Вот на самом деле интересно, на что вообще надеялся Радищев, когда напечатал свое «Путешествие из Петербурга в Москву» и оттащил его в книжную лавку?!
Что тогда, что сейчас, этот опус еще бы прокатил по категории артхауса. Мол, это автор слегка не от мира сего, поэтому и написал все вот так. В наше время стал бы модным и актуальным, хоть и «непризнанным официальной точкой зрения» гением. Также как «Левиафан» прославил Звягинцева и Териберку. Правда, уютнее она от этого не стала, но зато теперь все про нее знают. Но в конце XVIII века спрятаться за то, что «я художник, я так вижу» было нельзя. Поэтому на что он рассчитывал - непонятно.
Ведь вспомните: у Радищева не было ни влиятельной родни, ни связей при дворе. И сам он занимал хоть и хорошее место, но не на троне и не у трона. Ну есть в Петербургской таможне чиновник. Толковый, службу служит, до начальника добросовестно дослужился. Матушка Екатерина Алексеевна даже орденом Святого Владимира его пожаловала. Служил бы себе да служил. А он сочинения писать, да типографии домашние устраивать в свободное время...
При этом Радищев оказался везунчиком.
Во-первых, цензура пропустила его творчество и разрешила выставить книгу на продажу. Цензор глянул на содержание, увидел, что это «путеводитель», потому что там все главы – названия почтовых станций на дороге из столицы в Москву и разрешил:
- Продавайте Александр Николаевич, не беспокойтесь.
Во-вторых, его всего лишь сослали. Он ведь прекрасно понимал, что ничего хорошего за сие произведение литературного жанра ему не светит и поэтому решил публиковаться анонимно, Никто же «не знает», что у него дома типография. И книготорговец, которому Радищев принес свои труды на продажу, тоже «не знает», кто же это ему книжки принес.
Вот прямо так и представляю их диалог:
Радищев такой говорит:
- Вы, голубчик, только, когда вас спрашивать станут, кто эти книги принес на продажу, не рассказывайте, ладно?!
А купец, конечно, отвечает:
- Да вообще нет проблем, никому не скажу. А сами в жизни не догадаются. У нас же Петербург город громадный и чуть не все читают, ко мне за весь год, наверное, человек сто точно заходит. Никогда вас не найдут, даже не сомневайтесь.
Само собой, на самом деле поймали его сразу. В общем и целом, по тем временам и нравам - можно сказать, «слегка» пожурили – даже руки, ноги и прочие части тела на месте остались. Да отправили с глаз долой куда подальше. Но потом к нему сестра жены подтянулась и детей привезла. Жены декабристов они ведь по наторенной дорожке в Сибирь поехали. И до них находились такие же самоотверженные барыни. В общем, конечно, не жировал, но цел остался и даже назад вернулся. Еще и в законодательных комиссиях позаседать успел.
Вот только народ, что называется, не оценил красоты поступка. Жертва оказалась напрасной. Я же говорю - артхаусник бы из него хороший получился. Книга хоть и была запрещена, но кто очень хотел - прочитали. Правда, прочитав, начинали ругать, Кто от чистого сердца, кто на всякий случай. Ведь это у нас как всегда: если кто-то решает «открыть глаза публике», то публика мигом объяснит, что «это отдельные недостатки, все преувеличено. И вообще мы все шагаем в ногу, а ты что - рыжий?!»
Тот же Пушкин прошелся по «Путешествию» такими словами:
«…посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге. Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и прочее преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны…»
Правда, тут надо учесть, что Александру Сергеевичу очень хотелось напечатать в своем «Современнике» для поднятия тиража хотя бы написанную им статью о Радищеве, а еще лучше само «Путешествие». Тем более. что у Пушкина имелся свой личный экземпляр, да еще и «из тайной канцелярии» (которая при Екатерине II вообще-то была «Тайной экспедицией»). Поэтому он, видимо, надеялся, что после резкой рецензии ему разрешат публикацию. Но не разрешили. Ни Пушкину, ни Сытину через много лет. Сытин, который тысячными тиражами сочинения классиков и современников издавал, смог выпустить «Путешествие» тиражом в 100 экземпляров. А Герцен ни у кого разрешения не спрашивал, просто, сидя в Лондоне, взял и издал, но навалял ошибок.
Но с другой стороны, если Пушкин на полном серьезе писал, что это «посредственное произведение», которому суждено забвение, то он здорово просчитался примерно как это с ним регулярно случалось в картах. Радищева не забыли, а наоборот очень хорошо запомнили. Хоть он и артхаус XVIII века. Как «Левиафан» с Териберкой.
----------
Не ленитесь, ставьте лайки :) Они очень помогают развитию канала. Не говоря уж о подписке :) Тем более, что увидеть в ленте мои статьи, а соответственно, и читать их вы гарантированно сможете, только подписавшись на канал.
