В небольшую книгу Анастасии Ивановны Цветаевой вошли три повести: «Московский звонарь», «Старость и молодость» и собственно «Моя Сибирь».
О «Московском звонаре» сказать особо нечего – это повесть-воспоминание о человеке удивительного дарования, обладающего уникальным слухом – Константине Сараджеве. Прочитать сведения о нём можно в интернете, а литературное мастерство Анастасии Цветаевой сомнению не подлежит.
А вот о двух других повестях можно и поговорить.
В повести «Моя Сибирь» Анастасия Ивановна рассказывает о своих пяти годах ссылки в Новосибирскую область – 1949-1954. Пишет о том, как, приехав, пришлось сначала снимать «комнатку» в сенях у местных жителей, как чуть позже купила «конюшенку» и перестраивала её в домик, пригодный для жилья, как разводила на болоте огород, как вообще жила, выживала немолодая и не очень здоровая уже женщина в условиях сибирского села.
Всё повествование насквозь пронизывают, кроме общего хода событий, четыре мысли, четыре темы, на которые А.И. Цветаева обращает наибольшее внимание.
Тема первая (как это не покажется странным в книге про ссылку) – отношение людей к животным. Эта тема занимает в повествовании очень большое место. Анастасия Ивановна очень любила животных – всех, разных, но любила так, как любим мы, горожане – видя в животных друзей, а не так, как смотрят на них сельские жители (не все, не буду обобщать) – с точки зрения пользы. Поэтому в её голове не укладывалось, как можно быть такими жестокими по отношению к тем, кого вырастил, кормил с руки, дал имя, а потом убил – даже не для того, чтобы съесть, как, например, птицу, свиней, а для того, чтобы сделать из шкуры собаки тёплые варежки (у меня вообще в голове не укладывается такое) или потому, что кот попался в капкан, который поставили, чтобы выяснить, кто же таскает кроликов. Кроликов же, скорее всего, крала лиса, а попался кот, и хозяин кролей просто убил домашнего питомца, охотника за мышами, камнем по голове. Эти строки читать в книге трудно. Каюсь, я даже заподозрила Анастасию Ивановну в выдумке. Ну не может такого быть, с моей городской точки зрения. Но, скорее всего, к сожалению, это правда, и такое случается в деревнях, причём, не редко.
Тема вторая – друзья и родственники, помогшие Цветаевой выжить в Сибири. Когда Анастасия Ивановна приехала в Сибирь, у неё не было никаких источников дохода. Работать она не могла – возраст, здоровье, отсутствие каких бы то ни было навыков. Пенсии у неё тоже ещё не было. Пособие в размере 100 рублей (это ещё до 1960 года) ей назначили позже. И тут её выручали друзья и родственники, славшие ей регулярно деньги и посылки. Из родственников она упоминает сестру Лёру, Елизавету Эфрон – сестру Сергея Эфрона (родство весьма отдалённое, если не сказать больше), сына Андрея. С сыном вообще интересная история – он ведь в то время тоже сидел в лагере, и оттуда слал матери и жене посылки и деньги. Удивительно – не они ему, а он им – из лагеря!
Упоминает Анастасия Ивановна и своих друзей и подруг, которые тоже слали ей деньги – отрывая от своих пенсий и своих семей. Так, старинная подруга Цветкова прислала ей 3 тысячи рублей, на которые А.И. купила… дом! Хорошо иметь таких друзей, однако! При всём при том, что не так уж и бедствовала Цветаева, не в обиду ей будет сказано. Она сама упоминает о том, что с огорода к зиме заготовила несколько мешков моркови, немало капусты и картошки, а уж рассказ о том, что в последнем её сибирском доме в саду было 32 куста ягод, меня вообще поразил! И нет нигде упоминания о том, что она хоть кому-то отправила посылочкой баночку варенья.
