Основатель Боевой организации эсеров Григорий Гершуни (слева) и его племянник советский диссидент Владимир Гершуни
2 марта — день рождения одного из основателей партии эсеров и её Боевой организации, Григория Андреевича Гершуни (1870—1908). И, по совпадению, в этом же месяце 18 числа — день рождения его племянника (или, как говорят некоторые, внучатого племянника, сам он уточнять это не любил), известного советского диссидента Владимира Львовича Гершуни (1930—1994). Со вторым автор этих строк даже был лично знаком...
Григория Андреевича называли «самым опасным террористом Российской империи». Министр внутренних дел России Вячеслав Плеве как-то поставил его фотографическую карточку на свой письменный стол и пообещал держать там, пока его не арестуют. В 12-серийном промонархическом фильме «Империя под ударом» (2000-2001), прославляющем титаническую борьбу рыцарей-жандармов Охранного отделения против злых революционеров, роль Григория Гершуни, по-моему, блистательно сыграл Константин Хабенский. Лучше него с актёрской точки зрения в этом фильме смотрится, на мой взгляд, только Евно Азеф... :) И примерно наравне — максималисты, авторы взрыва на Аптекарском острове.
Главное, передана зажигательная энергия, которая исходила от них: ведь это были прямо-таки не люди, а ходячие сгустки энергии, живые бомбы. Когда я смотрел фильм, мне было жаль, что Владимир Львович его не увидел — он бы, конечно, изрядно поругался на авторов верноподданического сценария, но и от яркого образа своего родственника тоже, думаю, получил бы удовольствие.
Оба Гершуни были ещё и поэтами. О поэтическом творчестве лидера Боевой организации я узнал от его племянника в начале 90-х. Он тогда принёс в редакцию газеты «Амфитеатр», которую я редактировал, старинное издание баллады своего дяди «Разрушенный мол», и предлагал её переиздать. Баллада была с довольно прозрачной аллегорией: сперва отдельные слабые волны разбиваются молом, но потом дружно накидываются на него и сами разбивают его в щепки. Гершуни-младший тоже был поэт, и тоже считал себя революционером. Впервые его посадили ещё в 1948 году за распространение антиправительственных листовок. Диссидент Григорий Померанц вспоминал: «В 1949 году на Малой Лубянке я сидел в одной камере с повторниками, бывшими революционерами: они выжили в лагерях и вернулись к своим семьям. Моими соседями стали эсеры, три анархиста, один дашнак и один сионист. Прошлое революции смыкалось с её настоящим. Рядом с живыми эсерами сидел Володя Гершуни, внучатый племянник Григория Гершуни, создававшего эсеровскую партию. Будущий диссидент начал с тайной организации молодёжи. Ребята сочинили листовку, из которой Володя сообщил мне одну фразу: "Советское правительство скомпрометировало себя в глазах всех простых людей"». А последний раз Владимир Гершуни вышел на свободу уже при Горбачёве, в 1987 году.
Григорий Гершуни в заключении
Поэтом Гершуни-младший был своеобразным, сочинял в основном палиндромы (по-гречески «бегущий назад»), или «перевертни», как он их называл. Которые читаются одинаково слева направо и справа налево. Почему он избрал для себя такой, прямо скажем, непростой жанр? Он объяснял это так: «Составление перевертней — лучший способ спастись от сумасшествия. Эти упражнения, интеллектуальные, почти как шахматы, и азартные, почти как карты, до отказа заполняют досуг, стерилизуют сознание от всего, что могло бы ему повредить, перестраивают структуру мышления таким образом, чтобы оно было постоянно и прочно избавлено от изнуряющей его губительной зацикленности на ближнесущных проблемах». «В этой атмосфере Босх и Дали убедительнее Репина, Бодлер читается так же легко, как Михалков…» В общем, такая зарядка для ума в условиях вынужденной изоляции.
Вот примеры его палиндромов:
«— Нагло бог оболган!
— Нам бог — обман!
— Тише, поп опешит!»
«Наган,
цени в себе свинец!»
«Меня истина манит сияньем».
«Я аж орала, рожая!»
«О, танк НАТО!»
«Мы доломались. Сила — молодым.
Они — вино,
мы — дым».
«Гол, а налог
тащат!»
«Городничим ум и чин дорог,
и к жене денежки».
