Четвертая часть рассказа здесь.
Череда унылых, однообразных дней складывалась в дни, недели, месяцы. И с каждым ушедшим годом, Владимир всё меньше и меньше вспоминал своё прошлое. Зачем его вспоминать человеку, у которого нет будущего?
Бывший капитан Советской Армии, превращался в бездушную машину для подготовки убийц, постепенно становясь винтиком этой машины. Месяц назад, ни мало не задумываясь, и без колебаний, он сломал шею, бывшему прапорщику, волею судьбы оказавшемуся в лагере, когда тот бросился на него с ножом. - Вот и всё ваше пролетарское братство, - ухмыльнувшись, сказал присутствующий при этом мистер Стэнсон.
- Идите вы к черту, Стэнсон! - зло посмотрев на него, ответил капитан. - Я с превеликим удовольствием свернул бы шею и вам, будь на то моя воля!
- Зачем же вы так, герр Кунцлов? Лично, я, что вам плохого сделал?
Восстание в военной тюрьме лагеря Бадабер, потрясло инструктора Кунцлова. Дюжина несломленных, советских военнопленных, таких же солдат и офицеров, как он сам, захватила склад с вооружением, и сутки противостояла сотням моджахедов, и частям Пакистанской армии. Его попытались отправить к восставшим на переговоры.
- Владимир, - вкрадчиво «подкатил» к нему Стэнсон. - Не попробовать ли тебе уговорить своих соплеменников сдаться? Поверь, это не моя идея. Скажу по секрету, это просьба самого президента Зия-уль-Хака.
- Стэнсон! Вы, вместе с вашим уль-Хаком, когда вмешивались в чужую войну, хорошо изучили противника? Вы, вообще, знаете историю? Зарубите на своем заокеанском носу раз и навсегда - эти люди сдаваться не будут! Или вы судите по мне? Да! Я дал слабину, и очень об этом сожалею. Я должен был быть с ними, или болтаться на чинаре. Именно, по этой причине- никуда не пойду. Как я буду смотреть им в глаза! У меня за моей пропащей душой еще осталась маленькая толика совести. А скорее всего, я получу пулю в лоб, и буду выброшен вам на потеху. Не мучайте людей! Убейте их быстрее. Пытать героев подло и кощунственно!
Стэнсон хмыкнул: - Странные вы люди, русские.
Ближе к вечеру, чудовищной силы взрыв потряс окрестности. Всё было кончено. По личному приказу президента Пакистана - склад с оружием и боеприпасами был расстрелян артиллерией. И снова потекли серые будни.
- Ну, что, господин Кунцлов, с завтрашнего дня вы свободны, как птица в полете. У вас в Германии на счёте кругленькая сумма. Русские выводят свои войска. Лагерь ликвидируется, мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Кстати, не желаете уехать на родину? У вас теперь замечательный, трезвомыслящий президент! Нет? Благодарю за плодотворное сотрудничество. Честно скажу, приятно было с вами работать. Чем-то вы мне импонируете. В вас есть внутренний стержень.
- Ничего во мне, кроме пустоты нет, мистер Стэнсон. Мой стержень сломался в тот момент, когда я попал в плен.
- Значит, всё-таки в Германию?
- А куда ещё может ехать её гражданин Вольф Кунцлов?
- Ну, что же, желаю вам удачи в новой жизни, Владимир Егорович.
«Частное детективное агентство Кунцлов и К». Такая табличка была привинчена к дверям его скромного офиса. Штат агентства состоял из двух человек. Самого герра Вольфа Кунцлова, и его помощницы, Ирмы Шпеер, бывшей сотрудницы Федерального ведомства уголовной полиции. Любовь это была, или нет, таким вопросом Володя не задавался. Была большая привязанность к единственному на земле человеку, понявшему и принявшему его, таким, каков он есть. Вскоре Ирма стала его женой.
- Мутный ты какой-то, капитан Чикин! Вот чувствую в тебе гнильцу, знаю, твоих рук дело – увольнение Петра Михайловича, ты подставил своего друга, Володю Куницына, а предъявить тебе ничего не могу. Ты вот в отпуск ездил, заходил к Куницыным домой. Какими глазами ты смотрел в глаза его родным?
- Товарищ…
Василий Терентьевич грохнул кулаком по столу. - Молчать, щенок! Совсем совесть потерял! В общем так! Пиши рапорт, и переводись в другую часть. Видеть тебя больше не хочу! Так и знай, здесь служить я тебе не дам!
Спустя неделю, штабной УАЗик попал под обстрел. Уцелели все, кроме капитана Чикина. Он был убит наповал.
Его хоронили, как героя. Скорбная церемония проходила по всем традициям. С почестями, под троекратный ружейный салют. Звучали слова о человеке, которого Лида не знала. Она стояла невдалеке, пришла проводить в последний путь своё неудавшееся прошлое. Тогда, в далекой молодости, ещё не угасли надежды, она на что-то надеялась, ждала. И вот он пришел. Пришел во второй раз, не раскаявшийся, так и оставшийся чужим, теперь уже навсегда, но не к ней. Любила ли она его? Да. Со всей юношеской пылкостью и страстью. А в тот незабываемый вечер, после их разговора, любовь сгорела как бенгальский огонь, уступив место затаенной боли. Она избавилась от его ребенка. Долго ещё, как хлесткая пощёчина, в голове звучали его слова: - А кто тебе сказал, что это мой ребенок? Ты, красава, оказалась доступной. Кому нужна такая жена? И Господь её наказал. Счастья материнства она лишилась навсегда. Она взглянула на некогда любимого ею человека, и мысленно спросила: - Ну, что, Толик? Надеюсь, твоя душа меня сейчас видит? Ты думаешь, я ненавижу тебя? Не надейся! В отличие от тебя, я не способна на такие чувства. И не судья я тебе. Пусть тебя судит Господь. Прощай, Чика! Она повернулась, и не оглядываясь, пошла прочь, не проронив ни слезинки.