Тема третья – покаяние. Вспоминает Цветаева какие-то свои неблаговидные или необдуманные поступки и восклицает: как же я так могла! У каждого из нас в жизни такие поступки случались, за которые потом стыдно, но всё же как-то неприятно читать это выворачивание собственной души наизнанку. Особенно неприятен поступок, когда однажды зимой, в метель, к ней в дом постучались две соседские девочки, что-то хотели, может, просто погреться, а может, навестить одинокую старушку, а она их не пустила, мол, идите, детки, я болею, мне трудно открыть дверь. И тут же вспоминает, как эти же девочки прибегали к ней в такой же холод, и с ними она передавала соседям записки с просьбой о помощи. Но тогда ей было надо, а теперь… «Как я могла? Какой мне позор!» А «завтра рано постучится соседка, обещала утром молока». Ей откроет.
Тема четвёртая – взаимоотношения с внучкой. Когда сына Цветаевой арестовали и отправили в лагерь, его жена приехала с детьми к свекрови, вместе жить и помогать друг другу. Анастасия Ивановна активно включилась в воспитание и образование внучки, которая к тому времени ещё не достигла даже школьного возраста. Рассказывала ей о себе, о детстве своём и сестры, наверняка читала множество стихов Марины Цветаевой, учила английскому языку, в общем, всячески развивала и опекала. Не очень приветствовала общение внучки с деревенскими ребятами и обижалась, когда девочка предпочитала общество ровесников обществу бабули. Ревновала, что ребёнок больше тянется к простой старушке, которая не учила ничему, не ругала за лень и ложь, а просто любила детей. Наверное, приходило в голову, что своей любовью она душит, что своим желанием уберечь от ошибок не даёт жить? Но иначе не могла.
Практически вся третья повесть - «Старость и молодость» - посвящена внучке Рите: как бабушка поехала с ней поступать в Кокчетавский пединститут (с кем же Рита будет изучать немецкий язык, как?), как жила с ней на квартире, опекала её, не давая ступить шагу в сторону, как переживала и страдала, когда внучка устроилась жить в общежитие (как же она будет жить одна, без бабушки? А как же другие живут? А уж как внучка-то радовалась, небось, вырвавшись из удушающих объятий!), как провожала её регулярно до самых дверей общежития, как приходила в общежитие с едой в банках.
Анастасия Ивановна описывает, в частности, как они с внучкой питались Бабушка старалась лучшие куски отдать внучке, во всём себе отказывая. Сварила супчик – это Рите. А себе сварила какие-то остатки лука с капелькой растительного масла, огуречные очистки, да подгоревшую вермишельку со дна кастрюли добавила – вот и супчик. Помыла капустку, водичку эту вскипятила – вот и чаёк. Не знаю, почему, но не особо верю. Откуда такая бедность? Пенсия была (в Москве на книжку копилась), на содержание дочки отец денег высылал, подруги регулярно и привычно слали денежные переводы. К чему так прибедняться? Чтобы потом сказать внучке: вот, мол, я во всём себе отказывала, всё тебе, всё тебе! Но неужели старая мудрая женщина не понимала, что это может вызвать лишь ненависть? Понимала.
«…я… всё больше для неё делая… встречаю – нередко – холод, оттолкновение… Только одно понять не могу:… как может она не дрожать за меня, её воспитавшую, связанную с ней столько лет? И она не переживает разлуку…»
На самом деле, как же всё просто! Прямая связь прочнее, чем обратная, намного. Даже между родителями и детьми. А уж между бабушками и внуками… что говорить! Конечно, девочке хотелось самостоятельности, хотелось студенческой жизни в общежитии, хотелось жить – как все. Поэтому и хотела, чтобы бабушка уехала к себе в Москву, а вовсе не потому, что не любила её.
Эта повесть – «Старость и молодость» - понравилась мне меньше всего. Это даже не повесть, а, скорее, страницы из дневника – обо всём: о своём детстве, о сестре, о сыне, о Коктебеле и Тарусе, просто какие-то мысли – порой даже и не к месту.
Этот материал был ранее размещён мною здесь: https://my.mail.ru/community/manuscripts/10B1B17CE2D02E4C.html