В.Л. Гершуни: «Сочинитель перевертней независимо от собственного желания не ведёт за собой слово, а сам идёт за словом, как за сказочным клубком… Работая в этом жанре, автор почти никогда не знает, куда катится клубок. Зацепившись за какое-либо слово, он и за минуту не предвидит, каким оно рассыплется спектром, — здесь играет некая радуга-калейдоскоп, в ней то и дело перемешиваются все цвета…»
У одного из рецензентов я прочёл: «Владимир Гершуни создал невероятную палиндромную поэму «Тать»… В ней жгут усадьбы, грабят, топчут, свищут, мстят, огнемечут… По своему строю и речевой лексике она вроде бы перекликается с хлебниковским «Разиным», но по содержанию более сложна и образна». Вот кое-какие цитаты из поэмы:
«Бар грабь!
Уничтожь отчину!
Не жалеть тела жен!»
«Ропот, ищи топор!
Топор, ищи ропот!»
«Нам атаман,
как
иерей,
мир указал. А закурим —
мир озарим и разорим!
Мишуру рушим!»
Впрочем, есть у него и более традиционные стихотворения. Например:
Рождение зебрёнка
Весь век в позорной оболочке,
с рожденья в арестантском званьи!
Иной рождается в сорочке,
а он — в тюремном одеяньи.
Кролик и Удав
Весь зоопарк смешил до колик
борец за правду ― смелый Кролик,
сказавший прямо, что неправ
его глотающий Удав.
В последнем язвительном стихотворении, как в капле воды — весь стиль Владимира Львовича. И оно показывает, что ему было тесновато в диссидентском движении, как было бы, конечно, тесно и его прославленному предку.
Вообще, в присутствии Гершуни-младшего века российской истории как бы растворялись: он говорил так, как будто все вольнодумцы царских времён были нашими современниками. Один раз он вытащил при мне из кармана какой-то портрет, копию гравюры восемнадцатого века:
― Знаете, кто это?
― Нет.
― Это Новиков, один из первых авторов самиздата в России. При Екатерине II... Вот он начинал наш самиздат...
И тут же затеял спор с другим диссидентом и бывшим советским политзэком, оказавшимся рядом, откуда вообще надо вести историю самиздата? По версии Владимира Львовича:
― Первым самиздатчиком был змий, предложивший Еве яблоко.
― Ну, всё-таки самиздат предполагает письменный текст, ― вежливо возразил его собеседник. ― И змиево яблоко под это понятие не подходит...
Но Владимир Львович в ответ промолчал и, кажется, остался при своём мнении.
Ещё запомнил эпизод с ним на одной конференции 1992 года, где участвовали разнообразные оппозиционные организации. Выступавший анархист Дмитрий Костенко рассказал, что в Германии анархисты и сквоттеры создают отряды антифашистов, которые организуются, дают отпор нацистам и избивают их. Гершуни с некоторым удивлением бросил реплику: «Ну, кажется, вы сами знаете, что надо делать».
Владимир Гершуни
К эсерам Владимир Львович относился восторженно, с глубоким уважением и восхищением. И вот в разговоре с ним я произнёс стандартную тогда для интеллигенции фразу, что при устроенном максималистами взрыве дачи Столыпина на Аптекарском острове в 1906 году погибло много посторонних, и даже эсеры этот взрыв тогда осудили.
Владимир Львович в ответ возразил мне с юношеской запальчивостью и блестящими глазами:
― Но как красиво они [максималисты] это сделали! Достали портфели со взрывчаткой, с революционными возгласами бросили их на землю...
Так что было среди диссидентов-интеллигентов и такое отношение к этому событию... Ну, а Гершуни-старший, думается, осудил бы его (а скорее всего, и осуждал). По крайней мере, он высоко оценивал поступок Ивана Каляева, когда тот не стал бросать бомбу в карету великого князя Сергея, потому что в карете ехали великокняжеские племянники... Виктор Чернов: «Гершуни от революции требовал того же, чего гуманные люди требуют от полководцев. Избегать ненужных жертв, щадить побеждённых, уважать интересы и жизнь нейтральных. Он с энтузиазмом отнёсся к поступку И. Каляева, который, выйдя с бомбой против вел. князя Сергея, отступил, увидев рядом с вел. князем его жену и детей».
Реклама фильма "Империя под ударом". Артист Хабенский в роли Григория Гершуни ― слева
Странно, странно, парадоксально, если подумать, что два этих человека, дядя и племянник, такие во многом похожие друг на друга, родственные мыслями, да и темпераментом, оказались участниками двух совершенно противоположно направленных социальных течений. Одно ― революционное, которое прямым ходом катилось к революции 1917 года, крушению власти церкви и денежного мешка. К тому самому разрушенному молу. И второе, диссидентское, которое тоже прямым ходом вело к отрицанию этой революции, восстановлению власти денежного мешка и церкви... К реставрации этого мола...