«Да, что ж за маята-то такая на душе??» - Ни на чем не могла сосредоточиться Лида, постоянно поглядывая в окно.
- Лидуся, да что же ты мечешься перед глазами, сама не своя?? Поди, задел тебя таки мужчина этот, что в автомобиле сидит? Вот и меня задел. Вова это наш, пропащий. Сердце подсказывает. Пошла бы, поглядела? А? – заискивающе спросила старушка.
- Мама! Да прекрати, наконец, сердце терзать! Сказал же Чикин, царствие ему небесное, в плен он сдался! - в сердцах прикрикнула на мать, Лидия. Снова вспомнился тот день, когда Чикин, скорбным, сочувствующим голосом вещал неприятную весть о трусости сдавшегося в плен Володи. Не верила душа, не верило сердце. Что случилось в том Афгане, правды не сыскать. -Успокойся. уже, мама! Даже если и жив наш Вовка , то не приедет он. Совесть не позволит, да и неизвестно, что здесь его ждет. Иди, мам, отдохни, пока жара спадет, я сама тут управлюсь. «Эх, Вовка, Вовка! А душа-то по тебе частенько стонет! По Чикину, молодость своё отплакала, а вот ты - мой крест до гроба.
Сильный стук в окно прозвучал как набат. Недомытая тарелка выпала из рук, разлетевшись на черепки. Как она оказалась на улице, Лида не помнила. У калитки стояла испуганная иностранка. Из её глаз катились крупные слезы. Трясущимися губами, то немецком, то на русском, она спросила: - Ихь наме Лида? Там! Там! Вольодя пльохо! Оттолкнув немку, Лидия метнулась к лавочке. Сердце мамино обманывать не умеет. Это был он! ОН!! Её любимый братик Володька! Он сидел бледный, закрыв глаза и неглубоко, прерывисто дышал. Лида обхватила его голову руками, и заливаясь слезами. Повторяла: - Володя!! Володечка!! Родненький! Открой глаза! Это я! Твоя сестрёнка! Он с трудом разлепил веки, улыбнулся краешками губ, и еле слышно прошептал: – Вот и свиделись, сестренка. Даже в самое страшное время я знал, что это случится. Мама как? Как ты? Где Чика? Как же я рад! Его голова медленно клонилась к её плечу.
- Вовочка, милый, не волнуйся ты так! Нельзя тебе сейчас! Всё хорошо! Все замечательно! Мы чувствовали, что ты жив!
-Мама. Ма-ма!! - хотел закричать Володя, но сил не хватило. Он видел перед собой бездонное, лазурное небо. Скворца на клумбе перед домом, скрипящего, и деловито роющегося в жирных земляных комьях. Как он любил этих добродушных, сварливых птиц, чем-то напоминающих ему хлопотливого деда, который сейчас появится из приоткрытой калитки, и скажет ему: «Вов,а! Хватит ба,луши бить! Гряд,у ,опай, су,ин ,от!
Затем веки его снова закрылись. Лида лихорадочно хлопала себя по карманам и закричала: – Да где же запропастился этот чертов телефон?!
Двум несчастным женщинам казалось, что «скорая» ехала вечность.
- Он что, иностранец? – спросил врач.
- Я, я, я! – Зачастила Ирма, потом мелко затрясла головой. – Найн! Найн! Эр ист айн Руссе!
- Да Русский он!! Человек! Какая вам разница?? – почти закричала Лида. - Ему нужно в больницу!!
- Обширный инфаркт,– констатировал врач. – Грузите больного! Быстро!
Он умер в машине «скорой помощи» не доехав до больницы каких-то пару километров.
Каждый год, за кованой оградкой семейного захоронения, сидят две женщины, и маленькая, сухонькая старушка. Нижняя челюсть её мелко дрожит, а из старческих, подслеповатых глаз сплошным потоком бегут горькие слезы. Она что-то тихо шепчет. Мысленно она далеко. Там, где ещё жив муж, где Вовка с Толиком прибивают к старой акации скворечник. Где в небольшом домике живет счастье, а по праздникам за столом собирается вся дружная родня, и под старый баян звучат задушевные казачьи песни. И нет смертей, и войн. Женщины иногда перебрасываются фразами, а потом долго молчат. С фотографий на скромных гранитных крестах, на них смотрят глаза простых русских людей. Три поколения Донских казаков. Одна думает о незабвенном братике Володьке, другая – о хорошем, заботливом и добром муже, Вольфе Кунцлове.
Уважаемые друзья и гости канала!
Спасибо Вам за внимание и поддержку канала.
Канал "Стэфановна" предлагает Вашему вниманию не большой обзор следующих рассказов:
Рассказ "Непрощенный" о дочери, которая не гордилась отцом, прошедшему войну, а стыдилась, и только с возрастом поняла, что отец её был герой.
Зависть — удел несчастливых? Зависть присуща человеку, и объектом ее может стать любой, даже самый близкий человек, как в рассказе, который я предлагаю Вам, Уважаемый читатель к прочтению).
"Группа задержания подъехала к дому Потапыча, когда за спиной Платошина закрылась дверь на КПП войсковый части".
За что Николая Платошина должны задержать, Вы узнаете из остросюжетного рассказа "Приговор".
