и «Сент-Луис» отправился обратно в Гамбург. С борта парохода Рузвельту была направлена телеграмма с просьбой о помощи жертвам нацизма, среди которых было 400 женщин и детей. Ответа от президента не последовало. Не знаю, все ли эти люди, не нужные сионистским вождям, сгорели в печах холокоста и добавили числу жертв столь внушительные и необходимые размеры.
Уже поэтому тогдашнее объявление войны евреями, которая вскоре и в самом деле разгорится адским пламенем, могло быть и стало только наглой и откровенной провокацией. Наглой, откровенной, но не глупой, потому, что она была исключительно целесообразна. для задач сионизма. Надо было любой ценой добиться того, чтобы евреев стали считать «пятой колонной», создали им невыносимые условия, и из них стало бы легко выбирать будущих поселенцев обетованных земель. Эйнштейн решил содействовать Гитлеру, чтобы евреи поняли — они теперь уже в силу убийственных обстоятельств обречены ехать в Палестину? И теперь государство, от имени которого сионизм будет осуществлять свои интересы, обязательно будет создано. Можно ли было создать это государство иными, более гуманными средствами, этот вопрос задавать поздно.
И вот каков самый жестокий результат головных усилий Эйнштейна. Поселенцев можно стало именно выбирать. Не все, как дано было понять, могут быть гражданами нового Сиона. Ассимилированные евреи для того не подходили. И они без сожаления могли быть отданы на откуп и использоваться как «расходный материал» в целях демонизации врагов иудаизма и укрепления его позиций. Тот же Хаим Вейцман сказал о таких: «Все эти евреи не стоят одной палестинской коровы».
***
2 августа 1934 Гитлер получил единоличную власть в Германии и через два года в Берлине было подписано германо-японское «Соглашение против Коммунистического Интернационала», больше известное как «Антикоминтерновский пакт». Тяжёлая перчатка сплочённому международному оголтелому пролетариату была брошена. Вскоре к Антикоминтерновскому пакту присоединится Италия, Испания, Венгрия потом — Финляндия, Румыния, Болгария.
Поскольку оплотом этого пролетариата продолжал оставаться Советский Союз, ясно стало, чем должно было закончиться противостояние Коминтерна и Антикоминтерна.
И тут Сталин решил внести некоторую ясность. Ещё в 1936-ом году он отвечал на вопросы американского журналиста Роя Говарда. На его вопрос: оставил ли Советский Союз «свои планы и намерения произвести мировую революцию?», Сталин заявил, что «таких планов и намерений у нас никогда не было» и приписывание их большевикам является «плодом недоразумения». На это заявление журналист отреагировал вопросом: «Трагическим недоразумением?». Сталин ответил: «Нет, комическим. Или, пожалуй, трагикомическим».
Сталин перестал быть марксистом? Не знаю, но то, что он тут открыто отказался от троцкистско-пролетарского лозунга и способа захвата мировой власти, должно было ясно стать всем в мире. Россия больше никому не угрожала.
До Гитлера это не дошло. Хотя, почему? Ведь был же договор о ненападении 1939-года между Германией и СССР. Но, видно коминтерновский маховик уже был достаточно раскручен, пролетарское государство, столь долго разжигавшее мировой пожар, не могло пользоваться уже доверием. Послание Сталина о том, что Советский Союз отныне становится мирным и смирным, услышано не было.
Так нацизм победил марксизм в одной отдельно взятой стране. Предстояло это закрепить.
Троцкий, в пику Сталину, тут же создаст четвёртый по счёту Интернационал и использует весь накопленный «пролетариатом» опыт подрывной работы. В том числе и против Советской России. Вот почему в тридцатые годы в лагерях окажется столько агентов Троцкого и прочих шпионов…
***
И тут я напомню ещё раз главную мысль этих моих размышлений. Гитлера и фашизм на свою голову призывает тот неразумный и, видимо, случайный в высшей власти персонаж, который обрекает свой народ на политическое прозябание, на политическую летаргию, на его изоляцию от действий, которые дадут ему возможность разумного и полезного для себя участия в общей жизни земных наций. И, если кто-то скажет уже сейчас: «Мы требуем равноправия нашего народа с другими нациями, отмены национальной дискриминации, отмены всех пунктов международных договоров, в которых не учтены жизненные интересы нашего народа…», разве эти требования покажутся ужасающими?
Но именно эти требования выдвинула партия, которую возглавил Гитлер.
Разве эти требования покажутся ужасающими. Но именно эти требования выдвинула вторым пунктом партия, которую возглавил Гитлер. Если сейчас выйти на улицу с этими лозунгами, разве трудно будет собрать толпы сочувствующих этим призывам и требованиям?
При чтении двадцати пяти пунктов программы национал-социализма, отредактированных самим Адольфом Гитлером, складывается впечатление, что писал и редактировал их не он, а именно те обстоятельства, в которые был поставлен народ. Или, скажем, так: тайные обиды и желания целого народа водили рукой Гитлера, которого униженный народ материализовал своими надеждами на избавление.
Читаю я эти пункты и как-то не по себе становится.
Видимо сходными были и другие обстоятельства тогдашней немецкой жизни с нашими, коль появилось в пунктах нарождающегося фашизма следующее: «Мы требуем, чтобы государство взяло на себя обязательство в первую очередь заботиться о заработке и пропитании граждан… Первым правом каждого гражданина должен быть творческий труд, умственный или физический… Мы требуем огосударствления всех уже обобществлённых (приватизированных по-нашему) производств… Мы требуем участия в прибылях крупных предприятий… Деятельность частного капитала не должна нарушать интересы общества, она должна протекать в рамках целого и на пользу всех…».
Всё это посеяло семена сопротивления в каждой немецкой душе. Тайная пружина очередной грандиозной исторической катастрофы туго напряглась. Нужен был только повод, только капля, последняя в долготерпении. Нужен был только человек, способный безошибочно нажать на кнопку, которая освободит слепую и покорную силу. Этим человеком и стал Адольф Гитлер.
Если сейчас выйти на улицу с этими лозунгами, разве трудно будет мне собрать толпы сочувствующих этим лозунгам и требованиям? Называйте меня фашистом, но эти пункты национал-социалистической рабочей партии Германии кажутся мне уже вполне годными и необходимыми в нынешней обстановке в России. Примите их, и называйте меня после этого нацистом. Я стерплю, только бы народу моему стало уютнее жить на этой земле...
***
Всё, что я написал тут, во многом подсказано мне автобиографической книгой Адольфа Гитлера «Майн Кампф». Эта книга есть толковейшее руководство всякому, кто захочет обернуть в свою пользу беды собственного народа. Гитлер тщательнейшим образом обнажает в своей книге те тайные кнопки, которые следует нажать, чтобы сделать обиды народа страшным, безрассудным и яростным оружием. И тогда останется лишь направлять эту ярость. Эти кнопки однажды были нажаты, и катастрофа произошла.
Читайте, господа, Гитлера. Это нужно делать хотя бы для того, чтобы не довести народ до той черты, когда у него не останется выбора… И когда он захочет материализовать нового Гитлера...
