Ваня вышел из душа и подошел к большому зеркалу, висевшему в прихожей. Вытирая последние капли воды, он разглядывал свое отражение, поворачиваясь к зеркалу то одним боком, то другим, а то подымая руки вверх, напрягая бицепсы. Потом он повернулся вполоборота, одной рукой взяв себя за подбородок, а другую заложил за спину: «Неплохо, совсем неплохо. Второму курсу достанется одна из самых лучших моделей на обнаженку».
Оглянувшись назад посмотреть не видит ли мама, хлопотавшая на кухне, Ваня оттянул резинку трусов, посмотрел и довольно хмыкнул: «Не легко, конечно, мне дается этот шаг, но я художник и ради искусства нужно иметь смелость презреть мораль и почувствовать красоту человеческого тела».
- Ваня, идем завтракать, сынок, - позвала из кухни мама.
- Ма, я же просил тебя не называть меня Ваней. Ну вот представь себе, как это будет звучать – великий художник Ваня Шапкин? Вообще не звучит. А Иван Шапкин – звучит!
- Ну, до великого художника тебе еще учиться и учиться.
- Не думаю, что очень уж долго. Я на курсе самый лучший.
- Это тебе преподаватели так говорят?
- Нет, но это и ни к чему. Разве только мнение преподавателей определяет масштаб творца? Масштаб может быть так велик, что преподаватели и не замечают его в силу своей близорукости. Я объективно вижу, что мои работы лучше других. Некоторым своим однокурсникам я даже правлю работы, а иначе бы им не поставили пятерки.
- И что же они тебе разрешают править свои работы?
- Бывает, что разрешают. Бывает, когда остаюсь на дежурство, я втайне подправляю их корявые закорючки. Ма, дежурство – это вообще советский пережиток. Это какая-то эксплуатация. В конце концов я художник, а не какой-то инженер.
- Иван, получишь ты от своих однокурсников, если узнают, что ты в их работы влезаешь.
- Не получу, еще и спасибо мне скажут – помогаю им расти. Кстати, меня пригласили моделью на обнаженку. Я сначала отказывался, но после уговоров все же дал согласие. Мои портреты будут, возможно, висеть на выставке.
- Ты уверен, что на обнаженку, может на портрет? Не рано ли сразу на обнаженку?
- Ма, я уже взрослый человек! Ты мне рубашку погладила?
- Сынок, может не стоит ходить на пары по живописи в костюме и рубашке? Надень майку и свитер.
- Это всякие убогие пусть ходят в бесформенных худи и штанах с мотней у колен. Я интеллигент в каком там колене? В четвертом? Вот и нужно нести это гордо.
- Ой, иди уже, интеллигент в четвертом колене, - засмеялась мама, - а то опоздаешь.
На модель Ваню пригласили только на вторую пару, поэтому на первую он пошел со своей группой на живопись. Вскоре после звонка все студенты расселись на постановку. На отделении живописи в группе всегда не больше восьми студентов – весьма небольшой и часто дружный коллектив. Ваня чувствовал себя, однако, в этом коллективе чужим. Однокурсники казались ему весьма неглубокими, приземленными личностями и он часто заводил философские беседы с ними во время работы на холсте, когда из кабинета выходил преподаватель. Ему казалось, что таким образом он сможет подвигнуть их к внутреннему росту.
- Вы никогда не задумывались, кто вы и зачем? – спросил Ваня.
Ребята стали переглядываться и улыбаться, но промолчали.
- Ну вот что вы делаете здесь? Зачем водите кистью по бумаге? Ради чего все это?
- Ваня, ты Достоевского что ли все же прочитал? – спросила Лена.
- При чем тут Достоевский? Это мои личные рассуждения. Неужели вы никогда не ставите перед собой подобных вопросов? – выразил удивление Ваня.
- Слушай Вань, ты если что по делу, так говори, а если у тебя в планах опять нам мозги канифолить, то лучше не надо. Ни одной путевой книжки в жизни не прочитал, только и умеешь, что томно ахать и охать, - отозвалась Полина.
- Ты жесткая, Полина. Ты же девушка, а не булыжник. При чем тут чтение книг? Мне не нужна чужая книжная мудрость, я сам хочу до всего дойти, но вам этого ни за что не понять, - однако Полина его уже не слушала, она всунула в уши наушники и мерно, в такт какой-то мелодии, покачивала головой.
Второй парой тоже должна быть живопись, но Ваня собрал свои вещи и, никому ничего не говоря ушел из кабинета. Он вошел в аудиторию карандашного рисунка для второго курса, где семь девушек уже сидели за своими мольбертами и ждали модель. Преподавателя Ларисы Ивановны пока еще не было.
Иван прошел на середину аудитории, встал, медленным взглядом обвел юных художниц и удовлетворенно заметил, что бровки у некоторых поползли вверх от удивления.
- Через пару минут я буду готов. Прошу меня простить, но мне нужно еще раз подумать и собраться с мыслями.
Иван зашел за небольшую ширму и сел там на стульчик. «Я должен преодолеть свое стеснение ради искусства! В конце концов позвали именно меня, а не Олега или Диму. Если одна из этих девушек окажется хотя бы посредственностью, то мой портрет, возможно попадет на областную выставку». Иван стал медленно раздеваться, аккуратно складывая всю одежду на стульчик. Когда на нем не осталось ничего, он глубоко и торжественно вздохнул и, гордо задрав подбородок, вышел из – за ширмы.
В аудитории все замерли, включаю только что вошедшую Ларису Ивановну. Иван, в полной тишине, под удивленными взглядами зрителей, поставил одну руку на талию, отставил ногу в сторону, словно в каком-то танце и сказал:
- Я готов!
- Ваня, - тихо и нерешительно проговорила Лариса Ивановна, - дело в том, что у нас портрет. Портрет головы. Не обнаженка.
Мгновенье Ваня еще стоял, а потом бросился за ширму, наспех оделся и выбежал из кабинета. Он шел домой пешком и ему казалось, что все вокруг уже знают о его конфузе. «Что за дурацкая профессия художник! Один только срам! Завтра же заберу документы. Нет, маму пошлю за документами. Я лучше буду писателем, хоть Достоевского наконец-то прочитаю».
Автор: Кубик
Источник: https://litclubbs.ru/articles/45080-konfuz.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
